Только выпроставшись из двухдневной одежды, Войцех почувствовал, насколько провонял Кубиным куревом. Застань его мать, пришлось бы унизительно оправдываться, что он сам не курил, а лишь стоял рядом. Взрослому не пристало отчитываться, но как вырулить из колеи? Послать – мать обидится, промолчать – будет продолжать в том же духе. Оставалось одно – отправиться на край света, завести собственных детей, дожить до седин и лишь тогда вернуться, попутно выжив в катастрофе. У чудом спасшихся не спрашивают, почему от них пахнет сигаретами и зачем они курят. Правда, есть риск: мать Одиссея, например, не дождалась.
Мифологию в сторону, душ – молодец. Как вертикальная река Стикс (без мифологии, как ни старайся, не получилось), которая перевозит с берега мертвых на берег живых. Вчерашнее банное полотнище так и висело, запревшее. От нечего делать Войцех позволил ему впитать крупнокалиберные капли с волос, но телом предпочел отряхнуться и досохнуть от естественного испарения. Нахлебничать не стал, решил держаться на своих харчах: сварил кашу, залил растворимый кофе. Обильно не питался, нечего и начинать. Зато оделся во всё свежее, аккуратно причесался, натер щеки бальзамом. Репетиция – действо публичное, а Войцех, очевидно, заботился оценкой окружающих.
Рюкзак с пожитками бросил у Кубы (считай, прописался), сам же налегке побрел в административный корпус. Двери застал нараспашку: явно выносили мебель и обихаживали шатер. Но миграционные треволнения на нынешнем витке истории пока не коснулись чешского стекла – его оставили замыкать. Войцех снял с полки образцово-показательную вазочку и, как ритуальный сосуд с внутренностями фараона, понес в склеп к саркофагам. Не в силах преодолеть высоту загончика из подвала поскуливал Тимон – головой вылитый Анубис. С приходом человека пес ободрился и забыл ныть. Потрепав его за гордо вдернутые уши, Войцех облюбовал самый складненький ящик, убаюкал в него вазочку и забил крышку на два хилых гвоздя, чтобы легко приоткрыть для демонстрации.
Посветлу до шатра оказалось совсем близко, и Войцех явился раньше назначенного. За какой-то час шатер успел знатно обставиться. К балке привязали флаги КНР и принимающей стороны. Обошлось, к счастью, без портретов лидеров. Магнитофон проигрывал национальные гимны, что было бы уместно перед финальным матчем, но Войцех не смог придумать, в чем обе страны одинаково сильны. Пожалуй, обстановка годилась для приема посольства, предлагающего династический брак. И действительно: приставленные вместе, все конторские столы образовали банкетную композицию буквой U (или, пользуясь кириллицей, П-образную; а если вспомнить дореволюционную кириллицу, то столы вовсе стояли покоем). Восседать предстояло на том самом «сберегательном» гарнитуре стульев – приданое, не иначе. Вот и земли, которые унаследует первенец четы: на каждой грани белой ширмочки бельевыми прищепками закреплены генеральные планы территории в разных вариациях. Здесь тебе и звезда, и лепестки утреннего лотоса, и чупа-чупс на палочке. Один эскиз, правда, чужероден, но больше земель – не меньше.
– Не стой студнем, – подлетел к Войцеху Куба. – Иди поставь свое одоробло на столик.
Войцех пригляделся. В углу, куда указывал Куба, на обрубленных псевдогреческих капителях примостилась стеклянная столешница, которая, в свою очередь, поддерживала (ясное дело, не стилистически) блестящий самовар, закутанный петлями баранок. По бокам стола умелая – во всяком случае, ей хотелось так думать – рука разместила бессвечные канделябры и вазоны с искусственными цветами из пыльно-персиковой ткани.
– Мы правда встречаем китайскую делегацию этим? – поразился Войцех.
– Ага. Всю тряхомудию привезли из резиденции Станислава, – рассмеялся Куба.
– Вы не вращаетесь в таких кругах, в каких вращается шеф! Откуда вам знать, как встречают делегации! – на бегу отчитал их Домбровский и тут же отвлекся на новые партии обстановки.
– А какой из генпланов наш? – спросил Войцех, указывая на ширмочку.
– Ни один. Старье допотопное. Для антуража повесили.
– Крайний правый тоже? Местность другая.
– Чтоб створка не пустовала. Это я мемориальное кладбище проектировал. Сложный инженерный объект, между прочим.
Столько всего хотелось спросить, но в шатер вбежал наэлектризованный Франтишек и объявил минутную готовность до прибытия шефа. Он остался у входа отверсто держать полы шатра, в которых шеф мог ненароком запутаться, как муха в липкой ленте. Сию же секунду нарисовался Феликс и занял соседнее с председательствующим кресло. Внутрь проскользнула Оля – в прозрачной рубашечке, капроновых колготках и рассчитанных на помещение туфлях. Блюдце с кофейной чашечкой подрагивало в ее руках и разносило тонкий фарфоровый звон.
В расчетное время пан Берж триумфально восшествовал в шатер (не исключено, что аренда и вся репетиция были спланированы только ради его эффектного появления). Шеф вбросил приветствие и, задрав голову к потолку, начал по часовой стрелке осматривать пространство. Машинально вся свита тоже запрокинула головы и выстроилась косяком, повторяя траекторию ведущей рыбы. Вне косяка, но поблизости держалась с чашечкой Оля на случай, если шеф изволит отпить. Шеф выказывал изволение не менее четырех раз, пока чашечка не опорожнилась. Прожекторы светили, куда нужно (на место докладчика, которое по сценарию займет пан Берж), флаги привязали крепко, гимны исполнялись задорно, самовар блестел на отлично.
– Надо бы всем членам делегации и участникам с нашей стороны раздать каски, – обратился директор к Кубе.
– Прожектора не упадут, можете быть спокойны, – вклинился Домбровский.
– Надо раздать, – проигнорировал пан Берж заверения снабженца.
– В какой момент? – не понял Куба. – В шатре каски не нужны. Далее по сценарию движение в автомобилях – там тоже не нужны. Наконец, все остановки на открытой местности. Нигде нет высоких деревьев. Ни демонтаж, ни строительство не ведутся.
– Что за привычка обсуждать мои решения? Сказано обеспечить касками, так обеспечь! Мы в конце концов строительный объект или нет? Значит, должны быть каски! – настаивал директор.
Под его пристальным взглядом Куба быстро-быстро помигал и наконец кивнул. Выиграв дуэль, пан Берж вернулся к осмотру. Франтишек тайком записал поручение крохотным карандашом в крохотный блокнот, которые полностью маскировались тыльной стороной ладони. Домбровский слышно выдохнул, что поручили не ему. Феликс откашлялся. Войцех сделал сочувственную гримасу. Оля, насупившись, уставилась на череп шефа, являвший тенденции к облысению несмотря на трудоемкий зачес.
– Давайте не будем прыгать с пятого на десятое, а прогоним всё по порядку, – будто оппонировал кому-то пан Берж, хотя коллектив безмолвствовал. – Якуб, как организован заезд? Почему до сих пор не кладут дорогу?
– Вдоль главной дороги на пути следования китайской делегации сегодня будет разбита липовая аллея в количестве пятидесяти деревьев по случаю важной для контрагента годовщины… – сбился на многословность Куба.
– Аллея аллеей, а что с дорогой? Отвечай по существу, – злился пан Берж.
– Высадка деревьев как одно из поручений… Липы не придется пересаживать впоследствии, когда развернется стройка. По дороге, значит, докладываю… Дорогу решено реализовать путем прилегающего благоустройства… – изворачивался Куба.
– Что за ерунду ты городишь? Будет дорога или нет? – рассвирепел пан Берж.
– Подрядчик отказался прокладывать бесплатно. Более того, тех двух дней, что ему даны, недостаточно. Ни материалы в нужном объеме, ни технику подогнать не успеем, – признался Куба.
– Ты что в самом деле! Это срыв поручения, диверсия! Сколько раз я говорил: не можете решить проблему на своем уровне, выносите на мой, и я буду подключать свои каналы. Засовывать голову в песок и ждать, что само рассосется, – неприемлемо. Феликс, возьмите дорогу на себя.
Феликс лишь прохрипел в ответ, чем пан Берж вполне удовлетворился. Куба затесался в дальние ряды, подальше от начальственного гнева. Франтишек внес изменившуюся диспозицию в свой муравьиный манускрипт.