Да. Внешне медальон напоминал человека – спящего… или умершего, ведь прежние его хозяева мертвы…

«И я не хочу стать следующим», – с этой мыслью Лоцман пошел по асфальтированной дороге.

Ветер усилился.

Передвигаясь между двумя высоченными корпусами по достаточно узкой проезжей части, сталкеры очутились в неком подобии аэродинамической трубы. Потоки воздуха с надсадным гулом неслись навстречу ходокам, но в то же время облака висели над головами сталкеров неподвижными и неподъемными глыбами. С определенной периодичностью ветер исчезал, причем затишье наступало не постепенно, а моментально. Сталкеры засекли интервалы: восемь минут, восемь секунд. Восемь минут дует ветер, восемь секунд – мертвый штиль. Ни секундой больше, ни секундой меньше.

«Аэротруба», как назвал аномалию Лоцман, упиралась в огромное здание, окрашенное в синий цвет. Между этажными окнами цеха висел потемневший от времени красный деревянный щит с посеревшими буквами. Онисим посмотрел в бинокль. Надпись гласила: «От высокого качества работы каждого – к высокой эффективности труда коллектива!»

«Нам туда», – подумал Лоцман.

Бросая гайки, камушки, минуя препятствие за препятствием, сталкеры добрались до утопленного в асфальт канализационного колодца. Крышка люка была практически целиком сдвинута в сторону. Брошенная Лоцманом гайка звякнула о чугунный диск и чуть не упала вниз. Покачиваясь на хвосте из использованного бинта, маячок повис над проемом.

Ветер пропал. Целых восемь секунд сталкеры с ужасом наблюдали, как гайка висит в воздухе, отклонившись от линии отвеса градусов на сорок.

Через восемь секунд все закончилось. Ветер вновь с остервенением накинулся на чахлую растительность, гайка вновь возобновила покачивание. На ватных ногах Лоцман доковылял до люка и схватился за бинт, подтягивая к себе маячок. Поддавшись порыву естественного человеческого любопытства, Лоцман бросил взгляд в отверстие колодца.

И застыл, не в силах шевельнуться.

Из открытого колодца на сталкера смотрело звездное небо. Обычное звездное небо, со знакомыми созвездиями и горбушкой лунного диска. Черное, глубокое, манящее.

У Лоцмана возникло жгучее желание сделать шаг вперед и дотронуться до неба. Коснуться его рукой, почувствовать на ощупь. Все как в детстве, когда мальчишки мечтали стать космонавтами, и как в песне у Цоя: «он способен дотянуться до звезд, не считая, что это сон».

Всего один шаг, но Лоцман не мог его сделать. Парализованный, периферийным зрением он увидел тень Зубра и его руку на своем плече. Но тактильные ощущения напрочь отсутствовали. Какое-то время рука лежала без движения, а потом исчезла. Мимо него пролетела граната и исчезла в бездонном чреве колодца. В черноте неба беззвучно вспыхнула сверхновая.

Лоцмана опрокинуло на спину. Что послужило причиной толчка, сталкер так и не понял – либо рывок Зубра, либо взрыв гранаты. Но в одном Онисим не сомневался: еще немного – и в колодец полетел бы уже он.

– Я же тебе сказал, гад, – сверкая глазами, рявкнул Зубр, – без выкрутасов!

Сталкеры двинулись дальше.

Остатки восьмиминутного интервала они прошли без приключений, но следующие восемь секунд «штиля» дались ходокам нелегко.

Когда ветер снова пропал, что Зубр, что Лоцман почувствовали себя букашками под увеличительным стеклом. Возникло ощущение, что эти темно-коричневые стены лишились опоры и вот-вот сложатся, как карточный домик. А следом рухнет и небо. Помимо своей воли сталкеры упали на колени, съежились и закрыли руками головы. Окна строений из матово-зеленых стеклянных блоков безмолвно таращились на беспомощных людей – немые свидетели ничтожности человека перед властью Зоны.

Восемь секунд прошли.

«За восемь минут мы кровь из носу должны добраться до цеха, – твердо решил Лоцман, – и будь все трижды проклято».

Через семь минут корпус слева закончился. Ощущение замкнутого пространства тут же пропало.

Сталкеры справились.

Заросший бурьяном пустырь, боксы-скорлупки, разномастные контейнеры, штабеля деревянного бруса и металлопрокатных изделий – все проплыло мимо в туманной дымке.

Лоцман и Зубр очутились под окнами здания.

– Ну вот, борода козлиная, опять я тебе жизнь спас, – оглянувшись на пройденный путь, буркнул в никуда здоровяк.

Он смерил Лоцмана презрительным взглядом.

– Ты потрошишь честных ходоков, а я тебе жизнь спасаю. Охренительно просто. Меня всего просто корежит от этих мыслей. Еле сдерживаюсь, чтоб не вломить тебе.

Лоцман отвернулся. В душе сталкера кипела буря противоречивых чувств. Желание сопротивляться сменялось желанием все бросить и пустить на самотек.

– Сфотай для карты этот коридор аттракционов. Глядишь, пару монет за инфу от торговцев перехватим, – специально, назло здоровяку, ушел от ответа он. – Все прибыток.

Зубр не ожидал такого ответа, но взрыва эмоций и рукоприкладства, которых ожидал Лоцман, не последовало.

Хотя он прямо спиной чувствовал прожигающий насквозь взгляд здоровяка и почему-то не сомневался, что по окончанию ходки жить ему останется максимум два-три дня. Пока его не доставят в Колизей – этакий своеобразный сталкерский суд. А что? Будет, как гладиатор, сражаться со зверьем, другими изгоями или с жадными до денег охотниками. Пока его кто-нибудь, в конце концов, не порешит. Месть и зрелище в одном флаконе.

Вариантов протянуть подольше было немного – либо сдаваться военным, либо уходить к «каменщикам».

Лоцман вдруг осознал, что устал думать о мрачных перспективах. Проблемы следовало решать по мере их поступления и не загадывать так далеко.

Ближайшая задача – добраться до Черного схрона и…

Сбежать от Зубра. Если такое вообще возможно осуществить. А потом…

– Так мы идем дальше или ускорения придать? – преисполненный раздражением, Зубр толкнул прикладом стоящего к нему спиной Лоцмана.

– Пошли, – с безразличием в голосе произнес тот и побрел вдоль здания.

Сталкеры держались строго параллельно трассе из чугунных труб тепло- и водоснабжения цеха и медленно приближались к технологической эстакаде с контрольно-измерительным оборудованием и громадными регулировочными вентилями.

Добравшись до места, Онисим, с позволения Зубра, поднялся по бетонным ступенькам на обслуживающую площадку и осмотрелся. В мыслях он вновь возвратился к тому прошлому преследованию, когда он, Лоцман, был охотником, а не так, как сейчас, – дичью. Тогда Шустрик спасал свою жизнь, и это у него практически получилось. Сейчас этой же дорогой Лоцман шел на собственную казнь.

Поглядывая на окна корпуса и переплетения труб, он слышал тихое дыхание Зубра и прямо кожей чувствовал сверлящий взгляд бывшего напарника. Некоторые окна были разбиты. Но, к горькому сожалению Лоцмана, окна располагались слишком высоко, чтобы дать хоть мизерный шанс на бегство.

Навалившись на ржавые перила эстакады, Лоцман представил, как он в отчаянном броске прыгает в оконный проем и скрывается от Зубра. А если тот кинется следом, у него будет время схватить автомат и пристрелить гада, как бешеного пса…

Да.

Лоцман оттолкнулся от перил и прикоснулся к шероховатой стене здания цеха.

Есть же решение проблемы. Надо просто убить Зубра. Взять еще один грех на душу. Зато все будет как прежде. Он будет собирать артефакты, подзаработает деньжат и свалит из Зоны, оставив гирлянды трупов болтаться здесь. Зона, она же бездонная прорва – все проглотит, не подавится.

Только вот окна слишком высоко…

– Эй, крысятина, хватит на окна пялиться! – рявкнул потерявший терпение Зубр, который отлично понимал, о чем сейчас может думать бывший напарник. – Рыпнись только! Ей-богу, я тебя сейчас пинками вперед погоню, достал ты…

Рев разъяренного прыгуна заставил здоровяка на полуслове оборвать ругань и схватиться за оружие.

Из разбитого окна фабричного цеха, того самого, глядя на которое Лоцман грезил о побеге, сиганул прыгун!

Взвившись вверх, словно тугая пружина, мутант пролетел несколько метров над пустырем и приземлился около груды старых автомобильных покрышек. При соприкосновении с землей прыгун совершил кувырок и исчез за наваленным хламом.