— Смотри, — Оливия ткнула маму.

Юноша прошёл по столовой, приковывая к себе удивлённые взгляды знакомых, и с обворожительной улыбкой остановился около стола:

— Привет, девчонки, — голос тоже изменился — стал ниже и мягче, менее детским и более привычным для меня.

Эд остановил на маме взгляд. Фигурки людей в столовой размылись, их бурные диалоги поутихли, ясным оставался лишь образ Эдмунда — в этот момент мама смотрела только на него.

— Я в восторге, Крапивник. Ты под какими чарами? — словно издали раздался голос Оливии.

— Под веселящими, — парень щёлкнул пальцем по горлу, намекая на алкоголь. — Сейчас приду.

Юноша зашагал туда, где давали еду. Картинка вернула ясность.

— Я смотрю, тебе тоже понравилось, — Оливия подпёрла кулачками щёки, глядя на маму. — Лапочка?

— Ага… — на щеках выступили розовые пятна. — Очень симпатичный.

— Всё с тобой понятно. На сколько процентов усилится ревность при попытке других девушек взаимодействовать с Эдом?

— Я не ревнивая, — румянец стал ярче. — Я ведь не злюсь, когда они просто разговаривают.

— Ну-ну.

— Итак, — Эдмунд неожиданно возник рядом со столом и опустил на него молоко и пирог. — Я пришёл. Что интересного я ещё не знаю?

— Поздравляю, Крапивник, женская половина стола единогласно установила, что ты лапочка, — усмехнулся Аслан.

Эд со смехом взялся за еду.

— Ты действительно отлично выглядишь, — заверила Оливия. — Это колдовство или реально за лето так изменился?

— Обижаешь, — Эд откусил большой кусок, серьёзно замазав лицо.

— Ты стал ещё больше похож на мать, — не унималась девушка. — Ты хоть что-то от отца унаследовал?

— Дар, — коротко ответил парень с набитыми щеками.

— У нас с Оливией вопрос, — Аслан протёр губы салфеткой. — Пацифика говорит, что она не ревнивая. Мы не согласны. Твоё мнение?

Мама залилась краской. Её смущение забавляло Оливию и Аслана.

— Если отвечу честно, она мне голову отгрызёт. Поэтому… — Эдмунд состроил неправдоподобно серьёзное лицо. — Совершенно не ревнивая. Всё претензии в разумных пределах.

— Что ж, спор разрешён не в твою пользу, Пацифика, — констатировал Аслан и отхлебнул из своей кружки.

— Ну ладно, к тебе такой вопрос, Цифи, — Эдмунд потёр кончик носа. — Когда встретимся?

— У нас сегодня пятый урок последний, — мама всё ещё не спускала с парня взгляда. Его чёткий образ уже начинал надоедать. Во-первых, Эд не в моём вкусе, я вообще не люблю брюнетов, особенно бледных, во-вторых, я не могу игнорировать тот факт, что он старше меня на двадцать лет.

— А у нас в первый день четыре. Я подожду в библиотеке.

Это воспоминание кончилось.

Следующее началось в тот же день в библиотеке. Меж стеллажей возле маленьких окошек стояли столы.

За одним из них с книгой устроился Эдмунд. Увлечённый чтением, он не замечал ничего вокруг.

Мама остановилась в паре метров от него, разглядывая. В маминых эмоциях я слышала всё, что только можно, но волновала всего одна, пока не очень яркая, но вполне чёткая мысль… Кажется, есть вероятность, что мой визит в их память скоро превратится в прочтение той сомнительной книги.

Я на всякий случай вспомнила, как пропускать воспоминания в цепочках.

— Эд, — позвала мама, запуская пальцы ему в волосы.

— А? — парень поднял голову. — Ну что, идём?

— Идём.

Эд встал, поставил на место книгу и закинул на плечо сумку.

Девушка смотрела на него не моргая.

— Ты чего, Циф?

— Ничего… просто непривычно смотреть на тебя снизу вверх.

Потянулись короткие обрывки будней. Их содержание мало отличалось от будней на втором курсе, но время от времени и от Эда, и от мамы исходили вот эти вот напрягающие меня мыслишки. Может, стоило просто почитать в письмах Эда, кто был его невестой, а не изучать полную картину? И что я раньше об этом не подумала?

Где-то на фоне послышался голос моего учителя:

— Я хочу экстерном закончить академию. Что я буду тут сидеть? Лучше начну строить карьеру. Мадам Лониан уже обещала помочь устроится в Королевское Научное Общество. Пока на самую низкую должность, но я там не задержусь.

Лиловая дымка открыла для меня день во второй половине октября.

В нём взволнованная мама сидела на кровати. Моя тётя Артемида, которой в это время был двадцать один год, заплетала ей волосы.

— Ты абсолютно уверена, что он дома?

— Да.

— И абсолютно точно всё решила?

— Да.

— Всё, что я говорила, помнишь?

— Абсолютно.

Я ничего не поняла из этого разговора. Но всё прояснило продолжение того же дня.

В почти пустом доме, принадлежащем Эдмунду, пахло штукатуркой и строительным раствором — спустя два с лишним года хозяин, наконец, взялся за ремонт.

— Иди в ту комнату, там уже со стенами закончено, — бросил из ванной Эд, старательно счищающий с рук серые пятна.

Мама зашла в просто обставленную спальню. Всё её наполнение составляла большая кровать, стол, засыпанный книгами, бумажками, несколькими чашками от кофе, и шкаф с одеждой.

Я прислушалась к более поздним воспоминаниям мамы и учителя, пытаясь понять, что случится в этом воспоминании.

Пролог той книги. Может, не настолько… безумный, но всё равно.

Пропустить! Пропустить! Пропустить это!

Взамен него замелькали короткие отрывки. Всё то же, что и было, но теперь и с намёками на новый аспект отношений.

Новый день. Начало ноября.

Мама и Оливия сидели во дворе. Там, куда они смотрели, Эдмунд записывал решения в тетрадки пяти девушек. Одна из них в открытую флиртовала с парнем. Разговоров не было слышно, вместо них мама наблюдала, как начищенные выкрашенные красным ногти скользят по его плечам. Эд сохранял холодность, но и не сопротивлялся действиям девицы.

Склонившись к самому уху юноши, девица что-то сказала и накрутила на палец витую чёрную прядь парнишки.

— Эй! — вскрикнул Эд и быстро убрал от волос её руку. — Спутаешь!

Девушка отодвинулась, не ожидав такой реакции, но вскоре снова зависла над ним, заглядывая в тетради.

Эд быстро дописал решения. Захлопнув последнюю тетрадь, резко встал, едва не ударив плечом в челюсть настырной девице.

Прощание заняло всего секунду, в течение которой парень вручил одной из девушек стопку тетрадей, забрал деньги и ушёл.

Я вслед за молодыми версиями матери и Оливией подошли к девице, только что говорившей с Эдмундом.

— Не трогай Эда, — мама держала на лице маску непоколебимой уверенности.

— А то что? Он же не твоя собственность.

— В данный момент он мой парень. Если мы вдруг расстанемся — пожалуйста, но пока, — мама сделала многозначительную паузу. — Не смей. Трогать. Моего парня.

— Ой, напугала.

— Я не пугала, — мама ни на секунду не роняла лицо. — Это просто совет на будущее.

— Он, вообще-то, не был против.

— Мы обязательно поговорим об этом, но не с тобой. Всё, что касается тебя, ты уже услышала.

Мама развернулась и, больше не сказав ни слова, не реагируя на слова соперницы, отправилась в том же направлении, где скрылся Эдмунд. Оливия следом.

— Хорошо вышло?

— Да не то слово, — поддержала подруга. — Что ты собираешься сделать с Крапивником?

— Голову откушу, как самка богомола.

— Отличная идея, вот только она съедает партнёра после… так сказать, первой брачной ночи.

— Не уж. Сначала я ему голову оторву, потом пришью, а потом уж со всем остальным будем разбираться.

Подружки замолчали, спешно шагая к спортивному полю.

Мы остановились на стадионе и оглядели трибуны. Отыскав похожую фигурку, одиноко устроившуюся на верхнем ряду, зашагали туда. Учитель до последнего не замечал, пристально глядя в книгу.

— Эдмунд! — мама нависла над юношей.

Парень дёрнулся. Растерянный, немного наивный взгляд больших тёмных глаз устремился на маму. Разобравшись, кто перед ним, Эд улыбнулся:

— Привет, девчонки. Что-то случилось?

Мама ответила не сразу, обдумывая замеченный ею факт: каждый раз, когда Эда выдёргивали из своих мыслей, он так мило терялся. А когда улыбался, на него и вовсе невозможно было злиться.