– Благородно. – Протянула следачка, иронично растягивая гласные.
Боль в моей голове разгоралась со стремительностью степного пожара. Заломило виски, защипало глаза, затылок словно налился свинцом. Хотелось застонать, плюнуть на всё и уйти. Но боль, внезапно, так же как появилась, исчезла. Лишь яркая вспышка – и всё.
Я моргнул и прислушался к себе. Точно! Боли как не бывало.
– Что, простите? – Занятый собой, я пропустил очередной вопрос.
– Вы последний её видели?
Поймать меня вздумала. Она что, за дебила меня держит?
– Я думаю, что последним её видел убийца. А я виделся с Ташей вчера утром.
– При каких обстоятельствах?
– Я позвонил ей. Мне не понравился её голос, и я решил заехать.
– Когда это было?
А то ты не знаешь, соседку всяко опросила, а соседка меня видела, как себя в зеркале.
– Это было… – я задумался, вспоминая и…
И чуть не выругался. В голове, при попытке вспомнить обстоятельства последней встречи с Ташей, вспыхнул экран, словно на экране компьютера. И передо мной с точность до секунды побежало кино моего прошлого.
Я слушал, как где-то в квартире мерзко, словно расколотый колокольчик, звенит дверной звонок. Я звонил минут пять, не меньше. Таша! Мать твою, где ты? Вышла? Или по своей извечной привычке напялила наушники и врубила музон? Я ещё раз вдавил кнопку звонка. Бесполезно. Пакеты ещё эти, с продуктами. Я заскочил в магазин, перед тем как заехать. Накупил еды, на пару недель должно хватить.
А вот соседка по площадке, дверь открыла сразу.
– Филипп. – Радостная улыбка на лице.
– Ольга Викторовна, я звоню Таше, она не открывает. Вы не знаете, она куда-нибудь выходила?
– Нет, Фил, ты же знаешь, что звукоизоляция здесь плохая, а ваша дверь так противно скрипит. Да и Наташенька, когда выходит, дверью громко хлопает. – Улыбка сменилась озабоченностью. – Что-то случилось?
Я извиняюще улыбнулся: давно хотел смазать петли, да руки все не доходили.
– Надеюсь, что нет. Я гляну? – Я кивнул на лоджию, смежную с лоджией в квартире Таши.
– Конечно, конечно. – Соседка вновь улыбнулась.
Я заглянул за перегородку – точно, как и думал. Таша, в огромных наушниках, с ногами забравшись в кресло, ожесточённо стучала по клавишам ноутбука.
Я облегчённо выдохнул.
– Я перелезу?
Соседка лишь развела руками.
– Вы извините. – Мне было неудобно.
– Ничего, ничего.
Я перекинул пакеты через перила и полез вслед за ними.
Оставив продукты на лоджии, я вошёл в квартиру, мне повезло – дверь была не закрыта. Таша, увлечённая перепиской, ничего вокруг себя не замечала. Из наушников, скрывающих уши, доносился грустно-протяжный, в переборе гитарных струн, женский голос:
Waking up is harder than it seems,
Wandering through these empty rooms
Of dusty books and quiet dreams.
Pictures on the mantle,
Speak your name
Softly like forgotten tunes,
Just outside the sound of pain.
Weren't we like a pair of thieves,
With tumbled locks and broken codes.
You can not take that from me,
My small reprieves; your heart of gold…87
В комнате стоял неприятный запах немытого тела, грязного белья, человеческой неприкаянности, тоски и боли. Словно в палате смертельно больного. Я смотрел на Ташу, сердце неприятно заныло, словно в предчувствие беды. Волосы давно не мыты и не чёсаны. Хуже того. Раньше, Таша тщательно следила за длинной и цветом своей причёски, с завидной регулярностью красясь и подстригаясь. А теперь. Я покачал головой. По виду её шевелюры она не красилась и не стриглась не меньше месяца. Я попытался вспомнить, как она выглядела в последний мой визит. Также неопрятно? Чёрт! Я не помнил. Мы виделись мельком, мне предстояло прикрывать Нику в очередной ходке, и я заскочил всего на пару минут. Оставил деньги за квартиру, продукты и ушёл. Да, да! Я платил за эту съёмную хату и снабжал Ташу продуктами. Я чувствовал себя должником перед ней. Чувствовал вину за то, что…
За то, что бросил её – да, именно я, именно её и именно бросил. Как ни крути, как ни пытайся прикрыться словами – кончились чувства, не сошлись характерами, слишком разные интересы, но это именно так. Как ни думай, что она была с этим согласна, и ни на миг не пыталась меня удержать. И даже делала вид, что наш разрыв ей безразличен.
Вот ведь, чёрт, никогда я не чувствовал себя виноватым ни перед кем. Ни перед родителями, которых не видел больше десяти лет, ни перед тёткой, за то, что свалился на её голову. Это из-за меня она не вышла замуж и не родила детей. Сколько ей было в мой приезд? Тридцать четыре – тридцать пять? Самый сок для женщины. А тут великовозрастный оболтус, которого кормить, поить и одевать надо. Ни перед тренерами, которых покинул, когда понял, что профессиональный спорт не для меня. Ни перед другими девчонками, с которыми встречался, а потом бросал. Их, романов, в смысле, до Таши, у меня было превеликое множество.
А перед Ташей чувствовал.
Когда же я видел её последний раз? Две, три недели назад? Да, кажется, именно тогда. Но вот выглядела ли она тогда такой… Такой… Опустившейся, что ли? Безжизненной, словно монгольфьер, из которого выпустили весь подъёмный газ. Я не помнил.
Она сидела, поджав под себя босые ноги, скрючившись, словно Голлум, над своей прелестью, закрывшись от мира ноутбуком и творчеством Леры Линн. Я смотрел на Ташу и смотрел, поражённый её видом.
А композиция The Only Thing Worth Fighting For меж тем всё играла и играла, зацикленная по кругу.
Таша, увлечённо отстукивая по клавишам, ничего не видела вокруг. Не замечая ни запаха, витающего в воздухе, ни своего немытого тела, ни бардака, царящего в квартире, ни меня. Я прошёл на кухню. Вздохнул. Грязь на полу, крошки и огрызки на столе, ведро для мусора переполнено, грязная посуда до самого крана, в холодильнике пустота.
Я вернулся в комнату и, дождавшись, когда в очередной раз прозвучит грустное:
Разве мы не на поле для битвы,
Запертые в священной войне?
Твоя любовь под прицелом моим.
Единственное, ради чего стоит бороться,
Единственное, ради чего стоит бороться…9
Осторожно прикоснулся к плечу Таши:
Осторожно прикоснулся к плечу Таши:
– Привет.
Она вскинула испуганные глаза, быстро закрыла крышку ноутбука, и, стянув с ушей наушники, протянула:
– Фил, привет.
Таша обрадованно улыбнулась и встала, потянувшись ко мне. Я приобнял её, поразившись худобе: она и раньше была стройняшкой, но это была стройность свободной лани, а сейчас – болезненность находящегося в заточении зверя. Свободная майка совершенно не скрывала торчащих рёбер и начавшей обвисать груди.
– Таш, что с тобой?
– В смысле?
– Выглядишь неважно.
– Да? Устала просто. Работы… – она кивнула на прикрытый ноутбук, – много.
– Все консультируешь своих психов? – Хотел шутливо, вышло зло.
– Да. – От моего тона она замкнулась и села в кресло. – Я знаю, тебе это никогда не нравилось. – Она прижала колени к груди и обхватила их руками, словно отгораживаясь от меня. – Но это моя работа. И тебе сейчас, должно быть, безразлично, чем я занимаюсь.
Голос на грани слёз. Я беззвучно выругался.
– Извини. Не хотел тебя обидеть. Просто пошутил неудачно. – Я присел на корточки напротив неё.
– Мне никогда не нравились твои шутки.
Я кивнул соглашаясь. Я это знал, как и то, что её жутко бесило, когда я влезал в очередную историю.
Мы молчали, а из наушников лились, сочась тоскою, слова:
The only thing worth fighting for.
