Одно она запомнила четко: перекошенное от отвращения лицо Гарета и его полные ненависти глаза, а еще слова: «Это ты проклятие, это ты убила свою мать! Гнусный оборотень! Пробралась в мой дом, притворилась моей дочерью и убила мою жену! Ненавижу тебя! Мерзкая, грязная тварь! Уберите ее с глаз долой и посадите на цепь, как и подобает зверю!»

Лиза не хотела сидеть на цепи, она так перепугалась, что не могла толком контролировать свое тело и даже не заметила, что у нее остались когти. Поцарапав кого-то и вырвавшись, она хотела спрятаться в одном из пустующих домов, но ее перехватили около таверны.

– Что это? Лиза?! – в изумлении вскрикнула увидевшая девушку пожилая женщина.

– Да какая Лиза?! – хлопнув себя по бедрам, воскликнула жена мясника. – Гляди, какие когтищи! Это оборотень! Проклятая тварь!

– Ох, как же так? Неужели это чудище все время жило с нами?

– Столько лет притворялась, паршивая псина! Это волк! Точно волк, я тебе говорю! А помнишь, как год назад половину гусей кто-то задрал? Это, верно, она и была!

– Точно! Ох, как же страшно-то! А детки-то с ней раньше играли! И маленькая ее сестренкой называла, кукол у нее брала. Уж не заколдовала ли она их часом?

– Пойдем, надо всем рассказать. Не зря говорят, что в Эпоху Бедствий живем. Кошмар какой творится! Оборотни по улицам средь бела дня ходят и людьми прикидываются. Страшно жить!

В таверне, куда Лизу за волосы втащил ее отчим, все еще пахло едой и вином. Старший и младший хозяева зашли следом. Первый принялся обматывать глубокую рану от когтей на бедре белым полотенцем, а второй принес цепь и ошейник из кладовой.

– Нет! Не надо! – охрипшим голосом просила Лиза, вцепившись в руку Гарета. – Я же Лиза! Я Лиза! За что ты так со мной?! Отец! Пожалуйста, отец! Отпусти меня!

– Кто тебе отец?! – рявкнул градоначальник, тряхнув ее и потянув за волосы вверх. Девушка заскулила от боли. – Зверь, чудище, проклятая тварь! Вот, кто твой отец! И ты его щенок, мелкая сука! Не смей звать меня отцом! Или я отрежу к демонам твой язык! Ты меня поняла?!

Лиза изо всех сил закивала головой, дергая волосы и причиняя боль самой себе.

– Я п-поняла! Поняла! Прости! Пожалуйста, п-прости меня! Только... Только отпусти, прошу!

– Глянь, чего захотела! Ты убила свою мать и теперь просишь тебя отпустить?!

– Нет! Нет! Я ее не убивала! Матушка знала про меня!

– Не ври! Да если б она знала, что ты такое, разве не утопила б тебя еще в колыбели, как щенка? Ты ее прокляла!

– Нет! Матушка! Матушка!

Когда ее снова выволокли на улицу, она звала мать, которая не могла к ней прийти. Когда на ее шее затянули ошейник и пристегнули цепь к перекладине для лошадей у таверны, она продолжала звать. Когда люди, услышав про оборотня, собрались поглазеть, она все еще звала, словно из мастерской в любой момент могла выйти добрая женщина, нежно улыбнуться и забрать ее отсюда. Но голос пропал, Лиза совсем охрипла и могла только шевелить губами, дергать цепь и тянуть руки к равнодушно уходящему отчиму. Он так и не обернулся.

Неужели он никогда ее не любил? Неужели презирал за слабый характер наивность и лишь притворялся, что она что-то значит для него, что ему не все равно? Может, ее маму он тоже не любил, а только был рад, что она шьет на него, что стирает и готовит, что она красива и радует глаз.

Но не все ли равно теперь? Не все ли равно, когда он бросил свою дочь и ушел? Привязал у всех на виду, оставив ей клеймо чудовища и пригласив всех посмотреть на нее, как на диковинного зверя в цирке.

Лизе казалось, что ее душа разбилась, а сердце режут ножом. Ей казалось, что она может выплакать глаза, что ее грудь разорвется от боли, что стянутая ошейником шея надломится от тяжести, навалившейся на нее, будто каменная плита. Но она все равно надеялась, что найдутся добрые люди, которые пожалеют ее и отпустят. Ведь этих людей она знала. Для многих они с матерью шили одежду, многие часто приходили в дом градоначальника с гостинцами и видели, как тихая и стеснительная девочка сидит у камина с пяльцами и вышивает очередную картину.

Когда Лиза немного успокоилась, до ее ушей стали долетать голоса собравшейся вокруг толпы:

– ...же на цепи, чего боишься?

– Ах! У нее такие страшные когти!

– Не подходи, а то укусит! Ха-ха!

– Чего гогочешь, а? Видал, как она старику-то ногу разодрала? Вот-вот!

Все смотрели на Лизу, а она, в свою очередь, смотрела на них сухими глазами. Слез в них уже не осталось, под веки будто насыпали песка. На лицах одних людей было любопытство, на лицах других – страх и отвращение. Кто-то казался равнодушным, а кто-то веселился. Прислушавшись к их словам, Лиза посмотрела на свою руку и только сейчас заметила, что у нее остались когти и что она не может их убрать.

– Эй, оборотень, – приблизившись к ней на такое расстояние, на которое не могла дотянуться короткая толстая цепь, позвал Дан – мальчик, с которым Лиза в детстве любила играть в прятки. – Ты меня не укусишь?

Лиза быстро замотала головой, надеясь, что вот сейчас он ее пожалеет и отпустит. Дан всегда был добрым мальчиком. Однажды он даже забрался на дерево, чтобы вернуть в гнездо птенчика, которого они нашли в траве. Он обязательно ее спасет!

– О, так ты оборотень некусачий? – Мальчишка рассмеялся и сделал еще один шаг вперед. – А если так?

Пнув ее по ноге, он тут же отскочил и захохотал:

– Ха-ха! Вот так вот! А вы, трусы, стойте дальше! Ничего она нам не сделает! Эй, Лиза! Ты еще Лиза? Оборотни же сходят с ума в полнолуние? А сегодня как раз полнолуние. Или ты не Лиза, а сожрала Лизу и превратилась в нее? Ха-ха-ха!

Подросток продолжал смеяться, довольный своей шуткой. К нему присоединились два других мальчика, а потом и взрослые.

Лиза не понимала. Еще вчера она была такой же жительницей Тинного, как и они, а сегодня она уже зверь на цепи. Как же так? Ведь она никогда никого не обижала! Почему ее все ненавидят? Только из-за того, что она оборотень?

– А давайте проверим, есть ли у нее хвост? – предложил кто-то.

Младший брат Дана, не желая отставать него, дважды обежал девушку и сообщил:

– Нет хвоста. Зад как зад. Человеческий. И ушей нет.

– А я слышала, что у оборотней в полнолуние, если им хвост или уши отрезать, новые вырастут.

– Так нечего резать-то.

– Вы что, хотите ее покалечить?! – в ужасе ахнула какая-то женщина. – Не надо!

В ответ раздался грозный рык старого мясника:

– Это еще почему? Она тебе кто? Оборотня жалеть решила, дура?

– Нет, я просто...

– Вот и молчи, тупая баба! Думай, прежде чем рот открывать! Если нечего рубить, так мы найдем чего-нибудь.

– Дед, ты сдурел, что ль?

– А что? Или вы будете ее бояться и так оставите? Она ночью цепь-то перегрызет, а потом и до ваших глоток доберется. Не-е-ет, теперь ее жалеть нельзя, а то она точно никого не пожалеет. И будем страдать, как деревни у Ежевичной горы.

– Черничной, – поправил кто-то.

– Тьфу! Да хоть как! А девку эту жалеть нельзя!

– Верно-верно! – поддакнула его жена. – Она нас всех проклянет или во сне загрызет! Жалеть нельзя! Градоначальник сказал, что она швею, мать свою родную, со свету сжила! Такую-то тварь и жалеть?! Бить ее надо, я вам говорю!

В толпе послышались одобрительные возгласы. Теперь люди поглядывали на дрожащую от утреннего холода и страха Лизу уже не с опаской, а с ненавистью, не со страхом, а с азартом.

– И что ты собрался ей резать, дед?

– Да хоть бы и руку! В жизни оборотня не видывал. Вот и посмотрим, отличается ее кровь от человечьей иль нет.

В горло Лизы будто насыпали мелких острых камешков. Одними губами она стала просить людей остановиться. Что значит отрубить руку? Как можно?! Она же не домашний скот, она человек! Нет, нельзя!

Мясник вернулся с большим тесаком и жестоким блеском в глазах. Пригладив седые усы, он стал отдавать команды:

– Вы двое, держите ее за ноги, вы – за руки. Да крепче держите, дураки! Вырвется, за шею ухватит и жилу перекусит. Помрешь, бестолочь! Дан, а ну, давай сюда ее лапу. Ого, какие когтищи! Немудрено, что она Тому бедро порвала. Хо-о, еще брыкается, зверюга! А ну, держите крепче!