Она не делилась с братом этими мыслями и сама старалась не думать, но сейчас он, хоть и вовсе того не желая, глубоко задел её случайными словами…
У Ниольи не было ни друзей, ни подруг. Были только приятели и знакомые, с которыми можно перекинуться несколькими фразами из вежливости, попросить помощи или оказать её, конечно, если это не будет очень уж трудным делом. Ниольи не стремилась дружить с другими эльфами, но старалась никого не обижать и по мере сил всегда оказывать поддержку. И многие считали её хорошей и доброй девушкой, но уж очень замкнутой, а потому непонятной для остальных.
Сама Ниольи замкнутой себя не считала. Чтобы никого не обидеть, она не хотела открыто показывать и говорить, что с другими эльфами ей было… неинтересно. Дома она вышивала, совершенствуя свой навык, и пела, чтобы заполнить тишину. Когда Ниотэн или кто-то из торговцев по её просьбе привозили ей книги, она уходила в чтение. Иногда писала стихи, но всегда оставалась недовольна результатом, и потому не показывала даже брату. Ей не важно было, как дела и здоровье у соседских детей – если плохо, к ней обращались за помощью, и она помогала. Её не интересовало, какого оленя удалось подстрелить вчера одному из охотников, и был ли он больше, чем рекорд прошлого года. Она не хотела знать, как развиваются отношения у той светловолосой официантки из трактира и младшего сына кузнеца – часто не могла припомнить имён тех, с кем прожила в одном городе долгие годы. Постепенно эльфы и сами перестали пытаться навязывать ей своё общество.
В её возрасте девушки давно гуляли с юношами, конечно, не заходя дальше объятий и держания за руки, узнавали друг друга, расставались, когда понимали, что характеры их несхожи, или когда пропадал интерес, и через время сходились с кем-нибудь другим. Нормальное, естественное течение жизни, но Ниольи оно обошло. Ей казалось, она недостаточно хороша и привлекательна, раз этого с ней не происходит, но, будучи честной с собой, признавала – мало с кем она согласилась бы пойти на свидание, даже если бы поклонников у неё была целая толпа.
Ниольи всегда была одна, и как бы временами одиночество ни тяготило её, она не находила вокруг себя эльфов, с которыми ей хотелось быть рядом, открывать сердце и всей душой сопереживать происходящему в их жизни…
– Да, я не вижу ничего сложного, тем более для тебя. Ты красива, о тебе до этого Иддина только хорошее было слышно, и я знаю, что многим ты нравишься. Но ведь ты же настолько закрытая и отстранённая, что ни один не решается к тебе подойти! Многие даже думают, что это я тебе запрещаю общаться с другими эльфами! Если кто-нибудь симпатичен тебе, кроме твоего Иддина, дай мне знать, я помогу всё устроить. Только выброси ты его из головы!..
– Ничего ты не понимаешь, Ниотэн… – она вздохнула и откинулась на спинку дивана. – Мне не нужен никто другой.
– Значит, в Фиене тебе никто не нравится? – гнул свою линию брат. – Ладно! Хорошо! Поступим иначе. Когда будет ярмарка, мы поедем туда вместе. Там соберутся лучшие мастера с ближайших городов, кто-нибудь уж точно покажется тебе достойнее этого… Иддина, – он явно сдержал резкие слова, которые хотел добавить к его имени.
– Почему ты так настроен против него? Ты же совсем его не знаешь… – начала Ниольи объяснять по второму кругу, но он перебил:
– А ты – знаешь?
– Нет, – к его удивлению Ниольи ответила совершенно не то, что он ожидал. – И не думаю, что смогу до конца узнать его даже за сотню вёсен рядом. Но я хочу узнавать его… ты не представляешь, как сильно я этого хочу! Понимать всё в его душе, каждую мысль и чувство ощущать и видеть… Я не хочу ни с кем другим провести эту жизнь, кроме как с ним.
– Он никогда не женится на тебе, поиграется и бросит!.. Если вообще за тобой вернётся. И ты готова обесчестить себя… – сокрушённо, с болью проговорил Ниотэн, и от взгляда его сердце девушки защемило, – пустить всё под откос… ради чего?..
– Я люблю его, – признание в чувстве очевидном и ей, и её брату, и самому Иддину, далось Ниольи тяжело, как будто камень взвалили на плечи с этими словами.
Эльф сжал подрагивающие губы, в глазах его мешалось отчаяние с невыносимым страданием. Девушка крепко обняла брата, и он прижал её к себе, словно Иддин прямо сейчас пытался отобрать её, и если обхватить Ниольи руками что есть силы, она останется с ним, с Ниотэном.
– Знаю, ты не поймёшь меня. Прежде я и сама не поняла бы! Но, может быть, когда ты полюбишь, я перестану казаться такой глупой и странной…
– Я ведь уже люблю… люблю тебя, Ниольи. Ты самое ценное, что у меня есть… – прошептал он, нежно целуя её волосы. – Я не хочу, чтобы ты разрушила свою жизнь, не хочу твоих страданий… Если этот маг сделает тебя счастливой, и я буду счастлив, но почему-то я не верю в это…
– А я верю. Знаю, что будет так, – Ниольи улыбнулась. – Всё обязательно будет хорошо!
– А если же нет… если он сделает тебе больно, если станет причиной твоих слёз – тогда я его уничтожу, – мрачно и решительно пообещал Ниотэн.
Год миновал с ухода Иддина. Вновь наступила весна, и наивные надежды эльфийки рухнули. Он не вернулся, нарушив данное ей слово. Ниольи не хотела верить, что Иддин забыл её, и всё, что говорил он ей, оказалось ложью.
«С ним наверняка что-то случилось, что-то задержало его… Но он обязательно придёт, и я дождусь! Я буду ждать столько, сколько потребуется…»
Каждый вечер, ложась спать, она представляла, как утром её разбудит стук в дверь и голос со двора, зовущий её имя. Его голос – обволакивающий, мягкий, единственный на свете, который она хотела бы слышать каждый день, и который в последний раз звучал в её доме почти полный круг назад.
«Не позднее чем через год я вернусь к тебе. Клянусь всем, чем могу клясться»
Зачем ему было говорить это, зачем что-то обещать, если Ниольи была ему не нужна? Ведь она и в самом деле ничего не могла дать ему, кроме своей любви. И если эта любовь была не нужна ему, он мог уйти, не давая никаких клятв, не говоря таких громких слов, но ведь он поклялся!
Ниольи то впадала в отчаяние, то вновь начинала надеяться и ждать. Когда Ниотэн приезжал домой из крепости, в которой служил, она старалась не плакать при нём. Ей было ужасно больно от того, что он мог оказаться прав. И всё же иногда он находил сестру безутешно рыдающей, обнимал и прижимал к себе, гладя по волосам.
– Только не делай с ним того, что обещал!.. – сквозь слёзы молила она. – Я знаю, что-то произошло, что-то помешало ему вернуться!.. Иначе он был бы здесь!..
Эльфийка не хотела допускать мысли, что Иддин, как и предсказывал её брат, оказался недостоин чувств, которые она к нему испытывала. А Ниотэн, с сочувствием и печалью глядящий на неё, насилу удерживался от укоризненного: «Я же тебе говорил!», чтобы не сделать больнее. Ниольи и так понимала, что эта невысказанная мысль всякий раз крутится в его голове.
Прошёл ещё один год. Девушка с каждым днём яснее понимала, что возлюбленный маг, чье первое имя означало «ветреный», уже не вернётся, и больше Ниольи не искала ни причин, ни оправданий. На смену отчаянию и слезам пришла решимость, злая и придающая сил.
– Иддин рассказывал, его учителя зовут Иллиол. Это известный волшебник, он живёт в Ва́йтэлосе, где-то в столице, – бормотала Ниольи, складывая вещи в сумку, – я легко смогу найти его и разузнать, что случилось с Иддином.
Она с трудом дождалась окончания отпуска брата, чтобы зазря не тревожить его своим побегом в неизвестность. Перекинув сумку через плечо и поправив плащ, Ниольи вышла из дома.
Глава 3
Иддин шагал через поле, раскинувшееся перед высокими скалами Гилимбарга и, как и прошлой осенью, насвистывал весёлую песенку, но теперь на сердце было светло и легко, и он знал этому причину. У радости и счастья, наполнявших его душу, было имя – Ниольи, и разум волшебника был целиком занят мыслями о его обладательнице. Иддин пытался сосредоточиться на драконе, пещера которого зияла чёрной каменной пастью впереди, но ничего из его попыток не вышло. Наверное, лучше всего было бы остановиться и отложить разговор, к которому он был совсем не готов, и от которого зависело ни больше ни меньше всё его будущее, но Иддин, как всегда, решил не отступать. Он смело подошёл к самому входу в пещеру и громко крикнул:
