— Частично правы, генерал, — жуя, сказал Несвицкий. Он как раз отсутствием аппетита не страдал. — Сюда приехал, влекомый лишь желанием лечить людей, которых вы приговорили к смерти. С чем и справлялся. И все бы было хорошо, не вздумай вы нас убивать.

— Найн! — возмутился генерал. — Вы первыми стреляли в немцев.

— В спецназовцев, прибывших к БиоМеду для зачистки персонала? — Несвицкий ухмыльнулся. — Мы просто их опередили. Они стали б сомневаться: убивать в нас или нет? Хоть я и медицинский волхв, но мне пришлось повоевать, поэтому прекрасно знаю: когда из самолетов выскакивают вооруженные спецназовцы в бронежилетах, они примчались не за тем, чтобы лечить людей. Что пленные потом и подтвердили.

— А где их командир? Он мертв? Содержится в Високи Планины? В Москве? — спросил Шварцкопф.

— Простите, генерал, но не отвечу. Намерен предоставить вам свободу, если все пойдет по плану. Иначе вас придется ликвидировать.

Шварцкопф отставил пустую чашку.

— Понятно. Вернемся к мотивам. И так, вы организовали уничтожение нашей группы. Я по-прежнему не вижу причины, по которой вы присоединились к вооруженной борьбе. В мотив «за все хорошее против всего плохого» не верю. В мире творится столько всякого дерьма, что в каждый конфликт вмешиваться бессмысленно. Да и не всегда так сразу определишь, где хорошие и где плохие парни. Рейх принес в Сербию экономический подъем, инвестиции, повышение благосостояния, повстанцы Младеновича намерены лишить соотечественников этих благ. Далеко не каждый уверен, что именно мы — империя зла. Герр Несвицкий! Как любой маг-целитель, вы, должно быть, гораздо старше своих тридцати пяти — сорока лет на вид. Соответственно, постигли определенную жизненную мудрость. Правда, в вашем досье указан абсурдно юный возраст…

— Двадцать три. Мне правда — двадцать три. Я слишком много отдал другим, собственную жизнь сжигаю быстро. Вы правы, надо беречь здоровье.

Шварцкопф достал сигарету, но не зажег, начав смеяться.

— Прибыв в Белград для спасения Касаткина-Ростовского⁈ У вас странные взгляды на сохранение здоровья.

— Ну, это продолжение моей личной войны, — Несвицкий под неспешный диалог уписал яичницу с беконом и гренками, тоже налил себе кофе из кофейника, плеснул сливок. — Мы перескочили важный этап. Затем прикатил снайпер. Разглядывая в прицел винтовки дом, где я столовался, увидел женщину, похожую на мою супругу. Выстрелил в нее ниже поясницы в надежде, что я брошусь на помощь жене, и он без помех всадит мне зачарованную пулю в голову. А вот это уже война лично против меня и моей семьи! Первый выстрел ваш. И второй тоже, когда во время бомбежки Високи Планины погиб наш радист Володя. Ответным выстрелом я разрушил мост у Смердево.

— Так и думал. Во взорванном грузовике, из которого обстреляли пехотный взвод, спешивший на подмогу охране моста, нашли два обугленных тела. Следы не указывали прямо на ваше участие. Тем не менее, я предполагал именно это.

— Правильно предполагали. Хотя… если изучали мои действия в Нововарягии и Славии, догадались бы, что не попадусь в примитивную ловушку. Зачем было использовать здание банка?

— Готовил мой заместитель… — взмахнул кистью руки разведчик. — Да, он не принял во внимание существенные обстоятельства.

Он, наконец, закурил. Его примеру последовал хорват.

— Герр генерал! — в свою очередь решил спросить Несвицкий. — Скоро вам предстоит отдавать распоряжения, но давайте выкроим еще две минуты. Почему вы — в этой войне? И как относитесь к ней лично?

— А вы не задумывались, почему родились патриотом Варягии или Нововарягии, а я — Рейха? Было бы удивительно, если наоборот, и я мечтал бы присягнуть царю Александру, вы — кайзеру. Родившись в Берлине, я с детства впитал в себя запахи этого пыльного города, язык, немецкую национальную идею. Кайзер — мой монарх, канцлер — глава моего правительства. Большинство нашего народа поддерживает монархическую партию и ее союзников в Рейхстаге. Поэтому я служу Рейху.

— Даже если выполняете преступные приказы? Вроде зачистки в БиоМеда?

— Формально — да, преступление, — неохотно согласился Шварцкопф. — Но вы прекрасно понимаете ситуацию в целом. Те разгильдяи подвели всех нас. Во имя высших интересов требовалось скрыть, закопать на километр в землю этот промах. Если бы не вы и не хорватский бунт, задуманное бы удалось. Эпидемия вот-вот закончится, срок жизни самок комаров истекает. Интересы государства заставляют порой забыть про белые перчатки. Соглашаясь на службу в разведке, я знал на что шел.

— Благодарю за откровенность, герр генерал. И за завтрак, — Несвицкий поднялся. — Приступим.

— Последнее. Что, собственно, хотел сказать, начиная разговор о ваших мотивах, князь. С высокой вероятностью я не переживу сегодняшний день. Честнее прекратить комедию прямо сейчас, вызвав охрану. Не уверен, что вы прорветесь, хорват — точно обречен. Тогда уйду на тот свет с честью, не нарушив присягу.

— Но вам что-то подсказывает сделать иначе. Не только простительное желание остаться в живых.

— Именно, герр Несвицкий. У меня к вам предложение о сделке. Если мы ее заключим, она перевешивает освобождение Касаткина-Ростовского.

Немец тоже поднялся. Они стояли в метре друг от друга, глядя в упор.

— Слушаю.

— Как вы догадываетесь, на вас, на вашу семью и на других волхвов Варягии, прибывших в Сербию, начнется настоящая охота. Не просто вывешивание листовок и публикация в газетах на 3-й странице «розыск террориста». Нет, большое количество служб получит приказ на ваше уничтожение в качестве задачи-прим. И в Варягии тоже, хоть там оперировать несколько сложнее. Рано или поздно придут за каждым. Не угрожаю, если буду мертв, от меня ничто не зависит. Просто рассказал, что вас ждет.

— Вы вчера спросили: «альтернатива?», сегодня тот же вопрос задаю я, — поднял бровь Несвицкий.

— Очень простая. Забирайте своего Касаткина-Ростовского и остальных варягов и возвращайтесь домой. Обещаю: мы квиты. Никакой охоты. Если снова не сунетесь в драку с нами.

— Интересно… Особенно в вашем нынешнем положении. Я обещаю обсудить это с другими волхвами. Надеюсь, придем к какому-то решению. А сейчас — начинайте.

Они отправились в штаб разведки. Уловив момент, когда Ивич не мог слышать, Несвицкий спросил у Василия:

— Разрядил?

— Да. Каждый патрон. У него был полный магазин с зачарованными. Пули вернул в гильзы, но пороха в патронах нет.

Князь удовлетворенно кивнул. Хорват наверняка проверит оружие перед тем, как применить его против Бориса. Не обнаружив патронов в магазине, разъярится. Не исключено, подорвет генерала немедленно.

Следующие пять часов выдались чрезвычайно нервными. Когда в легкий десятиместный самолет загрузились все, включая Касаткина-Ростовского в наручниках и с многопудовой гирей на цепи, самого Несвицкого и его команды, а также Ивича, Шварцкопфа и пилота, у Николая между лопаток струился пот от нервного напряжения. Пропитал, наверно, не только майку, но и трусы.

Борис молчал, понимая, что ведется ему непонятная игра. Несвицкий в форме Бундесвера ему даже не кивнул, говорил по-немецки и крайне мало. Фельдфебелю в присутствии бригадного генерала так и положено.

Только когда закрылся люк, Николай спросил:

— Герр генерал! Как вам удалось склонить Касаткина-Ростовского к сотрудничеству?

Тот нетерпеливо мотнул головой — к чему глупые вопросы.

— Никак. Он отказался. Думаю, сам вам расскажет.

Несвицкий обернулся к хорвату и не увидел в уголовнике ничего кроме обреченной решимости. Ивич слышал слова Шварцкопфа, но это ничего в его планах не поменяло. Князь шагнул назад, где сидел Олег, ровно за спиной хорвата. Сделал знак — действуй как условлено.

Поскольку в самолете нет зеркальца заднего вида как в авто, летчик не видел, что происходило при наборе высоты в центре фюзеляжа, когда ходить строго воспрещено. Ивич достал пистолет и, направив ствол в голову Касаткину-Ростовскому, нажал на спуск. Передернул затвор, выбрасывая отказавший патрон. Вторая попытка не состоялась, Олег взял его за голову и резким движением свернул шею. Потом аккуратно опустился на место и пристегнулся, словно опасался замечания от стюардессы.