Тяжело вздохнув, девушка села к Эду на колени и провела пальцем по шее.

— Выбираешь, где вкуснее? — усмехнулась Оливия. — Я думала, будет скандал.

Эдмунд напрягся:

— Что я натворил?

— Не буду мешать, — Оливия перебралась на несколько рядов вниз и устроилась на скамье с бульварным романом.

— Ну, так… за что мне светит кара?

— Очень много позволяешь той… с красными ногтями и аляповатым макияжем.

Эд посмотрел в сторону, словно ища там подсказку. До него дошло не сразу.

— Пф! Я даже внимания не обратил.

— Эдмунд, — строго начала девушка и сняла с парня шарф, неаккуратно болтавшийся на плече. Расправила его и принялась заботливо накручивать на горло возлюбленного, нежно бормоча. — Ты же у меня умненький?

— Скорее да, чем нет.

— Вот и подумай хорошенько, мне нравится, когда другие девочки на тебя вешаются?

— Вряд ли, — Эд расплылся в улыбке от такой манеры общения, Пацифика будто отчитывала маленького ребёнка, а не парня-одногодку.

— Правильно, — мама закончила с шарфом и начала застёгивать пуговки на куртке. — А когда ты позволяешь им на тебя вешаться?

— Не нравится, — учитель начал посмеиваться.

— Я надеюсь, ты не пытаешься так заставить меня ревновать?

— Зачем пытаться? Само получается, — юноша сложил руки маме на талию.

— Я тебе сейчас нос отгрызу.

— Совсем или до нормальной длины? — Эд со смехом положил голову на хрупкое плечо.

— Дурак, — мама улыбнулась, укладывая руку на кудри, но тут же убрала. — Тебе не нравится, когда трогают волосы?

— В целом я не против, пока это им не вредит, — Эд вернул на голову её руку. — Значит, не позволять другим девушкам меня обнимать, целовать, садится на колени и пусть ближе, чем на метр, вообще не подходят. Я верно тебя понял?

— Не ближе, чем на метр… это хорошо, конечно, но перебор. Главное первые три пункта.

— На парней это распространяется?

— На парней? — мама вопросительно взглянула в абсолютно безмятежное лицо. — А ты собираешься делать всё это с парнями?

— Не всё, конечно, — учитель оторвал голову от неё. — Но мало ли… закинул руку другу на плечо, а ты уже приговорила меня к казни за объятья.

— До момента, когда ты начнёшь с парнями целоваться, я ничего против них не имею.

— Что, и на колени сажать можно? Главное не целовать? — Эдмунд тряхнул ногой, чтобы удержать равновесие мама была вынуждена практически лечь ему на грудь.

— Не пугай меня, Эд. Я очень хочу верить, что хоть среди парней у меня нет соперников.

— То есть соперники среди девушек не так страшны?

— Тебе всё-таки не нужен нос, да?

Юноша улыбнулся:

— Да ладно тебе, я же не серьёзно.

— Я очень на это надеюсь, Эдмунд. Где твоя шапка?

Учитель секунду перестраивался на новую тему разговора, затем вытащил из кармана полосатую зелёно-бело-коричневую шапку. Мама осторожно надела её на парня:

— Ноябрь, Эд. Начинай одеваться по погоде.

Он высунул кончик языка, недвусмысленно выражая своё отношения к этому требованию.

— Мы пришли к соглашению?

— По поводу девушек — да, по поводу одежды… — учитель засомневался. — Частично. Я буду заматывать шарф.

— Эдмунд.

— Что? Думаешь от твоего морально подавляющего взгляда моё решение изменится?

— Три слова, Эд: минингит, воспаление, лёгких.

— Два слова, Пацифика: маг, целитель.

— Тогда одно: дурак.

— Тогда четыре: я тебя тоже люблю.

— Крапивник! — по лестнице поднималась симпатичная студентка с пятого курса. — Простите, если помешала, но мне срочно нужна помощь.

— Сейчас, — отозвался парень и глянул на маму. — Я свободен?

— Нет, ты занят, и я прошу тебя от этом помнить, — девушка поднялась на ноги и прижала губы ко лбу.

Это воспоминание исчезло.

Снова мелькание маленьких историй.

Череду прервал декабрьский вечер. Эд провожал маму. У самого дома они остановились, закончить разговор.

— В общем, как-то так, — Эд потёр лицо колючей красной варежкой, облепленной снежными комочками. — Так что выращивать салат не выгодно. Надо острый перец.

— Я обязательно учту, если хоть когда-нибудь соберусь выращивать на подоконнике овощи, — мама поправила Эду шарфик и, привстав на цыпочки, чмокнула в покрасневший от холода нос.

Краем глаза, заметив в окошке своего дома шевеление, мама оглянулась.

Её восьмилетняя сестрёнка смотрела из окошка. М-да… моя тётя Джейн уже в этом возрасте выглядела крайне болезненно. Не удивительно, что умерла молодой.

— Прости, мне пора, — мама понеслась к двери дома. — А то на нас сейчас донесут.

— А… пока, — Эд поднял глаза на окно, где покачивалась штора, но никого уже не было.

Мама закрыла за собой дверь и, в мгновение ока оказавшись у лестницы, схватила бегущую по ней сестрёнку за воротник:

— Только попробуй что-то вякнуть! — прошипела она.

Девочка дёрнулась, но поняв, что не вырвется, пронзительно завизжала.

Из кухни быстро показалась моя бабушка. Располневшая после появления детей дама с аккуратным пучком из русых прямых волос.

— Пацифика, что ты делаешь?! — напустилась она на старшую дочь.

— Она с каким-то мальчиком целовалась! — радостно доложила Джейн.

На кухне скрипнул стул, послышались шаги, и скоро возле бабушки появился мой дед. Он мало изменился. Я знала его сухощавым, с тонким хвостом седых волос, крайне жёсткими чертами и пронзительным взглядом, таким он был и здесь, разве что седина пока была лишь на висках, а остальные волосы ещё оставались чёрно-коричневыми.

— Кто-то должен был сидеть в своей комнате, — он сделал глоток кофе и многозначительно посмотрел на Джейн.

Девочка состроив недовольное личико медленно потопала наверх.

— Давай-давай, в темпе вальса, — дедушка ещё раз отхлебнул кофе и обратился к маме. — Теперь с тобой. Этот тот шкет, с которым ты уже год шатаешься?

— Эдмунд.

— В субботу жду на ужин, — тоном, не терпящим возражений, заявил дед и вернулся в кухню.

— Жду на ужин, — со смешком передразнила бабушка. — Так и хочется спросить: в тушёном виде или в жареном?

— Готовь на пару, — в тон ответил дедушка. — Уже запаривать ты умеешь.

Со стороны могло показаться, что они ругаются, но по факту, так выглядел их совместный юморок.

Следующее воспоминание опять началось перед домом.

Эд подёргал за шнурок колокольчика. Ему открыл дедушка.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — дед придирчиво оглядел его. — Ты и есть Эдмунд?

— Ну типа, — парень потёр нос. В его голове промелькнула мысль, что мама просила его быть милым и вежливым. — Вернее… да. Это я.

— Понятно, — дедушка прищурился. Симпатии с первого взгляда с его стороны не ощущалось. — Заходи. Раздевайся, мой руки и на кухню, — указав на кухню и ванную, дед запер за парнем дверь и отправился вглубь дома.

Эд стянул куртку и ботинки и отправился в ванную. Умывшись, он остановился перед полотенцами. Какое выбрать? Так и не решив, Эдмунд вытерся рукавом и отправился знакомиться.

Дедушка сидел за столом с толстой тетрадкой, похожей на ту, в каких обычно приводил статистику по работе. Он всегда очень любил свою работу.

Бабушка с двумя старшими дочерями: тётей Артемидой и мамой заканчивали накрывать на стол.

Двенадцатилетняя тётя Гера пыталась помогать им, но куда больше шпыняла младших — Джейн и семилетнего Джека, занятых не пойми чем.

— Здравствуйте, — Эд потёр нос, оценивая, куда попал.

— Здравствуй, — бабушка с дружелюбной улыбкой осмотрел юношу, и прикрикнула на мужа. — Рауль! Потом займёшься работой.

Дед отложил тетрадку и указал на стул:

— Ну, садись.

Эд послушался.

— Расскажи о себе.

— Ну я… светлый маг. В этом году экстерном заканчиваю академию. Декан нашего факультета поможет устроится в Королевское Научное Общество. Пока работаю в одной… в одном небольшом ресторане. И ну и ещё иногда в академии продаю…

— Эд! — резко перебила мама. — Не поможешь?