– Невиновных нет, – процедил Марк, глядя на постапокаллиптическую картину, которой заходящее солнце, окрасившее руины Макаронки в оранжево-розовый цвет, придало инфернальный колорит. И правда, район сейчас выглядел как настоящий ад, каким его могли бы представить скудоумные клирики и кликуши.

Бладхаунд ощущал, как вокруг конденсируется эмонит. Он отнял тысячи жизней, десятки тысяч покалечил. И вся эта энергия бурлила прямо перед ним в рукотворном кратере, не спеша покидать пределы знакомой реальности. Охотник устроил невиданный энергетический всплеск и его отголоски еще долго будут терзать мировой эфир. Ему же остается лишь собрать жатву и перенаправить ее в Храм Тайн, получив взамен достаточно сил, чтобы справиться с любым противником.

На самом деле Марк сильно сомневался, что Лару охраняют так уж круто, но рисковать он не мог. Цитадель Прайм в районе Маджестик – ставка Ориона-17, и это вам не шутки. Лет сорок назад какие-то фанатики из Аркрайта учинили что-то вроде народного бунта. К ним присоединились многотысячные толпы из Корта, Макаронки и Тристака, и вся эта армада, которую в народе окрестили Шествием Освободителей, двинулась прямиком к Маджестику.

Удивительно, но бунтующие успели дойти до Цитадели Прайм прежде, чем в город ввели регулярную армию. Однако никакой армии не понадобилось – отделения Ориона-17 при поддержке элитных подразделений Стражей утопили в крови широкие проспекты, ведущие к их святая святых. Никто уже не скажет, сколько людей погибло в ту ночь, но явно больше, чем сегодня при взрыве Санктуария.

Марк хмыкнул, уловив горькую иронию в сравнении учиненного им жертвоприношения и давнего полумифического события. А ведь в этом что-то есть, правда? Как спустя десятилетия назовут сегодняшний взрыв? Трагической случайностью? Террористической акцией? Не важно, ведь его точно не назовут жертвоприношением. И никто не узнает, куда на самом деле отправились все эти грешные души.

Толкнув дверь «Скинии», Марк напоролся на гардеробщицу, которая, как оказалось, едва достает ему до груди. Однако это не помешало седовласой бабке упереть дуло обреза охотнику в живот. Вряд ли не заговоренное оружие нанесет ему много вреда, но будет неприятно. Тем более, что спина еще болит, несмотря на Темный Заговор.

– Тише, мать, – Марк улыбнулся, глядя на местного цербера сверху вниз. – Я ж вроде свой.

– Это как посмотреть, – голос бабки не дрогнул. Как и обрез в ее руках. – Чую, вся эта херня как-то с тобой связана. Не к добру ты здесь.

– Это точно, – легко согласился Бладхаунд. – Врать не буду.

– И не надо! – донеслось с лестницы, а через секунду из темноты вынырнул изрядно запылившийся Степаныч. – Петровна, да пропусти ты его! Это ж Свартальв, совсем плохая стала?

– А хорошей я никогда не была, – бабка смачно сплюнула на пол и спиной ретировалась к своему законному месту, не спуская с Марка ни обреза, ни глаз. – Я за тобой слежу, сынку.

Марк истерично хохотнул, сказалось напряжением минувшего дня, ведь в конце концов он остался наполовину человеком. И этой его человеческой половине требовался отдых, разгрузка. Отчасти поэтому он и пришел к Степанычу. Отчасти.

– Рад, что ты живой, – старик устремился к стойке, походя хлопнув парня по плечу.

– Взаимно, Степаныч, – искренне признался Марк. – Мне бы…

– Это и правда из-за тебя? – дед мотнул головой на голо-экран, где уже транслировали экстренный сюжет о взрыве в районе Макаронки.

– Правда, – признался охотник, внутренне напрягшись. Ему совсем не хотелось убивать Степаныча, и если что – он просто сбежит. Но когда в него начнут палить по чем зря – рефлексы убийцы сработают не в пользу нападающих. И кто знает, сумеет ли он остановить себя.

– Похоже, я не хочу ничего знать, – Степаныч с прищуром посмотрел на парня. – Иначе после твоих слов могу разрешить Петровне продырявить тебе грудак, ага?

– Именно, – подтвердил Марк. – А так я просто сниму у тебя комнату на сутки. И потом уйду, скорее всего – уже насовсем.

– Дай угадаю, – крякнул старик. – Платить тебе снова нечем?

Марк не сомневался, что Степаныч позволит остаться за так, но не имел привычки оставлять неоплаченные долги. Поэтому вместо ответа парень выудил из внутренних карманов крутки несколько инфопланшетов, которые собрал в Санктуарии, пока поджигал его.

– Не имею не малейшего представления, что за инфа на них, – констатировал он, вываливая планшеты прямо на стойку ресепшна. – Но все в рабочем состоянии. Думаю, этого хватит.

– Хватит даже тебе ванну с пеной сделать! – широко улыбнулся Степаныч, у которого в генокоде все же присутствовало пару откровенно еврейских кодонов. – Если б ванны у нас вообще были! – он ловко смахнул планшеты со стойки и посмотрел на Марка. – Отдыхай, сколько потребуется. Жратву Светка принесет через часок.

– Комната та же? – уточнил охотник, протягивая Степанычу руку.

– Да, и дверь открыта, – старик ответил на рукопожатие. – Не закрывается, потому что какой-то утырок туда головой попал. Ты его просто отпихни, не заморачивайся.

Бладхаунд кивнул и направился к лестнице, с улыбкой вспоминая, какое замечательное детство он здесь провел. Среди проституток, запойной алкашни и крутых ребят в кожанках, которые по поводу и без выхватывали стволы, до усрачки боясь пустить их в ход.

Добравшись до комнаты, которую они в прошлый раз делили с Дашей, Марк обнаружил, что автоматическая дверь ездит туда-сюда, пытаясь закрыться, но каждый раз, не доезжая до щели с противоположной стороны дверного проема, гулко стукается о голову лежащего на полу человека, откатываясь обратно. И что примечательно, несмотря на абсолютную неподвижность тела, голова реагирует на каждый удар, взрываясь короткой очередью брани, типа «Сука, твою мать».

Не мудрствуя лукаво, Марк поступил строго в соответствие с указаниями Степаныча, то есть довольно грубо отпихнул тело от двери, перехватив створку, которая на радостях уже собиралась закрыться. Тело буркнуло что-то вроде «Ты чё, ёба» и захрапело прямо посреди коридора. Потеряв к нему всякий интерес, Марк вошел в комнату.

Ему стоило немалых трудов подавить вспыхнувшие было воспоминания. Нет времени на печаль, нет времени на клыки совести, эмонит не будет ждать вечно – еще максимум четверть часа и от энергетической жилы, обнаженной массовым жертвоприношением, останутся лишь отголоски, будто в округе зарубили всего то дюжину бомжей.

Бегло осмотрев комнату, охотник уперся ногой в металлическую кровать и оттолкнул ее к противоположной стене, где когда-то было окно, но его давно заложили и замазали серым цементом, уже начавшим трескаться. Под кроватью обнаружился толстенный слой грязи, в котором свою тихую жизнь вела целая цивилизация – пауки, мокрицы и прочая малоприятна живность. Марк сфокусировал на них свою волю и мелкие создания тут же разбежались в стороны, поддавшись своему основному инстинкту – жажде жизни. Затем он призвал Нареченную Мглу и ее щупальца вмиг смели всю грязь, обнажив старые некрашеные доски.

Бладхаунд сунул руки под плащ и извлек на свет камы, аккуратно положил их пол у стены, затем начал раздеваться. Сняв даже нижнее белье, он бросил всю одежду прямо у входа и прошлепал босыми ногами к тому месту, где раньше стояла кровать.

– Лайя нито аар три шиан, – проговорил Марк, поднеся удлинившийся на глазах ноготь указательного пальца правой руки к запястью левой. – Ашиах ноор тэнна, – ноготь глубоко впился в кожу, вмиг рассекая ее. – Тиан эреба!

Он простоял так примерно полминуты, закрыв глаза, пока черно-алая кровь из его вен стекала на пол тягучим непрерывным потоком. Затем регенерация благословленного Порчей тела взяла верх и кровотечение остановилась. Не открывая глаз, Марк опустился на колено, обмакнул пальцы в теплую кровь и стал чертить вокруг себя тайные символы тенебрисов.

С каждым новым знаком, с каждым последующим штрихом он ощущал, как эмонит из рукотворного кратера начинает стягиваться к нему. Волосы на теле охотника встали дыбом, вены набухли чернотой, мышцы закаменели. Он почувствовал холод, выходивший за пределы человеческих ощущений, и если бы открыл глаза, то увидел бы, как единственный люминотон на потолке покрывается тонкой коркой изморози.