Ох, сумерки! Уже совсем поздно, сейчас меня медсестра выгонять прибежит. Не переживай. Это просто какая-то ошибка. Утро вечера мудренее, а тебе спать пора. Я побежал. До встречи!

«А чего я ещё ожидал. Конечно, все сказки рано или поздно разбиваются в лепёшку о стену реальности. Живое, дышащее книжное кафе! Место, где всё подчинено иной логике, где сходятся воедино самые разные миры!

Идиот».

Я ходил туда-сюда по пустому залу, по уродливым бетонным плитам. Моего Книфе больше не было, осталась только большая старая комната, которой явно не хватало ремонта.

«Как такое могло случиться? Кто такие Тэд и Труди? Я ни разу не осмелился настоять на расспросах – боялся, что мои приключения с зеркалом окажутся галлюцинацией, а меня на самом деле наняли по завалявшемуся на каком-нибудь сайте резюме. Мне так нравилось думать, что они пришли ко мне из книги.

Но галлюцинации, оказывается, и правда были, причём сразу у всех. Это выглядело странно: всё-таки на каждого внушения и вещества действуют по-разному. Да и какие тут вещества? Никаких чужеродных запахов я не помнил: в Книфе всегда пахло уютно и ласково. Хотя случались пару раз “аллергии”, но там сразу было видно, что людям просто хочется поскандалить – такие бывают везде. Такие у нас и не задерживались.

С другой стороны, может, это и действовало по-разному. Просто нам нравилось то, что мы видели, а подробно ни с кем не обсуждали, думая, что каждый видит то же самое.

Стоп, это я уже думал. Сколько раз мысли шли по кругу за сегодня? Я наконец-то обратил внимание на слабость в ногах. Сколько я так хожу? Наверное, нужно идти домой и попробовать уснуть».

В окно у двери тихо постучали. Я провёл рукой по стеклу, стирая пыль, и увидел на крыльце Аню. Разве Яшка не повёл её домой? Повернув в замке ключ, я впустил её и тут же снова запер.

– Зачем вернулась?

– Почему вы не ушли?

Мы заговорили одновременно и так же одновременно замолчали. Я решил ответить первым:

– Какое тут, к лешему, «вы». Давай на «ты», пожалуйста. Как раз собирался домой, спать.

– В шесть утра?

Так. То есть, за окном не вечерние сумерки. Я повернул запястье и по вспыхнувшим цифрам браслета понял, что она не шутит.

– Кажется, я здесь проторчал всю ночь… Думал. То-то голова раскалывается…

– Давай я вам… тебе попить сделаю, – Аня наполнила чайник за стойкой и щёлкнула кнопкой. – Мне тоже не спалось, вышла пораньше – погулять и развеяться перед учёбой. А тут свет горит.

– Спасибо, Аня. Да, давай по чашке чая и пойдём.

– Что ты решил?

– Не понял.

– Что ты будешь делать с Книфе?

– А что я могу сделать… Документы – на Тэда и Труди, которые всех обманули, а нас тут вообще быть не должно.

Чайник обиженно зашипел, заворчал, пыхнул паром и отключился. Аня обдала заварник кипятком, очень медленно и внимательно отмерила три ложечки «Эрл Грея» и залила водой. Я поставил на стойку пару чашек.

– Труди долго тебя обнимала на прощание. Что она сказала?

– Извинилась. Велела всех беречь.

– То есть, оставила тебя преемником!

– Да ну, какой из меня преемник. Да и чего? Этой драной столовки?

По ногам неприятно потянуло сквозняком. Странно, дверь я точно закрывал. Наверное, окна где-то приоткрыты, нужно будет проверить.

Аня покачала головой, разлила чай и принесла из кухни оставшееся со вчерашнего дня печенье в виде карт. Я вытянул туза и хмыкнул. Ане досталась двойка, и она развела руками. Потом посмотрела на меня, вздохнула и сказала:

– Я, конечно, тоже не в себе после всего этого, но ты бы хоть пальто снял!

Ну, да. Не собрался. Бывает. Я молча встал, снял пальто и отнёс на вешалку. Привычно провёл рукой по карманам и понял, что с ними что-то не так. Обычно я не ношу вчетверо сложенных листов бумаги в кармане пальто, рюкзак для этого больше подходит.

В груди ёкнуло. Я потёр середину рёбер кулаком и вытащил листок.

– Что у тебя там?

Я вернулся к стойке, развернул бумагу и сел.

– Ну?

– Это… Это доверенность. На Книфе. На моё имя.

– Ага! Я же говорила! Не зря она обнималась!

Я прихлебнул из чашки, обжёгся, облился, поставил чашку, расплескал.

– Чёртов чай! – вырвалось у меня.

– Да забудь ты про него! Что делать будем?

Я отвернулся и смял листок. Аня тихо пискнула. Я затолкал комок бумаги в карман брюк и сказал:

– Это ничего не меняет. Я никто, и делать мне здесь нечего.

– Лар! Ты с ума сошёл? Ты единственный совершеннолетний из нас. Ты придумал Книфе, по твоим указаниям его создавали! Больше никто не сможет его спасти!

Я вскочил и снова заходил по залу. Аня сердито наблюдала за мной, ожидая ответа.

– Что ты собралась спасать? – наконец, спросил я. – Эту радость санстанции? Где я возьму деньги, время, руки? Бухгалтерия, налоговая, как мне с ними разбираться?

– Мы что-нибудь придумаем…

– Я не буду в это влезать. Я не могу. Я… я боюсь, – я пошёл к своему месту в нише и сел там. Спрятал лицо в ладони. Стыдно. Но хотя бы честно.

Заскрежетал по бетону отодвигаемый стул. Мимо меня протопали тяжёлые ботинки. У дверей они со скрипом развернулись и затопали в мою сторону. Над головой раздался срывающийся голос:

– Ты понимаешь, что сейчас сделал? Яшке негде будет отдыхать от зубрёжки и больничной палаты. Я не смогу помогать маме деньгами. Рита не будет смотреться в зеркало, шевеля ушками. Люди с электрички не будут отдыхать за чашкой кофе. Никто из тех, кому Книфе было утешением, больше его не получит!

Она наклонилась и приложила губы к моему уху.

– Потому что ты трус.

Звякнул замок, хлопнула дверь, задребезжали стёкла во всём зале, а я всё ещё слышал этот шёпот. И не бежал следом, не просил вернуться, даже не поднял головы.

Потому что я трус.

Я пришёл в себя от стука клавиш. Поднял тяжёлую голову – руки сразу загудели – и уставился на ноутбук. Нет, всё в порядке, он так и молчит с потухшим экраном.

Стук повторился слева. Я повернул голову и увидел рыжеватую девушку в нише напротив. Она ожесточённо била по клавишам всеми пальцами сразу, будто боясь потерять мысль. Я с трудом поднялся и подошёл к столику – ноль внимания. Тогда я дождался паузы и тронул гостью за плечо:

– Извините, мы не работаем.

Она вздрогнула и подняла на меня глаза – серые с цветными крапинками:

– Простите?

– Книфе закрыто.

– А я хотела переждать непогоду до электрички…

Я прислушался. Оказывается, стучало ещё и за окнами – и, судя по звуку, там сейчас было неуютно.

– И вас ничего не смутило?

– А что-то не так? – рассеянно переспросила она, снова бегая взглядом по строчкам.

– Понятно… Послушайте, кухня не работает, но я могу заварить вам чаю.

– Кофе, будьте добры, – пробормотала она. – Я не могу писать без кофе.

Я не был уверен, что она меня услышала, но добрался до стойки, вымыл чашки и завёл кофеварку. Интересно, сколько уже сейчас? И сколько ещё людей могут случайно зайти и увидеть этот ужас?

Я вздрогнул и начал рыться в шкафчиках. Отыскал бумагу, маркер, скотч и быстро написал:

Потом подумал о людях, которые могут попасть в такую же ситуацию с электричкой и добавил:

И тут на меня напала такая дикая тоска, что я сделал то, чего никогда себе не позволяю: расчувствовался. И быстро дописал, пока рациональная часть меня не перехватила управление:

Вышел на крыльцо, приклеил листок на пустую стеклянную дверь. Никаких белых колонн на чёрном фоне. Ничего, что появлялось здесь без свидетелей, не осталось.

Дождь стучал не так, как обычно. Я поднял голову. Конечно, вывески тоже не было. Её ведь вешали без меня. Помню, я её ещё для соцсетей пытался заснять – и фото не получалось. Теперь понятно, почему…