Совсем стемнело. Дворик освещался только лампадками, подобными на те, что горят перед иконками.

— Переносим на завтра, герр обер-лейтенант? Или как с бошняками?

Способ рискованный… Впрочем…

— Хорошо. Как только она выйдет из дома, начинаю. Следи, кто бросится ее вытаскивать.

Та самая аппетитная попка темным пятном заполнила пространство у перекрестья, и Зейдлих плавно потянул за спуск. С такого расстояния винтовочный выстрел слышен, но не громко, наверняка крики раненой заглушат. Или отвлекут внимание.

Снайпер передернул затвор.

Крупное тело, явно принадлежащее мужчине, метнулось к упавшей.

— Он!… Найн, не он, — поправился Шольц, но старший напарник уже успел надавить на спуск, выцеливая в середину силуэта, тут уж не до выбора, сердце, голова или задница.

— Кретин! — выругался Зейдлих.

— Виноват, герр обер-лейтенант. Проклятая простуда. Хуже вижу и соображаю, — ефрейтор зашелся в кашле, сотрясающем его крупное тело и, казалось, землю холма вокруг, несмотря на строгий приказ хранить тишину.

Зейдлих снова перезарядил оружие, но больше им воспользоваться не успел. На них буквально свалились двое.

Шольц, как ни удивительно, выдержал чудовищный удар в голову (были бы мозги — не миновать сотрясения), рванул в сторону перекатом и выпрямился, вскочив на ноги. Его противник был примерно такого же роста и снова атаковал. Чуть замедленный из-за простуды и температуры, ефрейтор попытался принять удар на блок, но не учел, что боевой волхв использует силу, в том числе, толкая себя вперед, а такого удара человеческая анатомия выдержать не в состоянии. Выставленная рука переломилась как сухая ветка, ботинок врага проломил грудную клетку, сломанные ребра проткнули легкие… Шольцу не суждено было умереть от сербского гриппа.

Несвицкий вынырнул из темноты и набросился на Богдана, крикнув, чтобы Ольге остановили кровь. Полицейский был ранен куда серьезнее, пуля пробила печень. Счет шел на минуты.

— Не стреляют? — на всякий случай спросил Душан.

— Передали по рации — больше некому стрелять.

Николай работал руками. Наверно, количество магической силы, закачанное в полицейского, способно было приготовить литр целебного раствора. С собой только зачарованная вода, плазму хранят в холодильнике, и здесь ее нет. Милица, опустившись на колени, достала шприц и постоянно носимый с собою флакон. Сделала инъекцию, помогла и Ольге.

— С ней все будет в порядке? — нервничал Милош.

— Конечно, — Несвицкий, наконец, встал в полный рост. — Но сейчас — везем в больницу. Пуля засела в мышце и наверняка занесла фрагменты ткани. Подлатаем и отпустим. Только пару дней не шлепай ее по попе — даже в шутку.

Серб слабо улыбнулся.

Давидовац, едва очнувшись, первым делом поинтересовался:

— Их поймали?

— Одного. Второй сбежал на тот свет, — со свирепым выражением на лице бросил Несвицкий. От услышанного по рации волхва буквально выворачивало наизнанку. — Парни только что сообщили — обыскали их. У снайпера ноутбук, в нем на рабочем столе — моя фотография с женой. Она — сестра Ольги, они похожи. В общем, сученок хотел подстрелить мою Марину, выманить меня наружу и тогда добить обоих.

— Отдай их хорватам. Пусть искупают.

А вот тут Несвицкий примолк. Он слышал в прошлой жизни о «хорватском купании». Его практиковали усташи, когда ловили югославских партизан Тито или помогавших им подпольщиков. Обреченного привязывали к ветке дерева, нависающего над речкой или прудом, руки стягивали за спиной. Спихивали в воду. Человек не доставал до дна, но, работая ногами, мог удержаться у поверхности. Чуть ослаблял движения — и проваливался по шею, веревка на ней затягивалась. Самые сильные и упорные до двух часов боролись со смертью, потом, окончательно вымотавшись, повисали и умирали в удушье.

Что здесь практикуется подобное изуверство — услышал впервые. Гуманнее расстрелять. Но на ближайшие дни их шестерка в относительной безопасности. На день или два, пока не прибудет очередная «бригада ух» из тысячелетнего Рейха.

Войдя в палату, Марина затворила дверь, после чего направилась к кровати с пациентом. Лицо до глаз скрывала хирургическая маска, но Борис ее узнал и сел на койке.

— Рад видеть тебя, Авенировна!

С женой Несвицкого у князя были дружеские отношения, они на «ты», но иногда полушутливо князь называл ее по отчеству, тем самым демонстрируя свое почтение. Марина делано сердилась, мол, не такая старая, чтоб обращаться к ней подобным образом, но, на самом деле, веселилась. В этот раз она не поддержала шутку. Коротко буркнув: «Здравствуй!», устроилась на табуретке.

— Рассказывай!

— Он жив, здоров, даже прибавил в весе, — сказал Касаткин-Ростовский. — Там кормят хорошо, а кухня сербов сытная. Передает привет тебе и детям и обещает, что вернется скоро.

— Чем Коля занимается?

— Да тем же, чем и здесь, — пожал плечами князь. — Чарует плазму и раствор. Они единственное лекарство против гриппа — там так болезнь назвали. Укольчик в вену — и здоров.

— Николай болел?

— Мы все переболели и сами себя вылечили, — князь улыбнулся. — Теперь у всех иммунитет. Как нас не грызли комары после поправки, никто не заболел.

— Причем тут комары?

— Они разносят вирус. Зараза рукотворная, придуманная немцами. У них в горах лаборатория, там разработали биологическое оружие. Из-за ошибки персонала зараженные комарихи вырвались на волю, возникла эпидемия, но мы ее успешно ликвидируем. Твоя сестра с супругом, их сын сейчас здоровы. Мы, кстати, и живем у них.

— Немцы не мешают?

— Они боятся нос сунуть за посты, — Борис слегка приврал, но ненамного. — Там только сербы и хорваты. К нам отношение хорошее, да что там — восторженное. Готовы на руках носить — ведь мы единственные, кто пришел на помощь умирающим.

— Как ты оказался здесь?

— Прилетел на самолете. В лаборатории мы взяли документы и биологические материалы. Их следовало переправить сюда срочно. А я единственный в отряде, кто пилотирует самолеты. Благо, нашелся подходящий аппарат.

— Не договариваешь ты, Боря, — Марина покачала головой. — Не может быть, чтоб все так благостно. Говори мне правду!

— Скажу, — кивнул согласно князь. — Он очень устает — лекарства нужно много. Раствора с плазмой не хватает, вот Коля и старается. Ну, ты же его знаешь: не успокоится, пока там ситуация не выправится.

— Боюсь я за него, — Марина всхлипнула. — Он на немецкой территории, а вдруг в Берлине про него узнают? Для них он враг.

— Ну что ты? — Борис поднялся и обнял ее за плечи. Марина спрятала лицо в его пижаме. — Во-первых, не узнают: для всех он доктор Пивень из Славии. А если немцы и задумают плохое, так за него все сербы и хорваты встанут. Не забывай, что Колю охраняют боевые волхвы. Их пятеро, и все летают. У каждого защитный кокон. Попробуй взять! Взлетели — и фьюить! Ищи в горах… Ничего с ним не случится. Вот вылечит людей, вернется, и ты гордиться Колей будешь. Доселе небывало, чтобы один-единственный человек спас тысячи людей. Десятки тысяч!

— В Чернохове он спас от смерти сотни тысяч, — ответила Марина, отстранившись. — Когда боеприпас радиоактивный обезвредил. После чего едва не умер от лучевой болезни.

— Да нет там радиации! — сказал Борис поспешно, сообразив, что ляпнул, не подумав. — Хороший, чистый, горный воздух, еда здоровая. Доброжелательные люди. Курорт!

— И эпидемия…

— А мы ее вот так! — он сжал кулак. — Марина, не волнуйся — все будет хорошо.

— Хотелось бы поверить, — Марина встала, — но на душе тревожно. Ладно, пойду. Наталка будет беспокоиться, что я к тебе надолго. Считает, что тебе не нужно волноваться.

— Достала, — Борис поморщился. — Ну, прямо как с ребенком. Здоров я!

— А вы есть большие дети, — Марина хмыкнула. — Только с опасными игрушками. Спасибо, Боря! До свидания!

Она обняла князя, повернулась и вышла из палаты. Борис вздохнул и сел на койку. Похоже, пронесло…