– Вы еще так молоды, – Франтишек схватил его за локоть и чуть не палец просунул в прореху под заплаткой. – Мы следуем установленному порядку. Иначе наступит хаос. Раз уж я оказал вам любезность и ввел в общество пана Бержа, вы должны слушаться.

В конторщике чувствовалось умение переживать смены режимов, разжигать международные конфликты и улаживать положение на волосок от, но неистовое охранительство одному ему известного порядка совершенно сбивало с толку.

– Конечно, я против хаоса…– цеплялся хоть за что-то понятное Войцех.

– Вот и договорились. До конца коридора и спросите Геньку, Эугена Домбровского. Он выдаст аванс, – покровительственно глянул на собеседника Франтишек и, как бы поправляя, с силой дернул за лацканы пиджака.

«Называют по фамилии. Кажется, Генька – птица важная, да больно бестолковая», – прикидывал Войцех. Из-за поворота Г-образного коридора жужжала болгарка. Через приоткрытую дверь за работой можно было наблюдать шарообразного мужчину в хемингуэевском свитере морского волка и (внезапно) маске чумного доктора. Он склонился над опрокинутой софой и отнимал ей ножки, будто в наказание за неудавшееся бегство и в упреждение дальнейших эксцессов. Видимо, чтобы не разносила по окрестностям черную смерть. Несколько стульев с цветочной обивкой подпирали стены, испещренные рикошетами резьбы. При них же соглядатаями стояли картинные багеты, убежденные в своей неприкосновенности (проблематично ожидать побега от прямоугольника!). Если бы пан Берж не упомянул о сплаве, происходящее однозначно сошло бы за ремонт декораций на задворках провинциального театра. Почувствовав чужого, чумной доктор прекратил процедуру и надвинул клюв на лоб.

– Не подскажете, где найти Эугена Домбровского? – обратился Войцех.

– К вашим услугам. Шеф-интендант объекта: снабжение провизией, мебелью, диковинками, – отрекомендовался чумной.

– Никогда бы не подумал, – поразился несуразности Войцех.

– Техника безопасности, – хихикнул снабженец. – Обходимся подручными средствами.

– Зачем вы пилите софу?

– Караул! Пан Берж забраковал. Требует добавить секцию и заменить гладкие ножки на резные, – схватился за голову Домбровский и, если бы не чумной шлем, выдрал бы себе пару клочьев. – Как думаете, он заметит, если оставить вовсе без ножек и приставить стул?

– Полагаю, что заметит. Не хотите вернуть предмет на фабрику? Затянется? – пытался быть полезным Войцех.

– Хорошо бы, чтоб затянулось! Иначе подумают, что пан Берж в первую очередь сам обставился, – бегал глазками Домбровский. – Беда в другом: стеночку ломать придется, чтоб подросшая софа встала.

– Скажите пану Бержу, что подрастить софу невозможно.

– Типун вам! – затрясся шеф-интендант. – Никто не смеет говорить, что невозможно. Был у нас случай: запруду распорядились соединить с рукавом реки, хотя в запруде уровень-то повыше будет, да она бы вся и повытекла. Гидротехник наш артачился, пока его самого прокапывать не поставили.

– И чем кончилось? Потоп? – замер в ожидании Войцех.

– Потоп гидротехник, потоп, – протер лоб под клювом Домбровский.

– Вот как. Оказывается, были жертвы, – ужаснулся новичок.

– Какой там. Живой. Но осадочек от негодяя остался, – погрозил воздуху Домбровский.

– То есть, по-вашему, виноват гидротехник? – изумился Войцех.

– А кто же еще? Так всегда бывает, когда наперекор идешь. Я за паном Бержем и в огонь, и в воду. Он меня один подхватил, когда сослуживцы выпхнули, – расчувствовался Домбровский.

Войцех живо представил футбольный матч, где вместо снаряда играют пухляшом Домбровским, а пан Берж стоит на огромных воротах и нелепо растопыривает ручки со своей наполеоновской комплекцией – скромной в отличие от наполеоновских планов.

– Теперь я его первый апостол, – парадно поднял подбородок бывший вояка.

По всей видимости, шеф-интендант находил приемлемой плату в виде нервозности, сквозившей в каждом движении, и приливов кортизола, шпарящих при всяком из пальца высосанном и от того еще более неразрешимом ЧП. Неужто к слепой лояльности толкает один только первобытный ужас изгнания? Но, пожалуй, культ личности давал Домбровскому больше, чем отнимал: раз и навсегда определенную систему координат, мер и весов, благодаря которым энергия не тратится на сомнения, а только на изыскание способов угодить. «А ведь придумает, и как софу подрастить, и как стеночку подвинуть, – рассуждал сам с собой Войцех. – Противно, когда “сделай или умри”, но разве можно сотворить что-то стоящее иначе?»

– А я, судя по всему, первый землемер, – сбил пафос Войцех.

– Землемер нам очень кстати, всё никак не решат, где котлован копать, – Домбровский открыл ящик со столовыми приборами и принялся подыскивать материал под ножки. – Вы уже оформились?

– Да, – полувопросительно произнес Войцех. Он был не до конца уверен, считать ли официальным трудоустройством полуподвальную возню впотьмах.

– Тогда возьмите деньги в стуле, – махнул рукой на притихших соглядатаев Домбровский.

– Вы храните деньги в стуле? – приготовился смеяться над шуткой Войцех. – В каком же взять?

– В любом, – примирялся Домбровский к паре ножей, чтобы скрутить их в спираль.

– В любом? Это как-то не укладывается… – призывал на помощь свои литературные познания Войцех.

– Они же одинаковые, – пояснил, как дураку, Домбровский. – Как бы я тогда, спрашивается, отличил, в котором из них деньги?

Последний аргумент был железобетонным, шарикоподшипниковым и ситценабивным. В общем, Войцех не нашелся, что возразить. Да и стоило ли? Вот тебе и стулья, вот тебе и деньги. Боязливо, как в защелкивающуюся щеколду, Войцех просунул руку под обивку ближайшего стула и нашарил купюры. На свет оказалось чуть больше, чем половина обещанного оклада. Но разве точный процент зафиксирован? Почему не взять с лишком, тем более сумма нарочно заготовлена. У Войцеха даже закралась: «Что, если деньги присвоить и укатить как ни в чем не бывало – никто не остановит. Сегодня же получить расчет на базе – и куда глаза глядят. Как соблазнительно и как подло. Неужели всё соблазнительное обязательно подло? Нет, лучше сейчас же вернуть, чем так мучиться».

Войцех двинулся к выходу и понадеялся, что решение созреет после, само собой. Как бы то ни было, предстоит объяснение: либо виновато скукожиться и каяться перед напарником за задержку, либо отстегнуть ему, чтобы уладил с дирекцией базы. Столь молниеносное изменение статуса тешило. Робкий и бессловесный час назад, Войцех в одной из расходившихся альтернатив будущего третировал напарника как посыльного. И пусть деньги еще не заработаны, а прилипли к рукам в дурманящем круговороте крепдешиновых крупье, где для затравки каждый за своим столом позволил выиграть чуть-чуть, чтобы под утро вытолкнуть в одном исподнем…

У мысли намечалось кичливое продолжение о судьбе, отдававшей ему, Войцеху, старые долги, но Войцех благоразумно отсекся, уж слишком настоятельно звучали сигналы: кто они такие? Безобидные скоморохи со старомодным скарбом? «Отчего не подыграть». Это не более обременительно, чем писать сочинение по Гоголю: через силу проникаешься нелепыми персонажами, чтобы, получив «отлично», вероломно отвергнуть до конца жизни. Незадачливые дельцы, до которых за дальностью дороги не добралась невидимая рука рынка? «Успею собрать с них не один клок шерсти!» Каверзные прохиндеи, просчитавшие на тридцать ходов вперед и обхаживающие пешку, чтобы в развязке ей пожертвовать? «Риск есть, но, глядишь, изловчусь соскочить на двадцать девятом». Комбинаторские мысли привели Войцеха на крыльцо – то самое, которого он посторонился вначале. В отдалении, но всё еще различимо, за ворота выезжал полегчавший грузовик.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Казенному жилью в зубы не смотрят

– Твой лимузин отчалил? – съехидничал рыжеволосый парнишка, делая глубокую затяжку.

– Не велика потеря. Если прижмет, через пару дней уеду на следующем, – бравировал Войцех. Выбор сделан, и тем отраднее, что без его участия.