Ходот решил не добивать противника, так как нужно было сохранить силы для массированного штурма. Он подошел ко мне и мы решили дать передохнуть нашим солдатам, подсчитать потери и оказать необходимую помощь раненным.

По итогам сражения из пятидесяти семи тысяч византийцев на поле боя убитыми осталось не менее двадцати пяти тысяч. Около пятнадцати тысяч смогли выжить и пытаются организоваться для возвращения в Византию. Остальные были раненные, половина которых, при нынешнем развитии медицины, могла присоединиться к погибшим.

У меня было около пятидесяти пяти тысяч войск, из которых семнадцать тысяч были болгарскими. Кстати, из Плиски во фланг врага ударило восемь тысяч болгарских воинов, которых Омуртаг впоследствии наградил и даровал им титул гвардейцев.

Мы потеряли убитыми около семи тысяч, из которых половина была кавалерией, погибшей вначале боя под градом стрел и огнеметов. Вынужден признать, что мне повезло восстановить дух армии, иначе вряд ли артиллеристы могли столь же слаженно и с таким задором перемалывать армию византийцев. Мы в лучшем случае могли рассчитывать на ничью. И это была бы Пиррова победа.

Моя армия праздновала победу. Повсюду слышались радостные крики воинов и боевые кличи легионеров, скандирующие мое имя.

Я разглядывал уставшие, но довольные лица своих ближников и командиров, окруживших меня. Все были живы и опьянены победой.

Я вглядывался в довольные физиономии друзей. И все же мне удалось победить. Эйфория переполняла меня. Вон Аршак идет ко мне. Он единственный не присоединился к победным крикам. Но его можно понять, все же мы победили его соотечественников. Мой казначей-советник подошел ко мне и обнял.

— Не грусти, Аршак, — сказал я другу, — византийцы не уничтожены, да и нет у меня в мыслях такого.

— Это не важно, — заявил Аршак.

Он чуть отстранился и воткнул в мою подмышку что-то острое. Боли особой не было. На волне адреналина и при наличии мелких порезов, не ощущалось дискомфорта.

Он сделал шаг назад. Вокруг продолжали кричать опьяненные победой воины. Опустив взгляд вниз, я увидел рукоять кинжала, торчащую слева. Молодец, Аршак, попал аккурат в самое незащищенное место, туда, где нет защиты кольчуги.

— Почему? — прошептал я, прикрывая рану.

— У меня не было другого выхода, — ответил друг с мертвенно-белым выражением лица.

Я посмотрел на свою окровавленную ладонь. Первым рану заметил Ага. Он боднул Аршака так, что тот отлетел, как тряпичная кукла. Вокруг меня началась суета. Я находился в шоковом состоянии. И по большей части от предательства друга.

— Ходот! — позвал я своего полководца.

Меня уложили на землю. Рядом стоял Эдик, который хладнокровно командовал моими командирами, приказав раздеть меня, не потревожив рану.

— Я здесь, царь, — испуганно откликнулся тесть.

— Метик, подожди, — одернул я своего лекаря, который продолжал свои врачебные манипуляции и мешал отдать важные для меня приказы, — Ходот, организуй преследование византийцев. Оставь мне тысячу легионеров в охранение. Не перебивай, — рыкнул я на него, когда он пытался отмахнуться от моих слов, — Не надо добивать их пока не окажетесь у стен византийской столицы. Ты должен на плечах отступающих войти в Царьград. Возле столицы отправь остатки нашей конницы, переодетой во вражеские одежды, следом за отступающими частями имперцев. Они займут ворота до подхода основного войска. Должно получится. Выполняй! — Ходот кивнул и силы начали меня покидать, — Эса! Не убивай, — сумел я выдавить последнее указание, успев услышать ее разочарованно-гневный рык.

* * *

Очнулся я в свое шатре. Вокруг было светло. Наверное, было раннее утро. Я попытался встать, но это далось с трудом. На мои кряхтения заглянул Ага. Улыбнулся щербатой улыбкой и вышел. Он притащил тщедушного, на его фоне, легионера и ткнул на меня пальцем. Легионер, увидев меня, так же расцвел в улыбке.

— Позвать лекаря Метика? — спросил он.

— Ага, — обрадовался мой телохранитель и выпихнул легионера.

Мне стало смешно от этой сцены, но попытка посмеяться отдалась болью в ребрах. Я сразу вспомнил предшествующие события — победу в сражении и предательство Аршака. Настроение сразу опустилось.

— Ты собираешься дожить до старости? — спросил ухмыляющийся Эдик, заходя ко мне.

— Я не виноват, как-то само все получается.

Пару минут мой врач осматривал меня и вынес положительное заключение касательно моего состояния, запретив физические нагрузки и прописав покой.

— Где Аршак? — спросил я после осмотра.

— Эса заперла его в клетке, — ответил Эд, присаживаясь возле моей постели.

— И как он?

— Никак. Поначалу его чуть не растерзали, но Ага явно дал понять, что его судьбу решает царь, а не солдаты. Так что, — он пожал плечами, — сидит себе и сидит.

— Давно?

— Третий день.

— Третий? Значит, армия уже дошла до столицы.

— Да, ночью прискакал гонец с вестью о том, что Константинополь осажден. Первый пояс обороны, внешний город, взят. Идет осада и уличные схватки.

— Переговоры идут?

— Нет, пока не с кем. Михаил серьезно ранен, а его сын Феофил пока считает, что город выдержит осаду. Наверное.

— А Андрей? Что с ним?

— Убит. Еще здесь. Шальная стрела в глазнице не дает возможности иного.

— Жаль. Очень жаль, — задумчиво протянул я.

— Я уговорил Ходота забрать Эсу. Она не хотела оставлять тебя.

— Правильно сделал.

— Здесь около тысячи легионеров и чуть более трех тысяч раненых. Забаву я отправил с основным войском.

Я кивнул.

— Выведи меня из шатра. Я сяду в кресло.

Метик, хотел было возмутиться, но передумал. С помощью Аги они усадили меня на кресло возле моего огромного шатра. Утро встретило прохладным ветром. В воздухе витал аромат полевых цветов и запах спирта. Последнее — последствия обеззараживания ран моих солдат.

— Позови свободных командиров-сотников, — сказал я Метику, — скажи, что зову их на царский суд. И пусть приведут Аршака.

Эдик раздал указания и встал по правую руку от меня. Слева стоял Ага.

Связанного Аршака привели довольно быстро. Видок у него был потрепанный. Два легионера охраняли его от неразумных действий. Но судя по поникшим плечам, он и не помышлял о подобном. Аршак, стоя на коленях, с завязанными спереди руками, уставился на точку между нами.

Я молчал и ждал пока соберутся мои сотники. На душе горела обида, разочарование, злость и какая-то жалость. Никогда не понимал мотивов таких низменных поступков, как предательство. И ведь он не гнилой по натуре и складу характера. Что за муха его укусила?

Постепенно вокруг меня образовалось кольцо зрителей. Слышались приветственные выкрики, желающие здоровья царю, на что я вежливо кивал.

— Аршак! — начал я судебный процесс, воцаряя тишину, — Советник царя Ларса, член царского совета, казначей царства и…бывший друг!

Последнее заставило Аршака дернуть голову, словно от удара хлыстом.

— Ты обвиняешься, — продолжил я, — в предательстве царя. Что можешь сказать в свое оправдание?

Аршак молчал.

— Может помочь ему быть вежливее? — буркнул Метик.

— Аршак! — прорычал я.

— Да, царь! — ответил он, подняв голову бледный Аладдин и уставился в меня пустым взглядом.

— Чтобы решить твою судьбу мне нужно знать, почему ты поступил именно так.

— Разве это имеет значение?

— Будь ты простым воином-наемником, пытавшимся убить царя, я даже не особо задумывался о судьбе такого человека. Просто голову с плеч и все наказание. Ты же был другом и занимал не последнее место в царстве. Почему ты хотел меня убить? Ты успел сказать, что у тебя не было другого выхода. Что побудило тебя совершить предательство.

— Там много всего. Просто казни меня и все.

— Я не спешу. Благодаря тебе, мне нужно долго находится в покое. Ты в это время можешь заливаться соловьем и рассказывать о своих мотивах, — заявил я под вежливые смешки зрителей.