Гаухолс, ощерившись, встречает взор одержимой. Перед глазами всё плывёт, однако он различает, как два бездонных ока переполняет оторопь – то ли угрызение совести, то ли страх самой себя. Сохрани Гаухолс хоть чуток здравомыслия, он мог бы забеспокоиться. Ведь если к нему вернулось зрение, то мог вернуться и… тут Создание начинает орать навзрыд.

Мысли Гаухолс обрывочны, и виной тому оглушительный, пронзающе-тонкий крик. Бывший Безымянный визжит истерически, не делая пауз, словно этот крик копился внутри его безмолвного горла с верхнего этажа темницы, с первой раны, с самого начала пути. И даже уши не зажать, рук-то нет.

Вместе с криком пасть извергает поток воздуха, столь бурный, что задувает ближайшие синие костры. Воздух гудит, а крик многократно отражается от сводчатых стен, создавая впечатление, что чрево вторит ей.

Мясо – это мясо, неважно что оно сделало для твоей прежней ипостаси. Да и как ни крути сей смертный уже не жилец. Какая разница, испустит ли он дух от полученных ран или станет лакомством.

Одержимый отрывает взгляд от Хранителя, сглатывает слюну и неистово молотит по вискам кулаками в попытке раздавить людоедский соблазн, заглушить прожорство болью. Не получается.

Тогда он горбится и с размаху впечатывает голову в землю. Подымает, запрокидывает, впечатывает опять. Гаухолс растерянно наблюдает, как Создание разбивает лоб о камни утёса, будто оголодавшие прихожане деревенской церквушки, которые день и ночь молятся о прекращении засухи и неурожая, хотя догадываются, что боги не придут на помощь.

Его знобит и лихорадит, она дрожит, как от холода. Точно путник, потерявшийся в заснеженных чащобах, подвернувший ногу и видящий во мраке сверкающие глаза волчьей стаи.

Она конвульсивно извивается всем телом… аки изнемогающая от схваток роженица, чья утроба уже сутки не может вытолкнуть младенца наружу, несмотря на все обряды повивальной бабки.

А время уходит, его не ухватишь за загривок.

Создание запыхалось, шумно переводит дыхание. Воздух, окутанный ароматом горелого мяса, проникает в ноздри режуще-яркой палитрой вкусов, судорогой чистого удовольствия.

“Что такое стыд?” — вопрошают голодные и униженные, заскорузлые и озверевшие. — “Стыд проистекает из морали. Мораль же – пустой звук. Её выдумали лжецы и идиоты. Власть имущие палачи пользуются ей как предлогом, чтоб драть с нас седьмую шкуру, и только. Мы верили в милосердие и смиренье, и где мы теперь? Жизнь загнала нас в грязь, а самых упрямых в могилу. Цепляться за миражи – это слабость, которая ничем не поможет.”

Будто липкая подпольная паутина, их суждения опутывают разум бывшего Безымянного, и тот находит в них что-то резонное. Чего стыдиться, если на её месте любой поступил бы так же? Он лишь возьмёт, что причитается ему по праву, по праву силы.

"Силы…"

Гаухолса волнами обдает гнилостное дыхание. Он видит, как приближается, загораживая всё поле зрения, бесформенный силуэт – Создание, потакая голоду, клонится ниже и ниже. Его крик с бульканьем тонет в вязкой слюне, тот пузырчатыми хлопьями падает из разинутой дыры рта. Из взгляда стремительно утекает всякая осмысленность.

Титаническим усилием он превозмогает боль, заставляя оголенные, покрытые спекшейся коркой, мускулы прийти в движение. Отчасти возвращая власть над своим телом.

Он смыкает пальцы на рукояти оружия. Выгибает плечо вверх. Поворачивает запястье так, чтоб нацелить копьё на морду отродья.

Когда он выбрасывает руку вперед, течение времени, кажется, стопорится, затвердевает словно смола. Он орёт и сам того не слышит, сознание поглотила звенящая тишь. Мысли отшибло напрочь – безумная боль сдавила разум в одномерную алую линию, длинную как вечность. Сердце сводит спазм.

И всё ради того, чтоб копье, прочертив в воздухе короткую прямую, не дотянулось. Остановилось в считанных сантиметрах до врага, а выгнуть руку дальше положение не позволяет.

Храбро кинуться в бой, брыкаться и трепыхаться до последнего, рухнуть лицом в грязь и проиграть, чуть-чуть поспешив с ударом… да уж. Хранитель так и замер с протянутой рукой, посеревшим лицом и небьющимся сердцем. Оглохший, ослепший, одуревший от боли, не сознающий даже, что потерпел поражение. Беззащитная, пахнущая жженым мясом добыча.

Хозяину Тьмы хватит одного плевка, чтоб покончить со смертным. Любой на его месте поступил бы.

Ну конечно. Воин в отчаянии. Значит, он один из подданных Хозяина Тьмы и мысли его – открытая книга. Просто различить конкретное сознание среди миллиона других сложнее, чем уцепиться взглядом за отдельную стекляшку в крутящемся калейдоскопе.

Но вот, удалось. Ему ясно ощутим страх бога-хранителя. Даже не так. Отчаянный ужас.

Хозяин Тьмы вдруг замирает, осознав: он не боится его. Он боится за судьбу подземелья, за судьбу мира. Теперь же Создание видит насквозь: страх не давал ему покоя никогда, подкожным морозом пробирал наяву и во сне.

Носитель измученной души пугался постоянно, всего встававшего на пути. Переживал, что просчитается, опоздает, подведёт. Он боялся сильнее всех остальных, но не смерти. Боялся потерять контроль над подземельем. Искали достойного претендента на его роль, но амбиции этого существа были другими.

И наперекор торжествующей дикости из глубин души Безымянного в последний раз подымается протест.

Всего на миг бывший Безымянный опомнился и возобладал над собой, но мига вполне достаточно, чтобы податься вперед, встретив хрустнувшим горлом остриё копья.

Настаёт тишина. Только ветер свистит, потрескивает огонь да отзвук истерического крика никак не покинет ушей Залескара. Кажется, Хранитель Кристального Подземелья соизволил окочуриться.

***

«Победа. Пустое и абсурдное понятие. Нечто породило нас. К нему мы вернёмся со временем. Великий род человеческий — излишки заблудшей плоти, что множится, роятся, гниют и увядают. Пока звёзды не сойдутся в своём неумолимом порядке, и что проснулось, станет сильнее вновь, дабы вырваться из своей хрупкой оболочки из земли и камня и принести наш неизбежный конец. Так что, найдите в себе силы, как подобает человеческой сути, и встаньте на незначащую оборону, вечно преследуемую этим жутким рассказом, раздающемся в бесконечной черноте пространства и времени. Помните, зло не дремлет...

... оно только ищет силы заявить о себе вновь».

Достижение получено: «Победа, какая она есть...»