-- Так, ребята, -- ухмыльнулся Бануш. – Я не знаю. Улика это или что ещё… Но вещь явно не на полу гостиной должна лежать.

Пастух брезгливо удерживал двумя пальцами простенький розовый лифчик.

-- Леонов развлекался здесь со своей любовницей? – было хохотнул Виктор, но тут же всё в его голове вдруг сложилось, улыбка исчезла с лица. – От этой штуки воняет?

-- Ещё как… -- Бануш бросил лифчик обратно на пол.

-- О, Боги… -- покачал головой Серемей, до которого тоже дошло осознание случившегося. – Что же творится в этих проклятых горах…

-- Да ладно вам, -- посерьёзнел Бануш, не понявший истинную причину внезапной перемены в лицах сортаников. – Ничего страшного, что дотронулся. Они же не заразные…

-- Я так понимаю, -- сказал Олег. – Здесь паразит и «получил генетический материал»? Ясно дело было с вашими заражёнными собаками -- кобели же тупые, им главное феромоны соответствующие дай. Но как дело у людей?... Тем более, чёрт возьми, она же его дочь…

-- Но зачем? Какой смысл вообще во всём этом? – спросил Виктор.

-- Оно не «заражает», когда жалит, -- ответил Серемей. – Оно запускает что-то в жертву. Может, своих детей…

-- Тогда это действительно паразит…

На второй этаж поднимались молча. Запахи исходили оттуда и усиливались с каждым шагом. Олега снова начало мутить, из потаённых глубин разума подкрадывалась паническая атака. Олег старался концентрироваться на чём-то отвлечённом, занять голову чем угодно, но не страхом, однако безуспешно. Страх был полностью иррациональным. Страх кричал ему – бежать. От вони, от сотен дырочек на коже. От чего-то неизведанного или даже скорее от самого себя и чего-то, обитающего внутри головы.

Прямо напротив лестницы располагалась спальня с просторной кроватью. Разило не оттуда. Комната пуста, поэтому все двинулись вперёд по коридору. Затем показалась мастерская с белой статуей в углу, заваленная странными картинами, и баночками с краской. Посреди неё стоял мольберт с незавершённой картиной, сразу приковавшей к себе взгляды пастухов.

-- Это же…

На полотне была отображена изуродованная девушка с больной цвета гноя кожей, поражающая неправильностью строения своего тела. Создавалось впечатление, будто нечто вылезло из бедняги лишь наполовину…

Олег отвёл взгляд. Снова началось. Это самое чувство, которое нагрянывает на него с тех пор, как Алиса заболела. Он упёрся рукой в стену и пытался глубоко дышать. Мужики разговаривали о чём-то, до Олега доносились лишь обрывки фраз.

-- Да тебе же хреново, Олег… -- хлопнул по плечу Бануш. – Весь бледный...

-- Мне уже лучше… -- соврал Олег.

-- Мы тогда впереди пойдём. Последняя комната осталась. Оттуда и вонь… -- сказал Серемей.

Мужики вышли в коридор. Олег опомнился, поднял ружьё на всякий случай и двинулся следом. Те уже прошли в конец коридора и свернули в спальню.

Олег приметил, что дверь была сорвана с одной петли. На её внутренней части остались следы от ударов чего-то твёрдого. Вероятно, от мерзких костяных наростов… Тварь вышибла дверь. Существо, которое раньше было прилежной ученицей… Антон держал её взаперти!

-- Вонища, -- послышался голос Виктора.

-- Пусто. Никого, -- сказал Серемей.

Олег вошёл в комнату. Розовые тона, куча плюшевых мишек в углу, разбитое зеркало и кровать… с желтушными потёками на простыне. Как полиция умудрилась «ничего интересного не обнаружить»?! Быть может, они что-то скрывают? Или они просто оказались сбиты с толку и ничего не поняли?

-- Посмотрите-ка, -- присвистнул Бануш.

-- Снова шаришься по чужим вещам? Что за привычка? – спросил Серемей.

-- Что это? Уроки?

-- Нужны мне её уроки! – воскликнул Бануш. – Это личный дневник девчонки!

Когда Лила открыла глаза, то испугалась темноты. Она не понимала, где она и что случилось, поэтому прощупывала ладонями землю, траву и ветки вокруг себя. Нет, она проснулась не в уютной кровати, посреди ночи, а где-то в лесу... Всё походило на кошмар. Девушку пронимала мелкая дрожь от майского холода горной ночи. Солнце давно скрылось за горизонтом, непроглядный мрак поглотил окрестности. Руки и коленки жгло ссадинами, уже успевшими затянуться кровяной коркой. Кажется, она упала с велосипеда, только совершенно этого не помнила. Наверное, ударилась головой и потеряла сознание, хотя и не чувствовала головной боли. Не помнила она и того, как здесь оказалась. Где она вообще?

Велосипед лежал рядом, портфель с учебниками за спиной… И жуткий холод. Она была в одной лишь красной рубахе в черную клетку и в джинсах. Куртку с собой не взяла, потому что на велосипеде ехать от дома до школы и обратно – та ещё зарядочка, а дождей не обещали… Но теперь наступила холодная ночь.

Лила расплакалась от страха и обиды. Куда она забралась? Как отсюда выбраться?

Из-за тёмных зарослей кустарника слышалось журчанье реки. Лила вспомнила, как решила по пути из школы свернуть с дороги и приехать к речке. У неё было слишком плохое настроение, чтобы сразу ехать домой к полоумному отцу и выслушивать его вечное нытьё и нравоучения. Да и после событий в школе она хотела хорошенько проплакаться и отдохнуть. Река успокаивала и как бы уносила своим течением её страдания.

Андрей, главный заводила в классе, учуял неделю назад, будто Лила воняла бомжами больше обычного и для Лилы начался новый виток травли. Одноклассницы подхватили мысль Андрея и развили её в идею о том, что Лила таким образом выращивает на своей немытой башке армию вшей. И это всё ради того, чтобы захватить мир и отомстить всем обидчикам. Над этим можно было бы посмеяться, если бы шутки действительно ограничивались лишь шутками…

Лила поднялась с земли, отряхнулась, вытерла слёзы. И почему она не разбилась на этом велосипеде насмерть?! Так было бы гораздо лучше. Всё равно впереди её ждёт только одна боль, даже после окончания школы. Ничего ведь не изменится, такой уж у неё характер, люди всегда будут относиться к ней с презрением. Она будет обречена на жизнь в одиночестве, без друзей, без любви. Кому она вообще такая нужна? Если даже мать бросила её…

Нужно было ехать домой, в тепло и уют, вот только одна лишь мысль о разъярённом отце отбивала всё желание возвращаться. Но делать нечего, на улице она может замёрзнуть и насмерть. Лила подняла велосипед и направилась по тропинке через заросли, испуганно всхлипывая и вытирая всё новые слёзы. Несколько раз она заходила в тупики из густого кустарника, что значило одно – в темноте она сбилась с невнятной тропы и теперь бредёт наугад. Охватывала паника, хотелось бежать и кричать. Только никто всё равно не поможет. Здесь и днём людей не сыщешь, а ночью и подавно. Тем не менее, направление Лила держала правильное и, хоть не скоро, но вышла к дороге и села на велосипед.

Было слишком темно даже на дороге. Встречный ветер обжигал прохладой и заставлял прилагать дополнительные усилия, бёдра быстро забились усталостью. И это ещё учитывая, что приходилось подниматься в гору. Сложнее ехать стало, когда Лила свернула на разбитую грунтовку, тянущуюся наверх к их коттеджу. Девушка то и дело попадала колёсами в выбоины, которые не могла разглядеть сразу, приходилось постоянно останавливаться, чтобы перевести дух и поставить велосипед на ровный след от автомобильных колёс. Она расплакалась ещё сильнее, от обиды и усталости. И зачем её отец вообще выбрал именно такое труднодоступное место для постройки дома? Почему бы не жить, как все нормальные люди – в деревне? Тогда у Лилы, быть может, нашлись и друзья. Тогда не пришлось бы сидеть вечерами после школы в одиночестве. Хотя… Может оно и к лучшему, ведь заводить друзей у Лилы никогда не получалось, зато она всегда умудрялась находить себе недоброжелателей.