— Разрешите начать с германского посла?

— Да! Эту миссию я поручаю лично тебе.

Закрыв за собой дверь, генерал почувствовал, как по позвоночнику скользнула капля холодного пота. Да, он поданный империи, но родился в Сербии. И душой он там. А сейчас открывается возможность вернуть Родине свободу. Возможно, она плохо распорядится ей. Уровень жизни упадет, связи с Рейхом нарушатся, и нет гарантии, что помощь Варягии компенсирует их потерю. Но это — шанс! Шанс на новую нормальную жизнь с гордо поднятой головой. Не под немцами, а также не под австрийцами и не под турками, как это было в прошлом и позапрошлом столетии.

В Родину нужно просто верить.

Приободрившись, Младенович связался с германским посольством и пригласил посла на неофициальную срочную встречу в МИДе Варягии, где показал подлинные документы БиоМеда, а также копии собственноручно написанных признаний сотрудников лаборатории и отправленных их убить военных. Последние привезли в Москву профессор Дворжецкий и его ассистент Осмоловский, пробравшиеся в империю через Болгарию.

— Герр посол! — начал Младенович. — Мы ценим взаимопонимание, с трудом возникшее с Германией после вашего ухода из Славии. Поэтому воздержались от публикации этих материалов, дабы не навредить репутации Рейха на международной арене. С огромным сожалением вынужден признать, что вы не проявили подобной осмотрительности. Группа Несвицкого — исключительно волонтеры, представляющие только самих себя, но не наше правительство. Сам князь не состоит на действительной военной службе империи и никогда не состоял. Он волхв-медик Центральной больницы Нововарягии, что легко проверить, и в Сербию отправился по велению души. То, что пишет ваша пресса о Несвицком, не соответствует действительности. Мы гордимся ролью наших волонтеров в купировании эпидемии и озабочены их возвращением домой — в целости и сохранности.

Немец внимательно слушал, поправляя очки, чтоб чем-то занять руки, и не перебивал уточняющими вопросами.

— У вас нет и не может быть никаких доказательств о возможной передаче биологического оружия от БиоМед Варягии, — продолжал Младенович. — Мы же, как видите, имеем четко подтвержденное намерение руководства фирмы продать его Бундесверу. На чем оно основывалось? Любой журналист выдаст предположение: на уверенности, что Бундесвер согласится.

— Это лишь досужий вымысел, — огрызнулся, наконец, посол.

— Зато Московские соглашения прямо запрещают разработку биологического оружия, не оговаривая — ведется ли она на основании казенного подряда или в порядке частной инициативы. БиоМед Гмбх — германское предприятие. Опыты ставило на территории вашего протектората, соглашение территориально на него распространяется. Потворствовали ли вы работе БиоМеда или всего лишь крепко зажмурили глаза, сути дела не меняет. Рейх нарушил подписанные международные обязательства, он — недоговороспособная держава, — Младенович жестом пресек попытку посла возразить и вбил последний гвоздь: — Следовательно, другие подписанты вправе начать разработку биологического оружия против Германии. Кстати, наши волонтеры сумели переправить в Варягию образцы геномодифицированных инсектов, способных переносить инфекции. Их достаточно, чтобы вывести популяцию в сотни тысяч особей. Ваша авиация выжгла напалмом все, что оставалось в Сербии. Конечно, в головном офисе БиоМед могли сохраниться документы…

— Это не столь важно, — поспешил посол. — Я передам министру иностранных дел подробности нашего разговора.

Младенович улыбнулся, и его улыбка была какой угодно, но не доброй.

— Нам нужна правильная реакция германских партнеров, а не факт доведения до сведения. Сегодня состоится брифинг в МИДе для отечественных и иностранных журналистов. Мы расскажем о непричастности Варягии к сербскому инциденту, опровергнем измышления о подготовке теракта, тем более, что доказательств нет. Кроме, разве что, неуверенной болтовни не внушающего доверия берлинского медика, а он мог наплести что угодно. Передаваемые из Сербии свидетельства опровергают его ложь.

— Что вы понимаете под «правильной реакцией»? — нервно спросил посол.

— Извинений не нужно. Сохраните лицо. Но перестаньте через государственные СМИ поливать нас грязью, обвиняя в терроризме. Иначе…

— Полагаю, это решаемо, — заверил посол.

— И второе. Необходима пусть неформальная, но проведенная на достаточно высоком уровне двусторонняя встреча о гарантиях соблюдения соглашения о нераспространении биологического оружия. Поверьте, государь пришел в неописуемую ярость, когда на его стол попали выкладки из БиоМеда о том, сколько жителей Москвы погибнет в первую неделю после обстрела города контейнерами с комарами. Вот эти, — Младенович подвинул листок послу. — Забирайте. У нас достаточно экземпляров. И для себя, и для журналистов, и для других дипмиссий.

Отпустив посла, генерал подумал, что тот слишком близко к сердцу принял угрозы. Узкое лицо с лошадиной челюстью налилось помидорно-красным цветом, того и гляди — кондрашка хватит. Все же дипломат обязан сохранять покер-фейс. Но как его сохранить, когда тебе ясно дали понять: вы в тупике, из которого нет выхода?

В любом случае, данный демарш повлечет последствия. Или немцы обрушатся на Варягию с новыми нападками, что неминуемо означает эскалацию, или утроят усилия на южном направлении.

На брифинге Младенович не присутствовал, предпочел смотреть его по телевизору. Сделал для себя вывод: большинство журналистов, судя по вопросам, склонно представить сербов немецкой жертвой. Значит, в державах Западной Европы политики будут вынуждены считаться с мнением избирателей, начитавшихся либеральных газет, соответственно — ослабить отношения с Рейхом, даже в ущерб экономике собственных государств.

Как сказал царь, значит — война. Сегодня она началась и для Варягии…

10.

Публикации Вани Гудурича возымели неожиданное действие: генерал Младенович больше не требовал сейчас же покинуть Сербию. Но произошли другие события, заставившие задуматься о такой перспективе. В одно не самое прекрасное утро Несвицкий, сбривая щетину, дольше обычного рассматривал себя в зеркало и вдруг сам почувствовал: пора заканчивать. Из зеркала на него смотрело осунувшееся лицо. Больше, чем радиационный ожог, внимание привлекали глубокие морщины на лбу. В уголках глаз залегли гусиные лапки. На него смотрел мужчина средних лет, глубоко за тридцать, хотя на самом деле ему двадцать три… И в Царицыно он слышал, что внешне выглядит старше супруги. А ведь тело, в которое вселилась его душа, значительно моложе Марины! Нельзя себя так загонять.

За завтраком он рассеянно слушал воркование выздоровевшей Ольги, улыбался мелким шалостям Михи, но почти не чувствовал вкуса еды. После бомбардировки центра города и лаборатории немцы взяли паузу, и уже несколько дней ничего не происходило. Тем не менее, каждая клеточка тела кричала: передышка не будет долгой! Враг что-то замышляет и готовит. Что и когда — неизвестно.

Вероятно, здесь начнется война. По всей Сербии с каждым днем все больше протестов. Начались забастовки, пока в основном с требованиями повышения заработной платы, но с явным подтекстом, что заработки здесь ниже чем в Рейхе из-за политики того самого Рейха. Так зачем терпеть его присутствие?

В ответ новый кайзер дал понять: компромиссов и уступок не ждите. Будете бунтовать, применим силу.

Но это не его, Несвицкого, война. В Царицыно он был вынужден сражаться. Здесь никто не неволит. Долг свой он выполнил и перевыполнил стократно. Ольгу с Михой, скорее всего, вывезет в Нововарягию до окончания боевых действий. Что касается больных, то тяжелых осталось мало. Заболеваемость и смертность резко пошли на спад. У выздоровевших образуется стойкий иммунитет, до лета он наверняка продержится, а там кончится срок жизни инфицированных насекомых.

Несвицкий отхлебнул горячий кофе и глазами сказал «спасибо» Ольге. Та кивнула в ответ. После единственного предложения близости женщина выдерживала ровную дистанцию. Но что-то неуловимое проскальзывало ежедневно: если надумаешь — только позови. Поэтому «искушение Святого Антония» продолжалось нон-стоп, а Николай никогда не считал себя святым, даже когда в его честь воздвигли часовенку.