– Чинить, что еще?
– Это уже невозможно. Только глянь на него.
– Что-нибудь придумаем, – ответила Алма и, похлопав его по плечу, пошла в обход противоположной стороны производственной линии.
В конце смены Калман вновь направился к начальнику и в очередной раз постарался максимально ясно донести до него назревающую проблему, однако, как и в сто раз до этого, получил короткий ответ: «Я всё понимаю, но сделать ничего не могу». Пришлось плестись домой и надеяться, что уже там сам собой составится план, как действовать дальше.
Так называемый дом обозначить этим словом было сложно, ему больше подходило «старое дощатое строение с трещинами по всему внешнему и внутреннему периметру», где Калман по какой-то причине жил. Однако, несмотря на всю убогость, ветхость и дыры в стенах толщиной в палец, это место он искреннее любил, потому как вырос в нем и там жила мама. Она же и встретила его на пороге.
– Милый! – мать привычно улыбнулась грустной улыбкой и поправила фартук. – Совсем поздно сегодня, да? А у нас опять воду отключили, и электричества не было полдня. Но я всё равно смогла испечь тебе пирожков, правда, не из белой муки, на нее денег не хватило, и сахара тоже достать не удалось, но я смогла раздобыть ведро относительно хорошей картошки, она почти не червивая. Вместо дрожжей, как всегда, пиво. А еще, представляешь? У меня получилось купить тех куриных потрохов, про которые я недавно рассказывала, а потом нарвать щавеля тут неподалёку и наварить супа.
– Ты у меня большая молодец, – с улыбкой ответил Калман.
Его всегда удивляло, как у его матери получается делать лучшее из ничего. Поцеловав ее в макушку, Калман пошел умываться. Вода была, как всегда, только та, что мама заранее набрала в габаритные емкости, и потому вся процедура прошла очень быстро. Закончив, он осмотрел себя в пожелтевшем зеркале и усмехнулся. Его внешность с недавних пор отлично вписывалась в эти выкрашенные в непонятный цвет прямо по бетону обшарпанные стены ванны, полуразбитый кафель на полу и металлическую раковину. Уже как год он был со всем этим вполне гармоничен.
– Родной? – окликнула его из-за двери мама. – Покушаешь сначала пирожков, ладно? Плитка плохо разогревается, напряжения, видимо, нет.
– Конечно, мам! – ответил Калман и начал одеваться.
Закончив, вышел в коридор и прошел на кухню. Уже там уселся за стол и взял почти холодный пирожок из обложенного фольгой пакета. Мама всегда упаковывала их таким образом, видимо, стараясь сохранить тепло, но на деле выходило неважно.
– Сейчас я тебе чаю сделаю, – заботливо сообщила она, продолжая шаркать дырявыми тапками по выцветшему линолеуму. – Я сегодня, кстати, у соседа небольшую самодельную керосинку приобрела.
– Мам, – одернул ее Калман и скривился, – нельзя покупать керосинки, за это ведь положен штраф.
– А кто узнает, милый? Я вот только тебе кружку чая накипячу и сразу всё уберу. И кстати, почему ты опять так легко одет? Хватит ходить по квартире без теплых вещей, лето давно закончилось.
– Мам, я сам разберусь.
– Смотри, заболеешь, а потом, не дай бог, уволят. Сам знаешь, как у нас всё.
– Ладно, – Отмахнулся он и продолжил жевать пирожок.
В их мире нельзя было уже практически ничего. Любая болезнь провозглашалась чуть ли не преступлением, потому как считалось, что ты сам ее допустил. Покупать керосинки также было запрещено, ведь от них случались пожары. Есть много тоже ни в коем случае не разрешалось, так как это безумно вредно, и потому обычная еда раздавалась по спискам и стоила немалых денег, а хорошая выдавалась по еще более сокращенным спискам, и ее стоимости Калман уже не знал. Таких правил были сотни, всех и не упомнишь, они касались абсолютно каждой сферы жизни. Единственное, что всем и всегда разрешалось, – это пить, но разумеется не в ущерб работе, и именно этим основная часть населения и развлекалась.
– Знаешь, родной, на следующей неделе я все-таки попробую сходить с соседями в лес, – немного посуетившись вокруг, заявила вдруг мама и села напротив него с металлической кружкой, где дымился горячий чай. – Говорят, там есть место, которое не контролируют.
– Ты с ума сошла? А если поймают? Грибы и ягоды тоже ведь принадлежат государству.
– У нас всё ему принадлежит, но жить-то как-то надо.
– Ох, мам, – Калман покачал головой и пододвинул кружку к себе. – Ты ведь понимаешь, что если тебя заберут за вредительство, то и меня уволят? На что тогда мы будем жить?
– Я хочу сделать это, потому что всего лишь пытаюсь позаботиться о нас обоих. В те времена, когда работал твой отец, нам хотя бы иногда что-то из овощей и фруктов перепадало, хоть раз в неделю. А сейчас мы вообще ничего не можем себе позволить, кроме потрохов, капусты и картошки. На этом жить нельзя.
– Все так живут, некоторые даже намного хуже.
– Мне наплевать на остальных, я думаю только о нашей семье.
– Я не смогу тебя переубедить, да?
– Ты можешь попытаться, но вряд ли получится.
– Ну хорошо, иди, только будь осторожна, – нехотя согласился Калман. – Убежать ты точно не сможешь, так что старайся следить за обстановкой.
– Ой, ерунда! – отмахнулась мама, после чего встала и прошла в прихожую.
– Ты куда? – нахмурено спросил Калман.
– Мне кажется, твоя подруга, как обычно, скребется в дверь.
И действительно, вскоре на кухню вошла его Алма и тут же гордо поставила на стол двухлитровую пластиковую бутылку пива.
– Алмочка, – мама шаркала следом за ней с довольным видом, – давай садись, покушай тоже.
– Нет, тетя Ирма, спасибо. Я вам тут подарок принесла, – она запустила руку в безразмерную куртку и достала оттуда завёрнутый в бумагу увесистый кусок мяса. – Вот держите, оно свежее, родственники из деревни прислали.
– Ты ж моя девочка, – мама растроганно приняла сверток в руки и украдкой смахнула благодарные слезы.
– Что-то я не помню у тебя таких родственников, – нахмуренно произнес Калман.
– Не твое дело, какие и где у меня родственники. Лучше пойдем к тебе, разговор есть.
– Как скажешь, – лениво согласился он и, поднявшись из-за стола, поплелся в коридор.
На пороге своей комнаты еще раз на секунду остановился, поежился и только потом вошёл внутрь. Там всегда было холоднее, чем в остальной квартире. Когда-то она принадлежала его родителям, но после смерти отца маму пришлось переселить поближе к кухне, потому что там было намного теплее.
– Ну что у тебя? – спросил Калман и, усевшись на старый протертый стул возле такого же ветхого стола, достал сигарету.
– Погоди, – тихо сказала Алма, и прикрыв за собой много раз крашеную, чем попало, тяжелую дверь, отчего та почти не закрывалась до конца, вдруг сделала хитрое лицо. – Есть вариант добывать мясо, – заговорщицким шепотом заявила она и плюхнулась на его кровать.
– Так и знал, что ты именно об этом скажешь, – недовольно произнес Калман. – Я уже думал об этом. У матери анемия, ей без него вообще сложно жить, и я знаю, о чем ты. Лес?
– Конечно! Но мы же не можем пойти туда сами, у нас с тобой нет должного опыта. Однако есть люди, которые об этом знают.
– Откуда то мясо, что ты передала матери, и чье оно?
– Не кошка и не собака, не переживай, это лось. Его Ган принес, своим я оставила такой же кусок.
– А у него оно откуда?
– В том-то и дело, что у него имеются друзья, которые ходят окольными тропами, ловят их в ямы и там режут. Наши начальники, кстати, в доле.
– Не удивительно, им всегда и всего мало.
– Всем всегда и всего мало, так что давай лучше поразмыслим, как нам самим его добывать? Я думаю, что для начала нужно какое-то время походить с ними, научиться, и потом уже делать это самостоятельно.
– Неплохое решение, но мне кажется, что прежде важно понять, что мы будем делать, если нас с тобой поймают? Напомню, что у меня больная мама, и твоя не лучше, но на твоей шее еще и два маленьких брата.
– Опять включился Мрак! – недовольно ответила Алма. – Хорошо. Твои предложения?