Кто-то распространил слухи о том, что хана и меня убили. Столица ханства напоминала разворошенный улей. Советник хана, Боян, являющийся вторым лицом после Омуртага, начал подвергаться травле. Его обвиняли в том, что он организовал покушение, да еще и пригласил северных соседей, чтобы они помогли ему стать ханом. В итоге, Боян за два дня, которые прошли с момента нашего исчезновения, лишился поддержки болгарской армии. Младший сын Омуртага по имени Маламир, стал ханом, а регентом при нем стал некий Исбул, один из советников Омуртага. Этот Исбул был тем еще интриганом. Он сумел заточить в тюрьму Бояна, получил поддержку армии, во главе которой был его родственник. Регент хотел потребовать от Гардарики некой контрибуции за «смерть» Омуртага. Наличие нашей армии у стен Плиски его не сильно напугало. Видимо, он разумно предположил, что без особой надобности мы не будем объявлять войну болгарам.

Пока Радомысл утрясал дипломатическим путем разногласия между ханством и царством, Метик и Ходот вели расследование по моей пропаже.

И тут на сцене появилась Эса. Она смогла «убедить» регента Исбула принять ровно противоположное мнение о роли царства Гардарики. Говорят, крики регента разносились по всей столице громогласным эхом. Наутро Исбул пригласил во дворец Радомысла и Ходота, потребовал прощения за резкий тон в переговорах и дал вассальную клятву царю Гардарики от имени хана Маламира.

— Что? — я привстал после таких известий.

— Да, — дядя рассмеялся, — а после этого сам Маламир, семилетний мальчик, поклялся в верности царю Гардарики и его наследнику. А твоя Эстрид, как невинная овечка стояла там, словно ветошь.

— И что, никто не воспротивился при дворе? — мое удивление было сложно описать.

— Как это — не воспротивился? Еще как воспротивился. В столице начались погромы. Дело дошло до того, что армия отказывалась признавать присягу. Но тут снова Эстрид все решила. Родственник Исбула, которого не смогли убедить доводы регента о необходимости принятого им решения, вдруг резко скончался. Армия стала обезглавленной. А большинство командиров, которые могли поднять знамя восстания вдруг стали болеть, пропадать. Участились несчастные случаи. В городе же, богатые деятели, не разделяющие решение регента, по несчастливой случайности стали немощными. То у одного хворь, то у другого шея сломалось при падении с лошади, то третий вдруг пропал в никуда. Так Исбул стал самым влиятельным лицом в ханстве. Он расставил на нужные места своих людей и теперь мертвой хваткой держит страну в руке. А Эстрид, конечно же совершенно не при чем, — ехидно закончил дядя.

— Эса, чертовка, — я потрясенно уставился в потолок.

— Когда ты нашелся, она была безумно счастлива. А когда выяснилось, что и Омуртаг жив, — Радомысл бросил взгляд на спящего хана, — то ей стало не очень хорошо.

— Что же делать теперь? — я даже предположить не мог, что окажусь в такой ситуации.

— А что делать? Этого, — он кивнул в сторону Омуртага, — лишить головы и всего-то делов, — дядя махнул своей деревянным протезом, словно топором.

Теперь ясно чего так Эса волновалась. Ведь я должен был решить судьбу хана. Да и Метик, мелкий засранец, спрашивал, нужно ли лечить Омуртага. Вот же ближники — помощники.

— Мне кажется, что Гардарики не смогут переварить такую большую территорию, как это ханство. Мы и так откусили огромный кусок земли. Нам принадлежит земля от Варяжского моря до Скифского. Справа у нас — каганат, снизу Византия. Крым, кстати тоже между ними поделен. Куда нам еще и болгарские земли?

— Пусть будут. Земли много не бывает, — Радомысл вздохнул, — тебе не об этом нужно сейчас думать, а о том, что у нас в стане объявился предатель.

— Не понял, — я хмуро уставился на дядю.

— Через два-три дня к Плиске подойдет войско Михаила, византийского императора.

— Да чтоб тебя, дядя, — я взвился, — чего раньше не сказал? Сколько у него войск, какое оснащение?

— Это мне не ведомо, то у Ходота спроси.

— Так, византийцы, значит, нарушили перемирие с болгарами и решили половить рыбку в мутной воде, — я задумался.

— Не верно мыслишь, — заворчал дядя и отвесил мне ощутимый щелбан, — чему я учил тебя все это время, Ларс? Я ж говорю, предатель в нашем стане объявился!

— Да с чего ты взял? — потирая лоб, спросил я.

— Да с того, что кто-то сообщил Михаилу о том, что мы идем на Царьград.

— А мы и не скрывали, что наш поход нацелен на византийскую столицу. Любой мог услышать и донести об этом.

— Молодец, правильно. Начал соображать. Вот только армия императора двинулась в поход аккурат в день твоего исчезновения. Если он не при чем в твоем похищении… — Радомысл сделал паузу.

— Не при чем, но мог знать об этом, — пришлось выдать часть информации.

— В любом случае, кто-то подробно посвятил византийцев в наши планы. Уж слишком удобно они появляются здесь.

— Сколько у него армии? — устало спросил я.

— Наши лазутчики доложили о пятидесяти-шестидесяти тысяч воинов. Наш флот нужно охранять от возможного нападения с моря, поэтому Ходот пустил вдоль берегов конные разъезды вплоть до самой византийской границы, где их и заметили. По расчетам наших воинов, они вышли из Царьграда в день нападения на тебя и хана.

— И кого ты успел в предатели записать?

— В том-то и дело, Ларс, — старик вздохнул, — не знаю я.

Да уж, ситуевина. С одной стороны — моя почти сорокатысячная армия, с другой — пятьдесят-шестьдесят тысяч византийцев. Если учесть, что болгары гипотетически стали моими подданными, а, следовательно, их армия может смело присоединиться к моей, то расклад в мою пользу. И тогда Омуртаг мне не нужен с политической точки зрения. В то же время, болгары для меня словно пороховая бочка, с ними будет очень тяжело вести свою, независимую, политику из-за их немалой армии.

Помнится, у хана были какие-то разногласия с вассалами на западе. Может, взять в свою армию болгарские войска и посмотреть на них в бою с византийцами? Если они покажут себя с хорошей стороны, то вместе пойдем на Царьград, а после захвата столицы отправимся по бунтовщикам болгар огнем и мечем. Но здесь возникает резонный вопрос: не предадут ли меня болгары в битве с императором Михаилом? Ведь они довольно продолжительное время были в нейтральных отношениях. Воспримут византийцев, как освободителей от сюзеренитета Гардарики. Сложная ситуация.

— Нужно будет встретить византийцев достойно, я чуть привстал на кровати, — подготовить ловушки, волчьи ямы. Может даже проделать «хазарскую» дорогу в Плисках.

— Ходот уже занимается этим, — баюкая протез, заверил Радомысл.

— Вот и замечательно. Не тревожься, дядя, ведь это хорошо, что император сам вышел из столицы. Не пришлось его «выкуривать» из Царьграда.

— Мне кажется, что тут что-то не чисто, Ларс.

— Что именно?

— Не дает покоя мысль о предателе. Ведь если Михаил с таким войском направился сюда, то он рассчитывает нас победить. Не стоит недооценивать противника. Ты рассуждаешь так, словно мы уже победили. Успешная военная компания тебя расслабила.

— Я что-то упускаю? — я нахмурился.

— Мы, Ларс, — дядя улыбнулся, — мы что-то упускаем. Есть что-то, чего мы не знаем. Может быть, болгарское войско должно переметнуться к византийцам, а может быть, в нашем лагере есть предатель, который передал все наши секреты и у Михаила есть меры от них.

— Например, греческий огонь?

— Да хотя бы и он. Что-то мы упускаем, племяша.

— Допустим, — я задумался, — у нас есть предатель, который все докладывает византийцам. Кто это может быть?

— Да кто угодно. Начиная от обычного наемного варяга-ободрита, заканчивая твоим Аршаком.

— Аршак не настолько глуп, да и все знают о его нежелании воевать с византийцами, поэтому здесь ты погорячился.

— Да понимаю я, — Радомысл вздохнул.

— Ладно, дядюшка. Утро вечера мудренее. Завтра направимся в Плиску. Омуртага будем прятать, пока он не придет в себя.

Дядя кивнул и вышел из хижины. Уснул я довольно быстро.