Я лишь пожал плечами, понимая, что мать не хочет лишнего стресса.

– Что они болтают?

– Не притворяйся, будто не знаешь! Ты опозорил Екатерину?

– Нет, ради Бога. Я хотел её защитить.

– От чего?

– От злых языков, – тихо ответил я.

Мать тяжело вздохнула.

– Если люди о ней говорят, значит, есть причина.

– Она не делала того, о чём говорят. Она хорошая девушка, – вступился я за Екатерину.

Мать резко покачала головой.

– Будь осторожен, Ваня. Держись подальше от неё. Я чувствую, что если ты этого не сделаешь, нас ждёт беда. У нас и так много проблем. Я запрещаю тебе общаться с ней. Ты больше не должен встречаться с ней, никогда.

Её ледяные слова заставили меня содрогнуться. Почему всё стало таким сложным? Мы ведь ничего плохого не сделали. Мы просто два молодых человека, которые очень нравились друг другу. Что в этом плохого? Почему люди не хотят оставить её в покое и ведут себя как голодные волки, готовые разорвать на части при первой возможности? Они набросились на бедную девушку с предвзятостью и не дали ей шанса оправдаться. Таковы люди, таковы они всегда были и будут.

– Мама, это не моя вина, что люди о ней говорят. И только из-за их сплетен я не собираюсь прекращать нашу дружбу.

Мать смотрела на меня непонимающе, затем её лицо исказилось от гнева. Почему она не проявляла никакого сочувствия к ситуации Екатерины, оставалось для меня загадкой, особенно учитывая, что она сама прошла через тот же ад, когда родила меня, внебрачного ребёнка, и была брошена моим отцом.

– Ты постоянно творишь глупости. Когда это прекратится, Ваня? Ты бросил школу, шляешься с девчонками. Весь совхоз о тебе говорит. Пора наконец взрослеть! Учись вести себя прилично! И найди работу.

Меня охватила ярость, когда мать обрушила на меня все эти упрёки. Я бы с удовольствием ответил ей сотней резких слов, но сдержался. И прежде чем я в гневе покинул комнату, мать сказала, что скоро выйдет замуж.

Внешне я никак не отреагировал. Захлопнув дверь с громким стуком, я почувствовал, как внутри меня разгорается пламя отчаяния и безысходности. Екатерина меня ненавидела, и мать тоже. Она скоро выйдет замуж за другого мужчину, создаст с ним семью. А я? Что будет со мной? У меня не было ничего, за что я мог бы зацепиться. Никакой надежды, никакой возможности начать всё заново.

Лето 1939 года

Когда я достиг самой глубокой точки отчаяния, судьба предоставила мне новый шанс.

Я обратился к руководителю курсов трактористов, на которые мне жизненно необходимо было попасть. Курсы оставались моей последней надеждой на приобретение профессии. Однако, выслушав мою просьбу, он нахмурился.

– Ты ещё слишком молод, Ваня. Я не думаю, что у тебя что-то получится. Подожди ещё год, а там посмотрим.

– Послушайте, я не могу ждать. Меня выгнали из школы, а моя мать скоро выйдет замуж за другого мужчину. Что мне делать, если вы меня не примете? – умоляюще спросил я. Мне отчаянно нужно было это обучение, так как я ни в коем случае не хотел возвращаться в школу. Кроме того, я хотел доказать матери, что способен быть разумным и ответственным.

Он вздохнул.

– Я посмотрю, что можно сделать, – пообещал он. – Мы вернёмся к этому разговору, когда ты пройдёшь медицинское обследование.

Однако возникла новая проблема: я не прошёл медкомиссию. Что-то было не так с лёгкими. Я не до конца понимал диагноз, знал только, что с детства часто страдал от приступов кашля из-за слабых лёгких. Никогда не думал, что это станет препятствием. Но мне отказали в приёме на курсы.

Я был в отчаянии. Дверь в моё будущее, казалось, захлопнулась. Но я не собирался сдаваться. Я умолял руководителя поговорить с врачами и убедить их допустить меня к обучению, несмотря на мои проблемы со здоровьем.

И он действительно это сделал. Руководитель поговорил с ответственным врачом и уговорил его выдать мне положительное заключение. Как ему это удалось, оставалось для меня загадкой, ведь врач был известен своей строгостью и неподкупностью.

Это стало моим спасением. Благодаря вмешательству руководителя меня приняли, и я был безумно рад. Если я приложу все усилия, то уже через несколько месяцев получу удостоверение тракториста и смогу найти работу, которая сделает меня независимым от матери и её нового мужа. Я рисовал своё будущее в ярких красках и представлял, как, зарабатывая собственные деньги, смогу жениться на Екатерине и освободить её от злословий.

Я часто думал о Екатерине. Её отношение ко мне оставалось неизменным – холодным и отстранённым. Каждый раз, когда я случайно проходил мимо неё, она отворачивалась.

Я был бы счастлив, если бы она хоть немного обращала на меня внимание, удостоила хотя бы одного взгляда. Тогда бы я знал, что она всё ещё что-то ко мне чувствует. Но она полностью игнорировала меня, как будто меня не существовало в её жизни. Её холодность разбивала мне сердце, и я ничего не мог с этим поделать. Она была твёрдо уверена, что я виноват в её несчастьях.

Я же отчаянно хотел поговорить с ней. Сказать, что она мне дорога, что я никогда не смог бы причинить ей боль, открыть ей свою душу и подарить своё сердце, доказать, что мои намерения всегда были честными. Шевченко был источником всех слухов – я должен был ей это объяснить. Она должна была знать, что именно он распространял эти ложные обвинения. Я хотел лишь защитить её.

Но как я мог признаться во всём этом, если она больше не говорила со мной? Я решил написать ей письмо, как мы это делали раньше, когда она ещё доверяла мне. Я изложил на бумаге все свои чувства и передал письмо через её подругу.

К моему великому несчастью, Шевченко увидел, как я вручил сложенный листок Лидии. Он последовал за ней и, когда она осталась одна, грубо вырвал у неё письмо для Екатерины. Он прочитал его и передал одноклассникам.

В тот же день Шевченко встал перед Екатериной в школьном коридоре и унизил её грязными обвинениями и оскорблениями на глазах у всей школы. Он бросал ей в лицо жёсткие, унизительные и презрительные слова. Беззащитная, она стояла перед своим мучителем и остальными одноклассниками, закрывая лицо руками, словно это могло сделать её невидимой.

– Шлюха! Потаскуха! – слышала она крики со всех сторон. Кто-то плюнул в неё. Она не видела, кто это был, но унижение было болезненным. Она плакала, вытирая слёзы руками, её тело дрожало. Почему к ней были так жестоки? Почему все эти унижения?

Я часто задавался вопросом, что бы произошло, если бы я был там в тот момент. Всего этого я не видел, но мне поведали об этом позже. Смог бы я изменить ход событий? Смог бы я помочь Екатерине? Я не знаю. Меня не было рядом, когда она нуждалась во мне, и я не мог изменить то, что произошло потом.

Следущую информацию я услышал от людей на улице. После публичного унижения Екатерина побежала домой. Слёзы на её лице уже высохли, когда она сняла со стены охотничье ружьё своего отца.

– Екатерина, – остановила её мать. – Зачем тебе ружьё?

– Для школы, мама, – спокойно ответила она.

– Для школы?

– Да, нам нужно принести что-то особенное, и я подумала об этом старом ружье. Оно ведь так много значит для нашей семьи.

– Ты не считаешь, что это опасно – приносить огнестрельное оружие в школу?

– Не волнуйся, оно не заряжено, – солгала Екатерина, зная, что её отец всегда следил за тем, чтобы ружьё было заряжено на случай непрошеных гостей.

Она бросила на мать спокойный взгляд и улыбнулась, затем пошла в свою комнату и закрыла дверь. Вероятно, она долго смотрела на ружьё, обдумывая все события последних дней и недель. Каждый в совхозе презирал её, думая, что она отдалась парню, за которого не была замужем. Её навсегда заклеймили. Никогда ни один мужчина не захочет взять её в жены.