Рагос — одно из таких селений, настоящий кошмар для составителей карт и опричников, Природы и Бога. Первые не могли добраться туда, чтобы нарисовать планы и собрать подати. Вторым никак не удавалось преподать проказникам-аборигенам урок, и они только и делали, что наблюдали со стороны и злорадствовали. Их сила на эти горы не распространялась — здесь был свой хозяин, но обо всем по порядку.

Так вот, деревня лежала прямо посреди Утаивских гор, тех самых, которые стережет Вергер. Бывалые путники и торговцы предостерегали неопытных товарищей от опрометчивых походов в подобные места.

— Если там и живут некоторые люди, то это вовсе не значит, что там могут жить все люди! — говорили они. — Запомните, выгода — лучшая подруга риска.

Единственный безопасный путь в горы лежал через Андинский перевал, но большую часть года на нем бушевали страшные метели и сходили лавины. У всех желавших побывать на Утаивской цепи и вернуться обратно живыми имелось всего несколько недель весной в пору Светлого равноденствия.

Кто же, кроме зверей, считал эти холодные места своим домом? Звались эти племена Утаивами, и большинство бедолаг были потомками тех самых людей, поспоривших с Богом и поселившихся здесь многие годы назад. Остальные — немногие пришлые, ищущие в глубоких снегах того, чего не смогли найти в нормальной жизни. Все они — охотники и рыболовы, промышлявшие ценными видами мехов, мяса и рыбы. Этих странных людей часто спрашивали, почему они не спускались с гор и не занимались земледелием и промыслом в более теплых краях. Горцы хмурились и никогда не отвечали на подобные вопросы.

Среди поселений, разбросанных ниже от Андинского перевала, ходила легенда, что зимний холод так проморозил Утаивов, что стоило им только спуститься в теплые края, как они тут же растают, словно снеговики в знойный летний день.

Бытовало и еще одно поверье. Касалось оно не местных, а приезжих и было довольно мрачным, но ведь это как раз то, что и делает все суеверия такими увлекательными! Предание гласило, что если путника на Утаивской гряде покусает ледяной ветер или мороз, он обязательно вернется в горы к следующей оттепели.

— Не беспокойтесь, так можно сэкономить звонкие монеты! — подбодрил хозяин таверны двух путешественников, расспрашивавших его про занятную историю. Он намекал на традицию бросать деньги в воду, чтобы снова посетить понравившееся место, но они его совсем не поняли.

— А как узнать, что… ну, это случилось? — толкнув локтем своего друга, спросил один из них.

— Если случится — узнаете, — ответил мужичок загадочно и предложил запастись у него теплыми вещами, но товарищей уже и след простыл. Они смеялись, когда выходили за порог.

Впервые оказавшись возле Андинского перевала, лихие молодые дельцы часто слушали местные легенды с улыбкой. Сноровистые торгаши, они быстро угадывали в рассказчиках неумелых продавцов.

— Монеты считает глупый купец,

Не видит, что близится скорый…

Начал напевать корчмарь песенку себе под нос, но резко остановился, вспомнив, что в зале сидел еще один гость. На входную дверь тяжело смотрели светло-голубые глаза. Если долго вглядываться в них, могло почудиться, что они отдавали белым цветом снега.

Старик Эргбер Сальван был богатым и знаменитым купцом. Людям, незнакомым с ним, могло показаться, что он кичился своим состоянием, одеваясь в роскошную зимнюю одежду в теплое время года. На столе возле него лежали рукавицы, а на плечах покоился тяжелый, подбитый горностаем плащ.

По слухам, Эргбер слыл жутким неудачником по жизни и только к старости добился успеха, начав вести дела с Утаивами. С тех пор он так разбогател, что открыл торговый дом, процветавший и обогащавшийся с каждым годом. Сам мистер Сальван почти не принимал участия в сделках и только единожды в год отправлялся в горы. Любому члену его семьи или слугам по купеческим делам было запрещено даже приближаться к Утаивской цепи. Люди считали, что хитрый старик не доверял даже собственным детям, а его алчность не знала границ — в тавернах он никогда не платил за себя, и это приходилось делать его спутникам.

В зал зашло еще несколько человек, среди них — молодой купец Одэлан. Коротко спросив о чем-то корчмаря и ответив на несколько вопросов, он кивнул, заказал что-то и пошел за стол старика.

— Одэлан? — сказал сидевший за столом и указал ладонью на свободный стул. Голос у него был мужественный и даже грубый, но сильно хрипел будто застуженный на морозе.

— Эргбер, ты ли? Не узнал почти тебя, прости, волосы вон все инеем припорошило.

— Не молодею, поди.

— Когда последний раз виделись, весен пять назад?

— Четыре.

— Я и запамятовал.

— Когда остается мало времени, начинаешь считать его прилежней звонких монет.

Новоприбывшие купцы расселись за стол, заметили старика и подняли руки, особым образом сложив пальцы, в знак приветствия. Эргбер кивнул в ответ.

— Сколько? — после долгой паузы решился спросить Одэлан.

— Осталось?

Короткий кивок.

— Я считаю, который по счету, не так печально выходит.

— И?

— Пятнадцатый.

— Сколько бабка нагадала?

— Сказала шестнадцать, следующий — последний, получается. У тебя?

— Еще девять в запасе. Наверное, скоро тоже начну считать, как ты.

Эргбер взял огромную бутылку у подоспевшего кельнера и наполнил две кружки темно-красным напитком. Старик внимательно посмотрел на мальчика и спросил его имя, достав листок и красивое стило.

— Ади, — тихо ответил кельнер и понуро опустил голову. Гостям что-то не понравилось, и ему снова сегодня влетит от хозяина. Он пообещал, что горячее скоро будет и убежал на кухню.

— За старуху, — предложил тост Оделан.

— За старуху, дьявол бы ее побрал! — согласился Эргбер и звонко ударил по подставленной кружке.

Кельнер вернулся с подносом еды, расставил тарелки, поклонился и не обратил никакого внимания на то, что от горячих блюд повалили клубы пара. Ади знал, где живет, о чем обычно говорили эти суровые дядьки и прекрасно понимал, что на таком уши не погреешь, а скорее — наоборот. Здесь хорошо платили: потерпеть еще пару лет, он сможет накопить достаточно денег и уехать подальше от этих треклятых гор. Мальчик мечтал о местах потеплее, где-нибудь на границе Вечной пустыни, где ни дня в году не бывало холодной погоды и дули только горячие ветра. Он очень надеялся, что в теплых краях его перестанет преследовать страшный ледяной кошмар, снившийся ему каждую ночь.

Ади извинился и уже собрался бежать обратно на кухню, когда старый купец поймал его за рукав и резко притянул к себе.

— Ты ведь умеешь читать, Ади? Всем кельнерам в этих краях положено знать буквы, — сипло шепотом спросил Эргбер и получив утвердительный кивок, протянул кельнеру несколько монет, завернутых в небольшой бумажный сверток. — Это тебе на калакуль.

— А что такое калакуль? — спросил мальчик.

— Это такая южная сладость, ее можно найти в городе Сириния, — разъяснил купец и поднес палец к губам.

Ади развернул кулек и протянул его обратно старику, тот должно быть ошибся и дал ему вместо бронзы золотые монеты. Эргбер ответил строгим взглядом, помотал головой и только тут мальчик понял, какая холодная рука была у купца. Как в бреду шагая к кухне, он развернул бумажку и прочел на ней всего несколько слов: «спасайся, скоро он придет за тобой».

— Кто-то уходит в этом году? — допив горячий пунш, но так и не распробовав вкуса, спросил Одэлан.

— Серда видел, две недели тому назад отправился, не сдержался, мучился очень. Уже не свидимся по теплу, у него крайний год.

— Слышал о нем. Вроде, из стариков?

— Двадцать весен, больше чтобы кто ходил, я не знаю таких.

— Двадцать! — пробормотал Одэлан и нахмурил брови. — Это же сколько бремени нести! Говорят, чем дольше, тем хуже.

— Так и есть.

— Теперь ты старший, получается. Каково это?

— Да, чему тут кичиться? На год ведь всего, — Эргбер хотел перевести тему, но что-то не очень переводилось. — Ты чего так рано прибрел?