Лежа в пыли, Лиза была вынуждена наблюдать, как мясник примеряется, проводит своим страшным тесаком по ее нежной коже на запястье, а потом замахивается и замирает. Его толстый живот затрясся от смеха.

– Что, испугалась, волчица? Боишься человека? А гусей наших драть не боялась?

«Это не я! Это не я!» – твердила Лиза, не оставляя попыток вырваться, но из ее горла вырывались только жалкие хрипы.

– Посмотри, волчица, как блестит мой тесак! Стало быть, тебя он и ждал, пока висел без дела на стене?

– Дед, давай быстрее! Надоело держать!

– Подождите! Может, не надо ее калечить? Пошутили и хватит!

– Опять ты! Рот закрой, кому говорят!

– Ну, ведьма, держись!

Тяжелый острый тесак опустился, ярко сверкнув. И надо же, что именно в такой день солнечный диск выглянул из-за туч, чтобы осветить эту кровавую сцену.

От боли Лиза, казалось, ослепла. Она еще больше поранила горло, пытаясь закричать. А ведь она до последнего надеялась и ждала, что ее кто-нибудь спасет, что кто-нибудь это остановит. Но нет. Как же глупо! Она столько лет считала их людьми, а они оказались хуже зверей. Настоящие чудовища!

Девушка увидела знакомое лицо соседа – дяди Йена. Когда они жили с матушкой в старом доме, он иногда приходил в гости, дарил посуду из глины и приносил семечки подсолнечников, которые росли у него во дворе.

«Дядя Йен, ты же меня спасешь? – Она смотрела на него. Ее сознание ускользало. – Ты заберешь меня отсюда? Вы же с матушкой были друзьями. И хотя я тебе не особо нравилась, ты все равно не бросишь меня, правда? Дядя Йен, дядя Йен... Мне так больно! Так страшно! Что же я такого сделала, чем же это заслужила? Спаси меня, дядя Йен! Не уходи!»

Но она очнулась у все той же перекладины, у все той же таверны. Лишь рука болела уже не так невыносимо и была перевязана пропитавшейся кровью тряпкой. Ее кисть и правда отрубили тем страшным тесаком. Никто ее не спас.

– Дя... дядя Йен... – беззвучно позвала Лиза.

Она лежала на тонком покрывале, которое кто-то постелил, пока она была без сознания. Ошейник по-прежнему сдавливал горло, и она попыталась его ослабить. Цепь звякнула, кожаный ремешок натянулся. Бесполезно.

Рядом кто-то стоял. Лиза подняла взгляд, и ей в лицо прилетела маленькая тряпичная кукла.

– Забирай свою пакость! – проскрежетала старуха, бросившая куклу. – Дите малое со свету сжить хотела? Вот и поделом тебе! Ух, паскуда! Смотри, внучка, какую тварь ты сестричкой звала!

Тоненький детский голосок заикался и затихал, прерываясь всхлипами:

– Баба-а-а! Я не п-понима... Не понимаю, баба-а-а! Зачем Лизу обижают? У-у-у! Лиза мне ку... куклу подарила-а-а! Зачем ты б-бросила, баба-а-а?

– Глупая, чего ты не понимаешь? Слушай, что тебе говорят! Куда ручонки тянешь? Она оборотень! Она их тебе откусит!

– У-у-у! Зачем Лиза мне откусит, баба-а-а? Лиза хорошая!

– Кто хороший? Она-то хорошая? Мала ты еще, не понимаешь. Смотри и запоминай: оборотни едят детей, они проклятые. Поняла? Еще моя бабка говорила: для тварей огонь – самое верное средство.

– Огонь, баба? Зачем огонь?

– Как зачем? Жечь, внуча, жечь их!

– Но баба, разве м-можно Лизу жечь?!

– Что ж ты никак не поймешь, глупая?! Смотри!

По лицу малышки градом катились следы, из носа текли сопли, глазки покраснели, ручки дрожали. Она не понимала, почему Лизу, которая всегда была с ней ласковой и даже подарила такую красивую куклу, все обижают. Не понимала, куда делась лизина ручка, почему у Лизы такой печальный взгляд и жалкий вид. Ей было только очень страшно от того, что делала и говорила ее бабушка, но девочка слушала и одновременно пыталась дотянуться до куклы, брошенной в пыль.

Заметив трясущуюся ручку, Лиза приподняла голову, подобрала куклу и хотела отдать ее девочке. Увидев это, старуха вскрикнула и ударила Лизу по запястью. Кукла упала. Девочка заплакала пуще прежнего.

– Чего делаешь, паскуда?! Куда свои когти тянешь? Вот я тебе сейчас покажу, как меня бабка учила! Вот ты у меня сейчас получишь!

Зазвенело что-то железное, и через мгновение Лиза почувствовала невыносимую боль. На ноги ей посыпались еще горящие красным угли из печи. Девушка дернулась, отползла в сторону и стряхнула их с себя, но в тех местах, где они коснулись кожи, остались страшные ожоги.

– Баба! Ей же больно!

Лиза подтянула к себе обожженные ноги и сквозь пелену слез наблюдала, как старуха уводит девочку, пытаясь ее успокоить и что-то объяснить. Кукла лежала в пыли рядом с укольком, подпалившим ее сделанные из ниток волосы. Взяв игрушку, Лиза сжалась к комочек на покрывале и то ли уснула, то ли потеряла сознание. Когда она вновь открыла глаза, была уже ночь.

На террасе стоял, положив руки на перила, знакомый мужчина. Лиза никак не могла вспомнить его имя, обычно все звали его просто младшим. Возможно, у них с отцом были одинаковые имена.

Лежа на холодном ветру, девушка с ненавистью и обидой смотрела на равнодушного человека.

– М? Чего пялишься? – из темноты донесся его низкий голос.

Лиза, обычно превращающаяся на ночь в лису, чувствовала себя с наступлением темноты свободнее, и ее звериные инстинкты просыпались. Она лучше слышала, лучше видела, чувствовала множество новых запахов.

Из ее охрипшего горла вырвался грозный рык.

– Ты что, рычишь на меня?

Темно-карие глаза девушки по-звериному сверкали в темноте, когда она прожигала человека взглядом. В голове мелькнула мысль: если уж они все равно считают ее зверем, недостойным жалости, то зачем мерзнуть в человеческом теле? У нее ведь есть шерсть и прекрасный пушистый хвост! Она хотела перекинуться в лису, но не смогла. Изменились лишь ее зубы.

Лиза снова зарычала, скаля клыки.

– О, так ты решила больше не притворяться бедной и несчастной? Решила показать свою звериную сущность? – Человек рассмеялся и подошел ближе. В падающем из окна тусклом свете девушка увидела жестокую улыбку и злые глаза. – Ты покалечила моего отца, знаешь, сучка? Твои когти хоть и не выглядят острыми, но ты поцарапала его очень сильно. Мы долго не могли остановить кровь. А может, ты и проклясть его успела? Чего ты так свирепо смотришь? Думаешь, я тебя боюсь? Хотела жить с людьми и стать одной из нас? Знавал я твоего папашку. Он бросил твою мать с пузом и сбежал. Оборотни не заботятся о своих щенках? Глянь, какая ты жалкая. Мать свою сгубила, а отцу и даром не нужна. Эти твои звериные глаза... Не смей так на меня смотреть, сука!

Она не могла возразить, не имея голоса, не могла ударить его, потому что была слаба. Но она могла смотреть с ненавистью, которой еще не знало ее невинное сердце, с такой яростью, с какой смотрит на охотника затравленный гончими зверь.

«Ненавижу! Я вас всех ненавижу!» – говорил ее взгляд.

– Мелкая сука!

Мужчина присел рядом на корточки и достал из кармана складной нож.

Щелчок.

– Больше ты не будешь так на меня смотреть!

Глава 31. Страшно?

Следующий день превратился для Лизы в размытое грязно-серое пятно с запахом крови. Каждый, кто проходил мимо, считал обязательным бросить в нее камень. Трижды прибегали мальчишки: сын Энны, Дан и его младший брат. Один раз они явились с палками, в другой – с кучей камней. В третий раз один из них вылил ей на спину кувшин кипятка. Лиза запомнила, как он весело хохотал, напевая своим мерзким, еще не сломавшимся и похожим на скрип несмазанных дверных петель голосом:

Лиза пьет людскую кровь.

Ей за это камнем в бровь!

Чтобы не жрала людей,

На цепи сидит теперь.

Хоть клыки ее страшны,

О долели ведьму мы!

И за то, что съела мать,

Надо Лизу наказать!

Чаще всех бросала камни и ругалась жена мясника. Но она делала это издалека, боясь подойти ближе. Были и те, кто смотрел на девушку-оборотня с жалостью. Одна женщина даже принесла ей воды, но не сняла ошейник, не отпустила. А еще маленькая девочка, улизнув от бабушки, прибежала к Лизе и долго сидела рядом, то плача и пытаясь расстегнуть ошейник или сломать цепь, то поглаживая своей маленькой ручкой грязную повязку на руке девушки, шмыгая носиком и что-то бормоча, пока не пришла старуха и не утащила ее домой.