Несмотря на явные признаки войны и возможность воздушных налетов, жизнь в округе после излечения большинства пострадавших от сербского гриппа возвращалась в спокойное довоенное русло. Обращений к врачам по поводу иных заболеваний стало заметно меньше, чудодейственные корпускулы в той или иной мере исцелили людей от сердечных болезней, решили многие проблемы с внутренними органами. Но со временем лечебные корпускулы теряют силу. Хвори возвращаются, особенно это касается возрастных пациентов. Женщины рожают, порой — с патологиями беременности, и никто не застрахован от получения травм. Наконец, потерявшие близких и не сумевшие справиться с горем пациенты принялись налегать на ракию, а спиртное в неумеренных количествах никому здоровья не прибавляет.
Шеф-врач назначил Милицу Докиш своим заместителем, и она единственная в отряде Несвицкого получила официальный оклад в несколько сотен экю. Тратить их было не на что. Пациенты по сельскому обычаю тащили на прием к врачу мясо, копченых кур, яйца, овощи, печености, пиво, ракию, молотый кофе. Вот только зелень здесь не была в почете, обычный укроп — экзотика. Трава — это для кроликов, считали сербы, людям надлежит есть траву, только когда она уже превратилась в говядину. Милица по-прежнему ночевала у Благоевичей, даже немного сдружилась с Ольгой, и подношения отдавала ей, чему хозяйка была рада. Нелегко прокормить пятерых здоровых мужиков. Ну, а так количество еды порой превышало потребности гостей и самих Благоевичей.
Одно только омрачало жизнь Милицы. Милый доктор Деян Симанич, оказывавший недвусмысленные знаки внимания молодой женщине и приглашавший поужинать в кафане «когда закончится весь этот ад», вдруг замкнулся. Он здоровался при встрече и прощался вечерами, но не более чем вежливо. И хотя аврал с поголовным введением инъекций населению трех бановин благополучно завершился, о приглашении не вспоминал.
Тогда Милица решилась на маленькую хитрость. В очередной перекур во дворике дома, в полукилометре от руин бывшей больницы, подошла к врачу и попросила:
— Мне потребнае помощь, брате. Сушинский уезжает на несколько дней, просить присмотреть за Цербером. Пес меня признает, берет кусочки с руки, но то — в присутствии Олега. Сама я побаиваюсь. У тебя есть опыт обращения с собаками?
— У меня вообще больше опыта, — буркнул доктор.
— Значит, я могу оставить тебе Цербера?
Он нахмурился.
— Милица, брате. Ты догадываешься, о чем я. Мой врачебный опыт, особенно здесь — в Високи Планины, куда больше твоего.
— Вот в чем дело… — она глубоко затянулась и едва не закашлялась. Сигареты здесь продавались только крепкие, к ним она так и не привыкла. — Ты рассчитывал стать заместителем главного врача?
— Наравно! — подтвердил Деян. — Вы все уедете. Зачем тебе эта должность?
— Я не искала ее, — Милице стало немного смешно, что рухнувшие карьерные надежды Деяна стали камнем преткновения в их отношениях. Он рассчитывал на повышение, а тут — облом. — Шеф-врач хотел назначить Николая или кого-то из нас, что хоть чем-то обозначить благодарность волонтерам. Николай отказался, двое наших медиков улетели домой, осталась только я. Выбор невелик.
— Отказался! — поймал ключевое слово доктор. — Значит, могла и ты. Но дала согласие.
— Деян, пойми бре. Ты мне ничего не говорил заранее. Я вольна в своем выборе — остаться здесь или вернуться в Варягию. Особенно, когда все закончится, и германцы оставят вас в покое.
— Ты так ждешь этого… А вспомни, что было до прихода немцев. Врачи получали в два-три раза меньше, чем сейчас.
— Но и цены были меньше. Ординатор мог позволить себе гораздо больше за свою зарплату.
— Но стоило уехать в Рейх, а медицинское образование вряд ли где лучше, накопленные здесь динары при обмене на экю превращались в пыль! Я помню, как рвали пуп мои родители, собирая мне деньги на обучение.
— И умерли оба еще до нашего приезда. От болезни, которую на нас наслали немцы.
Они пикировались несколько минут, ровно на сигарету, после чего вице-главврач поднялась со скамейки и вернулась в дом. Настроение было поганое. Из-за бомбежки пропала часть оборудования, наладить оказание медицинской помощи в нескольких домах было весьма трудоемко. Фактически нагрузка не очень-то снизилась по сравнению с началом эпидемии.
Зарплата заместителя главврача, чем попрекнул Милицу Деян, не выдавалась наличными. Их не хватало. Банк начислял экю на ее счет, Милица в кафане или в магазинчике выписывала чек на сумму покупки, понимая, что его принимают только из уважения к «господине докторе». Местному отпустили бы в долг с условием принести купюры или вообще послали бы подальше без хлеба.
Так что Деяну нечему завидовать. Даже если бы женщине удалось сблизиться с доктором, сейчас все равно бы рассорились. Милица чувствовала себя в первую очередь сербкой и лишь во вторую — волонтером из Варягии. Сербская часть души не знала сомнений: страна должна вернуть свободу, и ее место — здесь. Варяжская часть напоминала, что вернуться в Москву разумнее, но быстро затыкалась под напором чувств.
Наконец, здесь теплее и красивее, чем в Москве. Огромный город, переполненный машинами и людьми, в тесноте улиц с высокими зданиями, очень слабо украшенный зеленью, не шел ни в какое сравнение с Високи Планины, где пышные сады начинались в нескольких сотнях шагов от центральной площади, а на юге вздымались пологие горы, густо покрытые лесами. Солнце здесь в апреле грело куда сильнее, чем в средней полосе Варягии к концу мая.
В общем, она колебалась. Если бы здесь нашелся мужчина, утоливший тоску женской души, это стало бы поворотным моментом… Но пока — нет. Пациенты пробовали закидывать удочки, но истощенные сербским гриппом выглядели кем угодно, только не кавалерами. Из варяжской группы не женат один только Душан, но он слишком брутальный.
Получается, когда победили основную проблему — эпидемию, навалились другие, чисто личные. И Милица никак не могла почувствовать себя вполне счастливой.
Ехали поутру тремя машинами, что стало обычаем в смутное время. Давидовац обеспечил группу, не забыв и себя, приличными аусвайсами на настоящих бланках и с печатями полиции Високи Планины. Там же оформил документы и новые номерные знаки на внедорожник, найденный варяжским отрядом в первые сутки пребывания в карантинной зоне, и пропуск-вездеход. Присоединились к паре торгашей, которые как раз ехали к станции Крушвар на берегу Моравы, где находились склады. Каждый мужчина вез с собой как минимум дробовик, заряженный картечью. Расчеты на юге сплошь переходили на наличность, да и сами товары с ухудшением снабжения представляли ценность. С ослаблением власти, опиравшейся на германских гауляйтеров и хорватов, мелкая преступность вырвалась наружу. Особенно наглели романы, составлявшие всего пару процентов населения, но еще в спокойные годы приучившиеся к беспределу.
Малкович занял место за рулем внедорожника, рядом сидел Давидовац, почти моментально задремавший после отправления. Несвицкий, Негожин и Сушинский просторно расположились в кузове на боковых скамьях.
Месяц назад все места были заняты…
Олег в тысячный раз рассматривал фотографию моста, приговоренного к подрыву. Снимок придется уничтожить, поэтому он заучивал наизусть пометки, сделанные саперами Младеновича. Мост — стальная арочная конструкция — представляет собой почти идеальную цель для диверсанта, если правильно заложить с двух сторон каждого узла трехкилограммовые шашки. Проще, наверное, было бы расправиться с подвесным мостом — там достаточно перебить тросы, удерживающие пролет, и затем любоваться, как мост сложится и рухнет под своей тяжестью.
Младенович настоял: берите двойной запас взрывчатки, закладывайте с избытком. Поэтому участники акции тащили по крепкому сербскому чемодану с металлическими набойками, здесь их именуют «валиска», в каждом двадцать — двадцать пять кило груза. Отдельно — детонаторы, провод, передатчик и приемники, радиостанции уоки-токи, в общем, настоящее счастье для немецкого патруля, если обнаружит подобное в обыскиваемой машине. Правда, счастье недолгое. Все пятеро диверсантов имели пистолеты-пулеметы, а уж решимости пустить их в ход хватало. В довершение они везли обыкновенный с виду бронежилет с карманами-разгрузкой, только заряженный левитационным чарованием. Специально для Давидоваца.
