Рабочий день начался так же, как и всегда. И даже во время обеда никто ничего, хоть немного приближенного к сложившейся ситуации, не сказал, ни единого вопроса не задал. Много позже, многократно перебирая все обстоятельства того дня, Калман понял, что окружающие, вероятно, сами очень сильно боялись, но у него на тот момент никак не получалось это увидеть. С другой стороны, если бы ему пришлось оценивать поведение людей, то он решил бы, что Алма и Ган и не существовали вовсе, их словно просто не было. Единственное, что произошло с ним за всё это время, это то, что к нему в середине дня совершенно внезапно подошел его начальник и очень тихо, почти неслышно сообщил, о том что в курсе Алмы и Гана. Калман ответил, что ему очень тяжело всё это переживать и попросил увольнения. Начальник понимающе покивал, затем молча развернулся и ушел. Больше они не виделись. Заявление на увольнение Калман написал в конце смены, прямо в отделе кадров, и далось ему это сложнее, чем он предполагал. Несмотря на все трудности, работу свою он любил и совершенно не желал с ней расставаться. Когда все бумаги буквально в несколько минут были подписаны, он вышел на улицу и втянул в себя свежий, уже морозный воздух. Вот так легко и удивительно просто закончилась его карьера продолжительностью почти в десять лет.

Домой Калман вернулся уже довольно поздно, потому как решил, что сегодня все-таки присоединиться к тем, кто отмечает ежедневное окончание смены, и по такому случаю, конечно, немало выпил. Мама встретила его, как и всегда, радушно и даже о неустойчивой походке и откровенном запахе ничего не сказала. Она просто затолкала его в ванную, а потом чуть ли не насильно накормила и после отправила спать. Калман не сопротивлялся, лишь пошатываясь вышел из кухни, проследовал до своей комнаты, открыл дверь, сделал еще пару шагов и просто упал на кровать. В этот раз ему не снилось вообще ничего, он словно умер.

Утро началось внезапно и с какого-то назойливого скрежещущего звука. Несколько минут Калман не мог понять, что происходит, но когда всё же продрал глаза и поднял голову, то тут же как-то резко очнулся. Неприятный звук исходил из его квартиры. Мгновенно встряхнувшись, он выскочил в коридор и застыл. Его маленькая, сейчас казалось даже еще больше скукожившаяся мама стояла напротив входа в квартиру и наблюдала за тем, как замок на входной двери вырезают снаружи. Он невольно прикрыл глаза и, вероятно, в последний раз вдохнул воздух свободы. Буквально спустя секунду раздался громкий удар, и уже за ним крики: «Лежать!» «Поднять руки!» «Не сметь сопротивляться!» «Кто еще есть в квартире?!» Калман послушно упал на пол и завел руки за голову. Сразу после этого к нему подлетели, видимо, двое и с разных сторон ударили его ногами по ребрам несколько раз, затем заломили его руки за спину и, подняв и согнув в три погибели, потащили на выход. Уже возле двери Калман всё же решился поднять голову и посмотреть на маму, но его тут же ударили вновь и крикнули: «Мордой в пол!» Больше головы он не поднимал. Когда его тянули вниз по лестнице, он всё же смог распознать в окружающем гуле голосов позади себя жалобные крики матери. Вероятно, от случившегося у нее началась истерика, и, скорей всего, после нее матери станет совсем плохо, но сделать ничего уже было нельзя. На улице Калмана затолкали в арестантскую часть машины пункта контроля, пристегнули к ледяному полу и захлопнули дверь. Спустя еще секунду машина пришла в движение. Калман устало приподнялся и украдкой посмотрел в маленькое окно под потолком. Там проплывали ветки немногочисленных деревьев и отдельные, но незначительные части его трехэтажки. Он намеренно отвернулся и сел обратно, ему не хотелось запоминать родной дом именно таким.

Везли Калмана долго, и судя по возросшей в какой-то момент скорости, даже выехали на трассу, хотя сейчас это было уже не важно. Куда бы его не направили, ничего хорошего там с ним произойти не могло, а значит, место, куда он едет, не имеет ровным счетом никакого значения. Спустя почти вечность дверь вновь отворилась, и Калмана выволокли наружу. В этот раз тех, кто его забирал, он даже немного увидел, хотя рассмотреть в них хоть что-нибудь было невозможно. Это были люди из специального подразделения по борьбе с такими, как он. Одеты и экипированы они всегда были по последнему слову техники и безопасности, то есть полностью в бронезащите и специальных очках. Кроме общего контура, невозможно было распознать вообще ничего. Обычные граждане называли их «водолазами». Таких, как они, проклинали, ненавидели, но и боялись. Никто не знал, кто служит на этих должностях, а таким мог быть кто угодно, возможно, сосед, знакомый, лучший друг или даже близкий родственник. Адекватным и совестливым людям сложно было представить, что можно избивать, унижать или легко убивать своих же, но данные персонажи таким ненужным самоощущением, как совесть, были явно не обременены и, видимо, именно поэтому там и служили. Те двое, что вытащили Калмана из машины на землю, были, похоже, как раз из тех, для кого «совесть» служила всего лишь ненужным словом в лексиконе. За несколько минут, пока они тянули его неизвестно куда, им удалось вновь пересчитать все его ребра, причем и ногами, и руками, затем раз 10 ударить электрошокером, а потом, просто ради забавы, разбить нос и губы. Калман не сопротивлялся, всего лишь по мере возможности старался прикрыть те места, куда бьют. Пару раз, по глупости, он невольно застонал, но это его мучителей, похоже, только раззадорило. Они начали избивать Калмана еще сильнее, уже со всех сторон и, судя по количеству ног, людей, которые этим занимались, прибавилось. Выдержать такого его организм уже не смог, и сознание само собой отключилось.

Очнулся Калман в полной темноте и холоде, он лежал, видимо, на каменной поверхности и очевидно раздетый до пояса. Тут же пришла мысль, что Дэус его все-таки забрал, но немного пошевелившись, он понял, что это вовсе не так, потому как тело болело нещадно, и любое движение причиняло невероятные страдания. Калман намеренно аккуратно распластался на бетонном полу и застыл. Рано или поздно холод и потеря крови из открытых ран должны были сделать свое дело. И лучше так, чем то, что было до этого.

– Хэй! А этот вроде не сдох! – крикнул кто-то внезапно и совсем неподалеку, но приглушенно, словно под водой. – Шевелится еще.

– Отлично! Тащи его сюда! – ответили ему откуда-то совсем издалека.

Дальше был звук открывающегося затвора двери и сразу за ним, по-видимому, двое вошли внутрь и встали рядом. Калман намеренно не открывал глаза.

– Да хрен знает, – сказал первый и смачно сплюнул прямо ему на руку. – По-моему, уже дохляк. По-хорошему, добить бы надо. Вряд ли выживет. Принимающая группа в этот раз, похоже, прям оторвалась.

– Ну, а как ты думал? Больше суток последнего из этой банды определить не могли. Осерчали ребята.

– Ладно, давай уже сдадим, а там пусть сами решают.

Они тут же вцепились в его ноги с двух сторон и, словно мешок, потащили куда-то наружу. Скользить голой спиной и затылком по бетонному полу, вероятно, должно было быть больно, но Калман почему-то вообще ничего не чувствовал, тело словно окаменело. Дотянув его до какой-то относительно светлой комнаты, охранники не без усилий приподняли его, усадили на стул и пристегнули ремнями к спинке.

– Я не понял, а чего он такой не живой? Ну-ка освежите его! – сказал наглым самоуверенным голосом кто-то третий.

Буквально спустя еще секунду Калману на голову вылили, вероятно, целое ведро ледяной воды. Он только вздрогнул, но головы так и не поднял.

– Я же говорил – дохляк, – сказал первый.

– Валите отсюда, – ехидным голосом бросил третий.

Уже знакомые ноги вокруг Калмана еще немного потоптались, но вскоре вроде вышли за дверь, после чего она с диким скрежетом захлопнулась. На несколько секунд повисла тишина.

– Очухиваться это говно, похоже, не собирается, – едко заметил четвертый голос. – А ну-ка вмажь ему.

Дальше последовало два резких молчаливых удара: один в челюсть, а другой под дых. Калман склонился в сторону и невольно выплюнул из себя весь воздух, причем вместе с кровью.