— Я больше так не буду, — взяв её за руки, подвёл к креслу и усадил в него. Она вздрогнула, но сильно не противилась. — Итак, что привело вас сюда?

— Мне запали в душу ваши слова о том, что я, по вашему мнению, люблю ощущать себя жертвой обстоятельств и собственного мужа, — проговорила она, глядя перед собой. — Так вот, это не так. Мне вовсе не нравится это чувство. Как вы знаете, Константин дурно обращается со мной. Наш брак — это весьма страшная сказка, ваше величество.

— Зачем вы мне это говорите, Юлия? — она вздрогнула. Я впервые её так назвал при личной беседе. — Вы хотите, чтобы я повлиял на Константина? Когда он вернётся с Кавказа…

— Нет, ваше величество, я не хочу, чтобы вы как-то влияли на Константина. — Она решительно покачала головой.

— Хорошо, тогда чего же вы хотите? — я, если честно, не знал подробностей семейной жизни Константина и Юлии, но по тем слухам, которые до меня долетали, там действительно всё было не радужно. Когда я впервые встретился с ней, то предоставил ей шанс рассказать мне обо всём. Она тогда не воспользовалась шансом. Почему теперь рассказывает?

— Я хочу, чтобы вы дали согласие на наш развод с вашим братом, — выпалила она.

— Почему сейчас? — я задал вопрос, беспокоящий меня вслух. — Почему именно сейчас?

— Потому что именно сейчас, ваше величество, вы свободны от влияния вашей матушки, её величества вдовствующей императрицы. Я не знаю, как вам это удалось, но это так. — Горячо сказала Юлия, сложив руки в молитвенном жесте.

— И куда вы планируете уехать, если я соглашусь и дам добро на развод? — я смотрел на неё, мучительно соображая, что же делать.

— В Кобург. Не думаю, что моя мать откажет дочери в гостеприимстве. — Прошептала Юлия.

— Пра-а-а-вда? — протянул я. — А мне почему-то кажется, что откажет. И знаете, почему я так подумал?

— Откуда мне знать ваши мысли, ваше величество? — в глазах Юлии промелькнуло отчаянье.

— А я вам их сейчас озвучу, Юленька, — она снова вздрогнула, когда я произнёс её имя на русский манер. — Видите ли, Великой княгине положено приличное такое ежегодное содержание. Вы же не хотите мне сказать, что вдобавок к мерзкому характеру Кости вас преследует нужда?

— Нет, конечно, нет, — пролепетала она.

— А теперь ответьте мне, смогут ли ваши родители обеспечить вам такое же содержание? И каковы у них шансы снова выдать замуж разведённую бездетную дочь? — я присел на стол и скрестил руки на груди. Мне, откровенно говоря, плевать на то, как эта кукла будет жить дальше. Тем более что никакой выгоды от этого союза я не вижу. Как не вижу пока выгоды от их развода. Ну что я могу взять с нищей немецкой принцесски в обмен на свободу от Костика, которую она так сильно жаждет.

— Вы не будете утверждать, что этот развод принесёт мне чудовищный репутационный ущерб? — Юлия закусила нижнюю губу.

— Зачем мне говорить об очевидных вещах? — я даже удивился, когда она меня спросила о таком. — Но вы мне так и не ответили, что будут делать ваши родители, если вы поставите их в столь незавидное положение? Вы же не настолько наивны и не можете думать, что я сохраню ваше содержание, если развод всё-таки состоится? — Она молчала, глядя на меня, как кролик на удава. Похоже, именно так она и думала. — Вам нечего ответить? Если вы согласны на то, что останетесь без средств к существованию, то я тут же дам вам своё согласие, и даже в письменном виде, чтобы не было никаких кривотолков. Или же у вас есть обеспеченный любовник, мечтающий сочетаться с вами браком, как только ненавистное замужество будет прекращено?

— Нет, — она вспыхнула. — У меня нет любовника, ни обеспеченного, ни нищего. — Правда, что ли?

Я, когда начал потихоньку окунаться в придворную жизнь, по правде говоря, слегка охренел. Здесь все спали со всеми. Замужние женщины в открытую жили с любовниками и рожали от них детей, в то время как мужья весело проводили время с кем-то ещё. Да что уж говорить, если сам Сашка… Ну, с его любовницами я быстро разобрался. Тем более что он тот ещё стрекозёл был, и его разворот трижды налево никого не удивил. На фоне всей этой вакханалии всего один приписываемый Лизе любовник — это почти монашество на самом деле. Но мы эту тему с ней не поднимали. И я вряд ли буду её поднимать. И тут Юлия заявляет, что у неё никого, кроме Кости, нет? Верится, если честно, с трудом. Но, может быть, она имеет в виду здесь и сейчас?

— Если у тебя нет любовника и планов на будущую жизнь, тогда, может быть, мы сейчас на этом остановимся? — спросил я у неё, переходя на «ты». — Юля, ты мне симпатична, и мне действительно тебя искренне жаль. Давай договоримся. Пока Костя на Кавказе, мы оба подумаем над твоим предложением. Если случится так, что ты встретишь за это время свою истинную любовь, или же человека, который сумеет о тебе позаботиться, то я лично похлопочу перед Священным Синодом о твоём разводе. — Я не стал добавлять, что это случится ещё и в том случае, если я обнаружу определённую выгоду от расторжения твоего брака с Костей. Да, вот такая я циничная сволочь. Ну что поделать, такова жизнь.

— А если нет? Если ничего из того, о чём вы говорите, не случится? — она всё ещё держала руки в молитвенном жесте.

— Я постараюсь повлиять на Константина. — Совершенно серьёзно пообещал я ей. — А теперь иди и ещё раз подумай над тем, как жить дальше. С Елизаветой поговори. Возможно, она тебе что-нибудь посоветует. В самом крайнем случае я могу тебя вовсе отгородить от Константина. Вы будете встречаться на приёмах и на семейных ужинах. Редко и при свидетелях.

— Да, но… — она задумалась, и это был хороший знак.

— И ещё, Юля, подумай, может быть, ты чем-нибудь хочешь заняться? Ну, не знаю, организация школ для девочек-сирот дворянского происхождения, например?

— Я подумаю, — ответила она вставая.

Мне тоже пришлось оторвать задницу от стола, на котором я так хорошо устроился. Юлия вышла, точнее, выбежала из кабинета. М-да, не на такой ответ она рассчитывала, это точно. Но тут уж я не могу угадать: она хотела, чтобы я ей позволил развестись, или её разочаровало что-то другое.

— Ваше величество, к вам Кутузов Михаил Илларионович, а также Кологривов Андрей Семёнович очень просят их принять, — Сперанский встал у двери, словно хотел её удерживать.

— Цель визита? — я невольно нахмурился. Кутузов должен был прийти завтра. Сейчас же я ждал Макарова, который почему-то задерживался.

— Не знаю, они не сказали. Но, судя по вырывающимся выражениям Андрея Семёновича, речь пойдёт о жалобе, — Сперанский поджал губы.

— Пускай изложит суть жалобы на бумаге и вручит её тебе, — я всё ещё не понимал, в чём проблема. — И при чём здесь Кутузов?

— Я не могу вам советовать, ваше величество, но, может быть, вам стоит выслушать обоих? — вздохнув, спросил секретарь.

— Вы меня просто заинтриговали, Михаил Михайлович. — Я снова присел на стол. — Зови, послушаем, что они скажут. Да, вы останетесь здесь. Так удобнее подслушивать.

— Ваше величество, — он поджал губы. Вот ещё одна оскорблённая невинность на мою голову. А ведь подслушивает, гад. Но я не в претензии. Ему это по должности положено.

— Ваше величество, — Кутузов заскочил в кабинет первым, оттолкнув рослого кавалериста.

— Дайте мне пройти, — кавалерист ворвался в кабинет, но остановился под моим взглядом и неловко поклонился. — Ваше величество. Я уже просто не знаю, к кому обращаться. Я даже писал жалобу на ваше высочайшее имя, но она, по всей видимости, не дошла до вас.

Я нахмурился и бросил взгляд на Сперанского. Тот же подскочил к столику, на котором стояли письменные принадлежности, и принялся что-то писать.

— Мы обязательно разберёмся в том, почему ваша жалоба не дошла до меня, Андрей Семёнович. — Медленно произнёс я. — А теперь я хочу услышать, в чём заключалась суть вашей жалобы?

— В ту ночь, когда государя Павла Петровича удар хватил, — когда он это сказал, моя рука рефлекторно дёрнулась, и я нащупал в кармане табакерку, которую, похоже, всю жизнь буду таскать, как напоминание, — этот пройдоха Пашка Голенищев-Кутузов имел наглость арестовать меня в моём собственном доме! И никакого укорота до сих пор не получил. А когда я пытался наложить на него ответственность, господин военный комендант вмешался и вступился за своего родича. Поэтому я ищу справедливости у вас, ваше величество.