Головки половых органов противно трутся о сфинктер Мерека, в самый последний момент соскальзывая, заставляя того сдавленно всхлипнуть. И хотел было уже жертва подумать, что Первый Терзатель снова устроит долгие прелюдии, однако он ощущает, как монстр, придерживая свои члены рукой, входит во всё ещё тугой анус, проталкивает головки внутрь, делая это как можно быстрее, будто куда-то спешит, жертва набирает в лёгкие воздух и замирает. Это так больно, это так ужасающе, режуще больно. Его рука, что была придавлена к полу Второй, сжимается, а вены на ней, кажется, сейчас лопнут от давления.
Но Мерек, зажмурившись и полностью сжавшись, задержав дыхание, совершенно пропускает момент, когда грязное полотно пилы проходится по руке резко, раздирая пока лишь верхние слои бледной кожи. Маленькие капли крови выступают сквозь особенно глубокие борозды. И всё это доходит до рассудка слишком поздно, однако, как только боль начала просачивается меж мыслей мужчины, тот издал долгий, полный мучениями крик. Казалось, если бы там, сверху, на поверхности находился хоть кто-то живой, он бы непременно услышал этот вопль. И без того хриплый голос мужчины срывается, становится скорее жалким скулежом, медленно затихая. Воздух и силы заканчиваются и на пару секунд Мерек замолкает, проглатывая слюну, что режет горло.
Он не может понять, что причиняет ему большую боль. Ещё один рывок пилы выбивает из легких остатки воздуха вместе с протяжным вскриком, из-за чего жертва практически давится, так сильно стараясь вдохнуть хоть немного, пытается проглотить воздух, отчего становится только труднее и болезненнее. Слёзы начинают течь из глаз на еще не успевшее просохнуть лицо, и напряженная рука рефлекторно хватается за каменный пол, ломая хрупкие ногти до корня. Напряжение переходит к месту разреза, он кровоточит ещё сильнее, и Мерек дергается, причиняя себе только больше страданий. Он не знает, как лечь, как сделать так, чтобы не делать хуже, он не понимает, впервые в жизни он не понимает как должен поступить. Хотя нет. Сейчас чётко как никогда раньше в голове проносится мысль.
Неправильным поступком был только приход в эти подземелья. Если бы не это решение, Мерек… был бы сейчас распят. Быть распятым, конечно, тоже не самый лучший способ уйти, зато это было бы спокойной, собранной, предрешенной смертью во имя Светлых Богов, а сейчас… Сейчас это даже на жертвоприношение не потянет. Ни капли. Даже отдаленно. Жертвоприношения не самая прекрасная вещь в религии, но они объяснимы и понятны. А то, что со жертвой происходит сейчас, он не может описать более никак, кроме предательством со стороны Господа. Но мыслить мешает толчок внутрь, от которого Мерек более не испытывает ни разочарованности, ни отвращения. Он, кажется, ничего более не чувствует, кроме пронизывающей обиды. Обиды, что душит, обиды, что делает больнее даже сиех пыток над погибающим телом жертвы. Мужчина хочет разрыдаться, но не может, потому что он прямо сейчас рыдает. Эти слёзы не приносят облегчения, хотя в такой ситуации только смерть способна сотворить подобное чудо. В голове нет места ни проклятиям в сторону мучителей, ни жалости к самому себе. В голове одна мысль, которая не может выйти из головы даже при самых ужасных пытках: «Господь, почему же ты не помог мне? Почему же ты не спасёшь меня из этой преисподни? Почему, если всю жизнь отдал служению тебе? Не нарушил ни одного завета, ни одного Божьего правила. Готов был отдать свою жизнь, готов был испытать такие муки, если бы это всё было ради тебя. И хотел провести ритуал ради тебя… Моя божественная цель… Ты ведь сам воззвал с Небес!..»
— Что-то ты замолк, — Первый Терзатель, взглянув на жертву свысока, тянет руку к его голове. Однако он не берёт Мерека за подбородок, дабы тот взглянув на него, как это обычно бывает; он проводит ладонью по его запутавшимся волосам, совершенно не замечая того, что некоторые локоны испачканы в крови разной степени свежести, — тебе не нравится? — он зло усмехается, оголяя резцы в неширокой надменной улыбке. И ещё один раз бёдра монстра толкаются к чужому телу. И он, чувствуя, как его члены сжимаются стенками прямой кишки, закусывает губу от незначительной боли. Голос приводит жертву в чувства, однако это не приносит ничего хорошего, ведь именно в тот момент, как Мерек снова хотел заскулить от неприятного и тесного ощущения внутри, а Вторая тянет пилу на себя, и резьба полностью разрывает кожу, останавливаясь, лишь дойдя до тонкого слоя подкожного жира. Зачем она делала эти паузы между движениями — непонятно, но понятно было точно, что от них жертве никак не легче. Ощущение того, как грязная, ржавая пила, побывавшая Бог знает где, разрывает твою конечность напополам, заставляет мужчину громко задышать ртом, чтобы остановить приступ рвоты. Он чувствует этот тёплый металл, он чувствует, как струйки крови стекают на пол, пачкая волосы, тело... Тело, в которые члены монстра только что вошли полностью. И из открытого рта вырывается удивленный стон. Этот толчок в его тело сопровождался очень странным ощущением, что нельзя было сравнить с болью. Это была не боль, но что-то очень… похожее. Нет, нет, нет… Как такое возможно? Он никогда… он никогда не сможет чувствовать что-то кроме боли в соитии с чертовым монстром! Это отвратительно, это мерзко, это, блять, неправильно. Почему же его тело оскверняется именно таким образом? Это выбило жертву из колеи, точно также, как и Вторая, и один лишь Первый Терзатель не смог сдержать смешка. Он знал, что это произойдет, знал наверняка! И он снова поддаётся вперёд, упираясь пахом в Мерека, заставляя того в этот раз полностью затихнуть.
Мужчина приподнимает ногу, сдавливая бок монстра, видимо от напряжения, а тот в свою очередь хватает её и задирает таким образом, чтобы протолкнуть члены ещё дальше. Первый Терзатель двигает тазом и в какой-то момент полностью упирается в промежность Мерека, отчего тот снова сжимается, жмурит глаза, ещё сильнее сдавив половой орган «любовника».
— А теперь нравится? — Первый Терзатель немного наклоняется вперед, открывая себе лучший вид на озадаченное и жалобное лицо жертвы, что не произнес в этот раз ни единого звука: ни вскрика, ни скулежа, ничего. С одной стороны, это забавляло: он настолько в шоке, что даже пискнуть не может; с другой же, заставляло заскучать монстра: хотелось послушать ещё звуков со стороны Мерека, ведь когда они закончат, Мерек не сможет издать больше ни единого.
Насильник вглядывается в покрасневшие глаза мужчины, пока что не двигаясь, и жертва хочет было что-то сказать, но обоих отвлекает звук рвущейся плоти, а Мерек резко набирает воздух в лёгкие и замирает с гримасой ужаса и боли на бледном лице, не в силах издать крик. Первый Терзатель задумывается, был ли он и раньше таким бледным, или же это последствия огромной потери крови. Не став размышлять об этом дальше, он поворачивается в сторону напарницы, взглянув сначала на её безэмоциональное лицо, а после чуть ниже, на безвозвратно покалеченную конечность жертвы. Точнее… конечности… В расход «незаметно» пошла и вторая рука… Сейчас на его лице нет отвращения, сейчас он лишь думает о том, не умрёт ли его партнер от потери крови прямо во время акта. Было бы печально, но даже если и так, Первый Терзатель свою первоначальную цель выполнил — взлег с ним, хоть и насильно. Так холодно… Именно сейчас Мерек почувствовал, как много крови он потерял. Прикосновения теплых рук ощущаются как ожоги на его теле, а в очередной раз остановившееся лезвие пилы как пламя, что не согревало, а только сжигало плоть, разрывало её, прорубая путь до тонкой кости. И Мерек чувствует, как женская особь, негромко дыша, постукивает тупой пилой по ней, как утробное чувство неимоверной боли и некой вибрации проходит по его телу изнутри. Мужчина уже не чувствует пальцев, старается ими пошевелить, но выходят лишь мимолетные судороги. И перестаёт чувствовать всё чуть ниже локтя…
