Замок двери был сломан, полотно разлетелось на сотни мелких осколков. Из глубины тёмного коридора выглядывали ожившие манекены, безногие лежали на полу, цепляясь за порог, безрукие молча стояли позади. Мастера больше не защищал затвор, магический барьер двери пал. И манекены, покрытые чёрными татуировками крича, скрипя, как мёртвая деревянная армия, толкаясь и сваливаясь в устрашающую кучу, забирались в комнату. Татуировки на их телах и лицах от жара полыхающего огня расплавлялись и стекали, оставляя следы чёрной крови. Манекены возгорались и кричали от боли, но словно безумные марионетки всё равно медленно направлялись к мастеру, царапая своими безногими телами пол.

Огонь овладевал комнатой и поджигал одежды колдуна, края его мантии начинали возгораться. Седые волосы становились чёрными от копоти и сажи, покрываясь голубым огнём.

Рой тканей тысячи цветов, притяженью вопреки, соединялся в сияющий образ волшебства. Слетаясь из вопящих кусков, в центре комнаты паря под потолком, появлялось платье.

Пол перед мастером обвалился. Из этой дыры выплёскивались волны изумрудного цвета и словно сооружение из иного мира, расталкивая волшебную жидкость, поднималась огромная швейная машинка в виде наковальни.

Преодолевая жар, окружённый горящими манекенами, что цеплялись за мантию и взбирались по ней вверх, в последнем надрыве мастер размахом ударил по наковальне. Ураган разлетелся в стороны, затушив пожарище, раскидав умолкшие ткани и обезумевших марионеток. Конструкт замер, наступила тьма, в ней была слышна только дрожь дыхания создателя и нарастающий звон. Исходя из центра комнаты, этот звон создавал светящийся шар. Почти незаметно, нарастая, шар увеличивался в размерах, пока в одно мгновение не взорвался вспышкой умирающей звезды, озарив всю комнату магическим сиянием и осколками волшебства, ослепляя гордо стоящего мастера.

В центре вспышки, словно живое существо парило неземной красоты платье.

Не обладая силой колдовства, не защищён его заклятьем, я был ослеплён. Превозмогая боль, закрыв рукой свои глаза, я старался рассмотреть итог работы великого мага, но сон предательски закончился, оставляя всё самое интересное нераскрытым.

Рассвет разбудил меня похмельем и онемевшей до бесчувствия ногой, я просыпался с поднятой над лицом рукой. Свет солнца слепил сквозь окно.

– Доброе утро, Арчибальд. Виллиам заперся в своей мастерской и попросил меня проводить вас в дорогу, кажется, у вас, помимо посещения нашего жилища ещё большой список дел?

Маргарет стояла рядом со мной и держала в руках кружку, с источающим лечебный от похмелья аромат, кофе.

Похрипывая, я силился вернуть остатки разума под мой контроль, но поняв, что без помощи напитка в кружке мне не справится, пробормотал:

– Прошу прощения если стеснил вас, оставшись до утра. Вчерашняя ночь была очень напряжённой и слишком продуктивной, чтоб прерывать её скорым уездом.

Поднявшись с дивана и забрав кружку с кофе, я уселся, согревая руки.

– Виллиам просил передать вам это.

Марго протягивала конверт, аккуратно замкнутый печатью из красного сургуча с формой герба и буквами WW на нём.

Раскрыв конверт, я прочитал краткое письмо:

– Дорогой Арчибальд! Уже очень давно я отошёл от дел, но ваша история с желанием устроить свадьбу на голой скале расположенной средь ледяных ветров и выпитый, прошу учесть, без толики сожаления с моей и, надеюсь, с вашей, стороны, коньяк – вдохновили меня вновь взять иглу в руки! Прошу вас не беспокоиться, о сроках. Платье будет готово через 10 дней, однако, вынужден обратиться к финансовому вопросу. Я обследовал склад и выяснил, что некоторых материалов мне явно не хватает.

Далее шёл список, дотошно перечисляющий недостающее. От ниток с описанием их толщины, типов материала и цветов до иголок, а так же деталей для швейных машин. Список был немал и занимал почти весь лист до самого конца. Завершала его черта, подводящая к цифре в двести шестьдесят долларов с мелочью. И ещё одна пометка, постскриптум.

– Прожив жизнь скромного человека, я собираюсь оставаться таковым и до самой смерти. Посему, прошу вас вложить в данный конверт сумму, которую вы посчитаете достойной оплаты моего труда, простив мне аванс неизвестности результата.

Платье будет надлежащим образом упаковано и доставлено в центральный почтамт Рейкьявика через десять дней без учёта времени в пути, на имя Арчибальда до востребования.

Удачного вам пути и свадьбы, Арчибальд!

С уважением, Виллиам Вуд.

Допив остывший за время чтения письма кофе одним глотком, я встал с дивана и подошёл к висевшему на вешалке пальто, без раздумий достал из кошелька две тысячи долларов и вложил их в конверт.

Передав письмо Маргарет, и распрощавшись с её ошеломлённым этим действием взглядом, я покинул дом Вудов. Проходя по дорожке от входной двери до улицы, я заметил почтовый ящик, поблёкшая надпись на нём гласила – Виллиам и Маргарет Вуд.

Визитка всё ещё лежала в моём кармане. Достав её, на месте стёртой годами фамилии, я дописал – Вуд.

Положив обновлённую моим действием визитку обратно в карман с мыслями, что, возможно, когда-нибудь, передам её другому человеку, я двинулся пешком в сторону вокзала. Утро было свежим и солнечным, хотелось прогуляться и развеять остатки похмелья, в преддверии предстоящего пути до Рейкьявика.

Тепло конца сентября настигало прохладу утра, подгоняя её поскорее покинуть улицы Питтсбурга. Вместе с ним Питтсбург покидал и я. Покидал ещё более окрылённый и, похоже что, даже более счастливый, чем на пути сюда. Через час поезд до Нью-Йорка постукивал колёсами и на этот раз в вагоне ехал только я один.

Вокзал Нью-Йорка. Перекус в бистро. Знакомый порт. Билет до Рейкьявика в кармане. Впереди четыре дня пути при спокойной воде, пять при бурной.

Корабль прибыл по расписанию. Загрузившись и разложив свои незначительные пожитки, выбираюсь на палубу. Нью-Йорк медленно удаляется на рандеву с горизонтом. Позавидовав этой компании, я слегка затосковал стоя на борту корабля один.

Все мои последние плавания были с Эмбер.

Поддельная командировка уже преодолела середину отведённых ей дней. Путь предстоял долгий, по прогнозам надвигался шторм, и корабль шёл в обход. Четыре дня пути превращались в пять. Но отдавать их на растерзание штормам я не собирался, и было решено потратить эти дни на разработку плана по убеждению мэрии Рейкьявика по поводу моего визита на Холлоу Бей. Учитывая обратный путь до буровой, на решение всех вопросов в Исландии у меня остаётся дней двенадцать при лучшем раскладе, не более. В связи с этим пришлось устроить перебор вариантов, чем убедить руководство Рейкьявика. Мои рассуждения в голове не заняли много времени и быстро материализовались в реальный план. И он был таков.

Путевой остров не приносит большой прибыли, и, не смотря на то, что свет маяка помогает кораблям обходить трудные участки с рифами и мелководьем, он всё равно, почти всегда, остаётся в последних пунктах бухгалтерских отчётов или не попадает туда вовсе. Высока вероятность, что на Холлоу Бей всё обстоит именно таким образом. Если всё действительно так, то можно попытаться убедить мэрию дать разрешение на свадьбу, если предложу им вложиться, так скажем, в ремонт дома смотрителя или самого маяка, может быть освещения на пирсе парома, да чего угодно! Прямое предложение дать денег для одобрения, явно не принесёт успеха по вине всё тех же злополучных бухгалтерских отчётов. Как объяснить, откуда взялись лишние цифры? Бухгалтерия не любит неточностей не только в недостаток.

Потратив весь пятидневный путь разработку плана «Б», на случай, если в предложении ремонта будет отказано и, не придумав ничего лучше, я оставил свой замысел без страховки. Этот факт, объединившись с неспокойными волнами, раскачивал моё сознание и нервы весь путь. Шторм свирепствовал вдалеке по правому борту, мы шли по его краю.