С такими мыслями, на время потеснившими думы о Благоевичах, Несвицкий вынес летное снаряжение на поверхность. Соединил половинки крыла, вставил руки в ремни, помощник застегнул на груди замок. Стартовав с холма и подхватив восходящий поток, он поднялся бы и безо всяких волховских усилий. Но редкие способности князя обеспечивают взлет и так.

Взмыв вертикально в воздух, Николай поймал опору для крыла и принялся накручивать спираль, удаляясь от бетонного хаоса на месте бывшего здания БиоМеда. Одновременно сработал другой навык волхва — защитный кокон. Усилившийся по мере набора высоты ветер не резал глаза, отчего не было необходимости прикрыть их очками, и приятно обдувал щеки.

Но вскоре кожа ощутила холод. Зато жара, внизу так сильно досаждавшая в комбинезоне, защищавшем от тепловизоров, пропала. «Лучший враг — тот, который более не виден в тепловизор», — считают снайперы. Несвицкий сразу в нем неразличим.

Неплохо бы разжиться наручным альтиметром. На глаз оценивая высоту подъема в пару километров, Несвицкий поднимался выше, как вдруг внезапно различил на западе и ниже себя восьмерку самолетов. Они шли в сторону Косовской долины. Их скорости несопоставимы, догнать их невозможно даже на пикировании, осталось только проводить взглядом.

Силуэты превратились в черные точки, но вскоре развернулись и снизились. Там, где пронесся их строй, мелькнули вспышки, затем поднялись облака разрывов. Запоздало долетел их отдаленный гром.

У Николая защемило сердце. Не в силах достать команду Младеновича в бетонных катакомбах или вычислить партизанские базы в лесах, немцы рубанули по населенным пунктам в зоне восстания. То есть по жилым домам с гражданским населением. Хотя чему тут удивляться? Со стороны Берлина это не война, а специальная контртеррористическая операция, в которой нет законов. Бомби кого захочешь.

Более того, боекомплект каждого штурмовика или фронтового бомбардировщика немало стоит. Истратили — казна перечислит новые миллионы заводчикам, поставляющим авиационные боеприпасы. Часть денег уйдет персоналу предприятий, рабочие, довольные прибавкой, кинутся в магазины, оживляя потребление, и экономика Рейха выйдет из рецессии. Ура-ура… Что значат по сравнению с этим успехом тысячи сербских трупов под развалинами собственных домов? Так, ерунда, незначительные издержки. Значит — форвертс! Вперед!

Николай почувствовал, как холодеют руки в кожаных перчатках. Не от мороза на высоте — от гнева. Хоть бы какой кирпич в кармане, и кинуться наперерез да зашвырнуть его во впускное сопло турбины… Глупо. С такой же степенью вероятности сбить цель, как если бы стрелял по самолетам из рогатки. Надо что-то придумать. На это и ушел остаток дня.

К Благоевичам Несвицкий возвратился поздно. Стараясь не смотреть ни Ольге, ни Милошу в глаза, чтобы не выдать подозрений, обрадовался только Михе. Пообещал племяннику: когда только вырастет, то дядя Коля научит его летать не хуже птиц. Разумеется, от родителей потребовали приобрести крыло, а Ольга попросила не увлекать ребенка несбыточными надеждами. Против визита Младеновича она ничуть не возражала.

Ложась спать, Николай едва ли не молился, чтоб генерал завтра подтвердил — Ольга непричастна к шпионажу. Но тогда — кто⁈

Городок Високи Планины обнаруживался с воздуха легко. Достаточно лететь вдоль Моравы на высоте в полтысячи, затем свернуть правее к предгорьям, где в реку впадал заметный извилистый приток. К городку, центру одноименной бановины, сходятся четыре дороги от окрестных сел. Если смотреть выше, он находится среди них словно в прицеле для бомбометания.

Лейтенант Франк Йост поднял винтокрылую машину сразу после рассвета. Убедился, что ведомый цепко ухватился за ним, держась в полусотне метров сзади, и потянул на юг.

Слева вставало солнце, и это было реально красиво. В Сербии воздух чище, чем в Рейхе, нет такого задымления от фабрик, да и лесов здесь сохранилось куда больше. Благословенный зеленый край! Почему он достался унтерменшам, а не более достойным? Йост, родившийся на самом севере Германии, любил свою страну, но не ее климат.

По мере продвижения на юг местность становилась прихотливее. На горизонте показалась холмистая гряда.

— Поднимемся до тысячи, герр лейтенант? — прокричал правый пилот капрал Хайнц. — На инструктаже говорили, у бунтовщиков имеются крупнокалиберные пулеметы.

— Ты бронежилет надел? И, главное, — памперс, — Йост хохотнул. — Не дрожи. Не факт, что крупный калибр разобьет бронестекло кабины, надо, чтоб попал под идеально прямым углом. И не факт, что угодит тебе в лоб. А уж какой-то из двух двигателей подбить — вообще не реально. К тому же, сколько бы ни летали, и мы, и штурмовая эскадрилья, в нас даже из детской хлопушки не стреляли. Бздят бунтовщики и прячутся при звуке винтов. Лучше загадывай, куда вечером идем пить пиво.

Третий член экипажа находился позади. Обычно он летел, меланхолически раскачивая ногой, свешенной из ботового люка. Туда же в бок смотрел его пулемет. Главное, летел молча, не нагнетая нервозности как Хайнц.

Перед заходом на цель Йост включил рацию на передачу.

— Восьмой, я — третий. Снижаюсь. Внимательно смотри, откуда по мне попробуют стрелять. Подави огнем. Как понял?

— Третий, вас понял. Подавить зенитные огневые точки.

Небольшой вертолет нес на внешней подвеске всего тонну свободно падающих бомб. Накрывать ими квадрат — сущее расточительство. Йост решил снизить скорость если не до зависания, то хотя бы до полсотни километров в час. Тогда обе бомбы-пятисотки лягут на подстанцию, ведомый рассыплет сотки по центру города. Далее стоит пройтись и пострелять из бортового пулемета — чисто для урока, чтоб знали, во что обходится поддержка повстанцев.

Плавно потянув шаг-газ на себя, а ручку двинув вперед, пилот с ухмылкой подумал, что лучи утреннего солнца и тарахтенье вертолетных винтов будут последними, что увидят и услышат проклятые южные бандиты. А ведь их главари были практически в руках — на той же авиабазе, откуда вылетели вертолеты, но сбежали. Ничего. От смерти с воздуха не убежишь…

Крейсерская скорость небольшого вертолета обычно не превышает полутораста километров в час. Груз, подвешенный на пилонах по обеим сторонам фюзеляжа, создает дополнительное сопротивление. Поэтому успела сработать заготовка, созданная людьми Младеновича. Некий глазастый паренек заметил пару машин, взлетевших с временной вертолетной базы и взявших курс на юг. Он перезвонил на хорватский блокпост, оттуда сообщение поступило на БиоМед. Поэтому воздушная тревога прозвучала во всех партизанских зонах, поскольку точную цель германских пилотов повстанцы не знали.

Несмотря на довольно ранний час, Несвицкий находился неподалеку от кабинета Младеновича и немедленно бросился к нему:

— Разрешите попробовать! Только вчера соорудили мину…

— Ты же едва-едва освоился с крылом? — засомневался генерал.

— Достаточно, чтоб попробовать. После того, что зверье натворило здесь вчера…

От сброшенных штурмовиками бомб погибло одиннадцать гражданских, десятки ранено. Туда помчался санитарный автомобиль, в нем — термос с зачарованной плазмой, но убитых она не вернет. И не пришьет на место оторванные руки-ноги.

— Тебя сдерживать — себе дороже. Не теряй времени! — кивнул Младенович.

Из кабинета генерала князь вылетел пулей, будто получил страшный нагоняй. На поверхности, нацепив крыло, ушел вверх почти отвесно, без жалости сжигая силу в авральном режиме. До боли в глазах всматривался в небо, пытаясь засечь вертолеты. Взять бы бинокль, но чем его удержишь, если руки в крыле?

Когда различил, наконец, пару точек, движущихся метров на триста-четыреста ниже, взмолился, чтоб те взялись курс на Високи Планины, подставившись под его удар… И тут же одернул себя: там люди, среди которых живет второй месяц, далеко уже не чужие. Бомбы полетят в их дома, пули хлестнут по их утренним садам, где бегают дети; всех ли испуганные мамы загнали в подвал, заслышав сирену?