Хрип и булькание раздавались с ритуального круга. Девочка упала на колени, а затем и на бок, тщетно пытаясь остановить кровотечение. Не поможет, подумал про себя, подходя к ней и осматривая уже ослабшее, почти мертвое тело. И вот ее глаза остекленели, а кровь все лилась толчками из раны на горле. Хорошая работа. Уселся на каменный пол поодаль от мертвого тела, под которым разливалась лужа крови.

Был из тех воспитанников радикальной сектантской церкви, которых презирали и ненавидели обычные люди за полное отсутствие у тех каких-либо принципов и морали. Впрочем, наплевать на мнение плебеев. Все флагеллянты по-своему такие. Жестокие, привязанные только к своей церкви, которому служат. Выросший среди кровавых ритуалов и в атмосфере насилия ученик уж точно не был исключением. Просто не мог стать кем-то еще. Разве что в первое время хрупкость тела иногда очень мешала мне, ведь сухие, слабые руки должны были и держать жертв, и точными движениями резать их так, чтобы все было хорошо и божество осталось довольным. Особенно такое, как Изотл.

Задумчиво осмотрел тело девочки. Разрезав все тем же лезвием ткань ее одежды, взглянул на побледневшую, почти прозрачную кожу мертвого тела. Мертвецы... Из нее уже не сделаешь повторный сосуд для ритуала, но почему бы не найти этой тушке применения получше?

Кажется, у меня в арсенале подходящий набор мясника. Создание вкусного блюда было бы весьма кстати — от него явно будет больше пользы в выживании, ч ем от слабого человеческого ребенка».

«НЕМНОГО БОЛИ ЗА СИЛУ ВОЛИ!»

Кажется, мы стали забывать, где находимся. Самодовольная ухмылка Мерека сменилась неподдельным удивлением по причине прихода обычных терзателей. Эти идиоты думали, что звуки возни останутся незамеченным? Фатальная ошибка.

Флагеллянт встал на ноги благодаря расчёту Изотла и его манипуляций с верёвкой.

Это бой выдастся очень сложным, но...

БОЛЬ — ЭТО СИЛА!

Глава тринадцатая. Расплата.

Дорогой читатель, следующий отрывок покажется неприятным для особо впечатлительных лиц.

На западном фронте с переменами. Терзатель ожидаемо одолел однорукого Прислужника, хотят победителя не назовешь целым. Монстр был тяжело изувечен и вымотан, ему не хотелось вступать с ним в дуэль. Разобраться с помехой не составило особого труда, просто взяли и добили без проблем.

А вот то, что видит флагеллянт перед собой…

«Они не обращают на него внимания»…

Сердце в груди Мерека, что до этого беспорядочно билось о ребра, резко пропустило удар. Он не может поверить этим словам, какое нахальство!..

Однако именно они дают понять, что тому от последующих… пыток точно не отвертеться.

— Как понимаешь, с ней у нас не особо вышло, — Первый Терзатель, показывая на зверски убитую девушку, (да, некоторые умеют говорить, обладают интеллектом), усмехается, большим пальцем потирая острую скулу мужчины и заставляя его поморщиться вновь. — Но я ведь нечестивый, обещания выполняю всегда, работа у меня такая. Получаю за это хлеб насущный. Ты, конечно, раскрылся как кошмарно противный человек, и у меня нет никакого желания касаться тебя… но нарушать свои принципы мне это не позволяет. Вторая, дашь мне сумку?

Второй Терзатель тянется за ней, даже не поднимаясь с места, и молча вытаскивает из, как ей кажется сейчас, бездонной сумки флакон масла, тут же протягивая его. Она (верно, женская особь, вместо половых членов — огромное влагалище) не будет задавать вопросов, она не будет смотреть. Как только ей скажут — она просто начнёт резать, не глядя по сторонам. И ещё стараясь не вслушиваться в окружающие звуки. Что-то подсказывает, что они ей не понравятся, даже если Мерек будет кричать от боли во всю глотку.

Небольшой бутыль поблескивает в желтом свете факела, жидкость в ней лениво переливается из стороны в сторону. Бывший пытатель, кажется, начинает сходить с ума, смотря на то, как монстр нарочито вертит бутыльком туда сюда, видимо проверяя, что жидкость в нём именно та, что нужна, после чего временно кладёт немного поодаль. Мерек просто не может поверить во всё, что происходит вокруг, он не может поверить в то, что Второй Терзатель так легко отдала ему бутыль, даже не усомнившись в действиях. Он не может поверить в то, что это произойдет.

Переживать всё это.

Господь, за что? Господь, ради чего такие жестокие муки?..

Сейчас, будучи совершенно раздавленным, униженным и морально убитым, пусть и выросшим, он не сможет даже противиться. Не сможет оказать никакого сопротивления, не сможет… даже позвать на помощь. Теперь, здесь, звать на помощь некого.

Из круга его могли вытащить добрые монахини, вымолить у Господа прощения за тех людей и милость для маленького мученика, могли упрятать его в своих комнатках и позволить проплакать в свою грудь хоть несколько часов подряд, пока сжирающий изнутри страх не отступит, не позволит сыну божьему подняться на ноги и продолжить службу или собственные дела под зорким присмотром.

Однако монахини и сами не всегда поблизости. У монахинь есть свои жизни, свои дела, свои заботы и волнения, и даже искреннее переживание за страдальца не дало бы им права отречься от всего остального ради его защиты.

Самое страшное в этом то, что вокруг есть и другие люди, которые могли бы уберечь его, могли бы помочь…

Но они не помогут.

Как тогда, когда маленький Мерек кричал изо всех сил, пока вокруг него и его на-… старшего была толпа людей.

И никто не помог.

И оставалось лишь замолчать и… лежать, пока твоё тело подвергается жесточайшему насилию, унижению. Молчать, чтобы не заслужить чего-то более жестокого. Молчать, чтобы, как и в детстве, тяжелая ладонь не опустилась на тонкую, нежную, детскую шейку, дабы придавить тело к полу, придушить, преподать урок. Чтобы тело не билось в страшных судорогах, лишь бы вдохнуть капельку воздуха.

Мерек не переживет, он просто не переживет.

Если в детстве у него еще были силы, чтобы извиваться под тяжелым, взрослым телом, то сейчас у него даже спина не согнётся. Единственное, чего он сейчас хочет — потерять сознание. Не видеть своими глазами того, что с ним собирается сделать монстр. Не видеть, как его тонкое тело прогибается под чужим то ли от боли, то ли избегая удушения. Просто… просто закрыть глаза и уснуть…

Но это лишь мечты. Это лишь надежды. Это то, что сводит с ума даже сильней, чем болезненные воспоминания, снившиеся ему в кошмарах. Болезненные воспоминания, идущие за ним всю его жизнь. Всю жизнь он старается смыть с себя ту грязь, которую оставили на его теле те ублюдки, но получается только сдирать с себя кожу лоскутами, разрывать ее собственными ногтями, омываясь своей кровью больше. Мерзкая рука снова заползает под одежду, только теперь на грубых сжатиях тонких ног дело не заканчивается. Ладонь пробирается все выше и выше… Прикасается тазовых костей сквозь пару слоев тонкой ткани, но еще не собирается срывать их.