Поиск квартиры только что переместился на первое место в списке дел.

— Чёрт, — я вышла на лестничную площадку, позволяя прохладному воздуху успокоить румянец на моём лице. — Малыш, нам нужно взять это под контроль. Нас не могут выгнать. Не сейчас.

Дрейк издал ещё один крик, а затем, словно почувствовав моё отчаяние, втянул сбившееся дыхание и закрыл рот.

Я замерла, позволяя ночному воздуху влететь в квартиру. Я затаила дыхание и считала секунды, гадая, сколько это продлится.

Дрейк извивался и хныкал, но потом его глаза закрылись.

Спи. Пожалуйста, спи.

Его грудь сотрясалась от толчков, вызванных столь сильными судорогами. Судороги сотрясали его крошечное тело, но он ещё сильнее вцепился в мои руки и отказался от борьбы.

— Спасибо, — я подняла голову к звёздам. Каждая из них была драгоценным камнем, рассыпанным по чёрному шёлку, покрытому алмазной пылью. Их было так много, больше, чем я когда-либо видела в своей жизни. — Вау.

Свет в спальне Нокса погас.

Было ли это промыслом кармы — поселить меня по соседству с таким прекрасным человеком? Была ли это проверка, чтобы узнать, действительно ли я изменилась?

Год назад я бы хлопала ресницами и надела своё самое сексуальное платье с шестидюймовыми каблуками. Я бы флиртовала и дразнила, пока он бы не уделил мне того внимание, которого я так жаждала. Потом, когда мне надоела бы эта игра, я бы нанесла свою рубиново-красную помаду и оставила полосы по всему его телу.

Этот тюбик помады лежал где-то в Нью-Йорке, в коробке с моими самыми сексуальными платьями и шестидюймовыми каблуками. Может быть, мои родители выбросили эту коробку на помойку. Может быть, кто-то из их помощников спрятал её в кладовку, где она будет пылиться годами.

Всё это не имело значения.

Мне не нужна была помада, не здесь.

И я подозревала, что Нокс не был типичным мужчиной. Он, вероятно, посмеялся бы над попыткой превратить его в мою личную игрушку. Мне это в нём нравилось.

Зевок заставил меня оторвать взгляд от неба, и я вернулась в дом. Вместо того чтобы рисковать, положив Дрейка в кроватку и разбудив его, я отнесла его в свою кровать, загородив несколькими подушками. Затем я свернулась калачиком у него под боком, положив руку ему на живот.

В моей кровати будет только один мужчина.

Мой маленький мужчина.

Когда в шесть прозвенел мой будильник, я проснулась, чувствуя себя более разбитой, чем когда-либо. Дрейк ещё спал, поэтому я оставила его на кровати и поспешила в душ. У нас не было кофейника в лофте, вероятно потому, что любой из гостей Нокса просто шёл на его гигантскую кухню, чтобы выпить утреннюю чашку.

Если бы у меня осталось достаточно денег после аренды, яслей, бензина, еды, молочной смеси, подгузников и нескольких новых нарядов для Дрейка, потому что он вырос из других, я бы купила кофеварку с первой зарплаты. Или я бы просто пила бесплатный кофе в отеле, потому что я уже знала, что денег не останется.

За два коротких месяца смысл этого слова изменился. Когда-то деньги были понятием. Запоздалой мыслью. Теперь это была потерянная роскошь.

Я променяла их на своего сына.

Дрейк проснулся, когда я меняла его пижаму на одежду, и я столько раз зевнула, собирая его в ясли, что у меня болела челюсть. Даже яркое утреннее солнце не смогло прогнать туман в мозгу, когда я вышла на улицу и поспешила к своей машине.

Грузовика Нокса уже не было. Сначала я предположила, что он паркуется в гараже, но потом узнала, что он паркуется на улице, ближе к дому.

— У-у-у, — ворковал Дрейк, когда его автокресло защёлкнулось у основания.

— Пятница, малыш. Давай переживём ее, хорошо?

Высадка у яслей была мучительной, как и каждое утро на этой неделе. Я ненавидела оставлять Дрейка с другим человеком. Я ненавидела пропускать его счастливые часы. Но я не могла убирать гостиничные номера с ребёнком, пристёгнутым к груди.

Выбора не было. Деньги, которые я скопила на работе в Нью-Йорке, почти закончились. Большую часть я потратила на покупку «Вольво». Остальные были припрятаны на случай непредвиденных обстоятельств.

Поэтому Дрейк ходил в ясли.

Пока я своими руками, потом и слезами создавала для нас жизнь.

Главная улица была моей любимой частью этого маленького городка. Это было сердце и центр Куинси. Магазины, рестораны и офисы заполняли все кварталы. «Элоиза» гордо стояла, будучи самым высоким зданием.

Я с тоской взглянула на «Кофе у Иденов», когда проезжала мимо. Элоиза рассказала мне, что её старшая сестра Лайла владела им. Когда-то латте был основным блюдом моего рациона. И хотя у меня в сумочке лежала двадцатка и я планировала раскошелиться, я не могла заставить себя остановиться.

Не тогда, когда кофе в отеле был бесплатным.

Двадцать долларов — это больше часа работы.

Я припарковалась в переулке за «Элоизой», взяла сумочку и маленький пластиковый контейнер, в котором лежал мой сэндвич с арахисовым маслом. Никакого желе. Оно, как и латте, было роскошью, которая должна подождать. Лучшим блюдом, которое я ела за последние несколько недель, были тако от Нокса. Почему это так сексуально, когда мужчина умеет готовить?

Ни один мужчина, с которым я встречалась, не готовил мне еду.

Грузовик Нокса стоял на месте, расположенном ближе всего к служебному входу. Удалось ли ему поспать прошлой ночью? Или он сбежал в ресторан после того, как мы его разбудили?

— Меня скоро выселят, — но благодаря моему отцу, это будет не в первый раз.

В кармане зазвенел телефон. Один взгляд на экран, и я отключила звук. Как только я начинала думать о Нью-Йорке, телефон звонил.

Тридцать семь. Тридцать семь звонков за неделю. Засранец.

Я поспешила внутрь, обнаружив Элоизу в комнате для персонала, наполняющую кружку кофе.

— Доброе утро, — сказала я, складывая свои вещи в шкафчик. Надеюсь, я скрыла тёмные круги под глазами остатками консилера.

— Доброе утро, — она улыбнулась. Элоиза всегда улыбалась.

Вчера я узнала, что нам обеим по двадцать пять лет. Её двадцать пять казались намного легче, чем мои собственные. Я завидовала этому. Я завидовала её улыбке. Если бы она была кем угодно, только не Элоизой, я бы, наверное, возненавидела её за это. Но Элоизу невозможно было не любить.

Запихнув свой обед в холодильник, я подошла к табельным часам и пробила свою карточку. Старомодно, как и отель. Во времена моей первой почасовой работы мне нравился стук машины, когда она ставила печать. Затем я бросилась к буфету за кружкой и наполнила её до краёв из кофейника. Первый глоток был слишком горячим, но это не помешало мне подуть на него, а затем выпить ещё, обжигая язык и всё остальное.

— Это может спасти мне жизнь.

Элоиза засмеялась, — долгая ночь?

— Дрейк не спал пару часов, — я поморщилась. — Мы разбудили Нокса.

— А. Вот почему он пришёл так рано. Ночной клерк сказал, что он появился около четырёх. Обычно он приходит не раньше пяти.

— О, нет, — я закрыла глаза. — Мне очень жаль. Обещаю, я займусь поиском нового места.

— Всё нормально, — Элоиза махнула рукой. — Кроме того, другого места нет, а ты мне нужна.

Было приятно слышать, как кто-то говорит, что я им нужна. Я не слышала этого уже… ну… очень давно.

— Спасибо, Элоиза.

— За что?

— За то, что рискнула. И за то, что дала мне такой хороший график.

Элоиза дала мне смену в будний день. Я должна была убирать, пока гости выписывались из своих номеров, с восьми до пяти, с понедельника по пятницу. Смена на выходных оплачивалась больше, но без ясельного сада это был не вариант.

— Я рада, что ты здесь, — сказала она. — Надеюсь, тебе здесь нравится.

— Нравится, — уборка комнат была честной работой. Я и не подозревала, как сильно моё сердце нуждалось в чём-то истинном и настоящем. И часть меня любила это просто потому, что я представляла, как моя семья содрогается при мысли обо мне в жёлтых резиновых перчатках.

Отели оплачивали всю мою жизнь — сначала в Нью-Йорке, теперь в Монтане. Это было уместно. Годы, проведённые в пятизвёздочных отелях, и несколько онлайн-уроков стали моим образованием по уборке.