К ужасу Марка, наблюдавшего за этим кроваводействием из первого ряда, охотник подобрал кишки Хайта и начал сноровисто обматывать ими мужчину. Глядя на это, парень отдал Хайту должное – он не потерял сознания и, находясь буквально на пороге смерти, не прекращал бороться, постоянно дергаясь, а его единственный глаз не отрывался от охотника, источая испепеляющую ненависть.

Замотав Хайта его собственными кишками с ног до головы, охотник взял мужчину на руки и обернулся к дыре в кладбищенской ограде, из которой как раз показался Нимбл.

– Лови ка батьку! – весело крикнул охотник и метнул в парня то, что осталось от его отца. Удар отбросил Нимбла назад и он снова упал в воду, но охотник не спешил подходить. Он демонстративно медленно подобрал свои топоры, а потом стал носком ботинка стирать символы, которые успел начертить Хайт.

Сначала со стороны реки раздался пронзительный крик. Затем крик повторился, сменившись бессвязным бормотанием вперемешку со всхлипами. Слушая боль, вырывающуюся из горла Нимбла, Марк в очередной раз подумал, что все здесь слишком реально. И он начал понимать это, лишь освободившись от правил Офферинга, когда перестал забывать матчи и стал общаться с охотником внутри себя. Что же не так с этим местом?

Бладхаунд хотел что-то ему ответить, а в их общем сознании уже вспыхнул план, как охотник подкрадется к страдающему мальчишке со спины и вырвет ему позвоночник, когда внезапно с другого берега громыхнул выстрел. Охотник ничком бросился на землю, начав движение за треть секунды до того, как по ту сторону реки короткая вспышка дульного пламени распустилась в ночи ослепительно белой розой. Это спасло им с Марком жизнь – пуля лишь оцарапала затылок их общего тела. А потом охотник внезапно передал контроль парню.

«Я же обещал! – зло рявкнул он, почувствовав удивление Марка. – А теперь в бой!»

Стрелок разрядил весь барабан, но ни одна пуля не пролетела достаточно близко от Марка, чтобы охотник мог возмутиться. Парень призвал Нареченную Мглу и, петляя, сместился к северной окраине кладбища, где было больше склепов. Он помнил, как в прошлый раз Бладхаунд проиграл («не проиграл!») схватку с Лоубрингером, потому что вокруг не осталось укрытий. Но полноценные склепы – не могильные плиты, разнести их все за пару минут не выйдет.

Он затаился, обратившись в слух. Чертов стрелок двигался в воде удивительно тихо, но Марк все равно слышал его, даже сквозь нервные всхлипы Нимбла, который, совершенно не понимая, что происходит, так и стоял под берегом по пояс в воде с изуродованным телом отца на руках.

Когда Лоубрингер выбрался на сушу, Марк двинулся вдоль границы кладбища в тени склепов. Кровавую луну очень вовремя затянули низкие черные тучи, что сделало его абсолютно невидимым даже для бионически усовершенствованных глаз стрелка, который бесстрашно шел сквозь лабиринт статуй и могильных плит, держа револьвер у бедра.

«Сейчас», – прошептал Бладхаунд и Марк произнес слова заклинания, укрывая свое тело Коростой Порчи. Затем он вышел из тени склепа и, незначительным усилием воли заставив Нареченную Мглу сгуститься в несколько призрачных фантомов, рванулся навстречу своей судьбе.

Лоубрингеру потребовалась доля секунды, чтобы развернуться на семьдесят градусов влево и открыть огонь. В этот раз он решил не перестраховываться в пользу экономии патронов – в каждую из летящих на него черных теней он выпустил всего по одной пуле. Спустя остаток секунды стрелок определил, где находится его истинный враг, поэтому выстрелил еще два раза, целя уже в конкретную тень.

От первого выстрела Марк увернулся, а под вторую пулю подставил лезвие топора. Столкновения двух зачарованных орудий смерти породило снопы рыжих искр, которые лисьим хвостом лизнули стрелку лицо, но его модифицированные глаза успели снизить яркость входящего светового потока, поэтому он не потерял зрение. И когда Марк возник перед ним, уже занося оба топора для сокрушительного удара, Лоубрингер в шестой раз за две секунды нажал на курок, выпуская последнюю пулю в лицо монстра.

Парень не смог сдержать мимолетной улыбки, когда губы Лоубрингера дрогнули, повинуясь безусловному нервному сокращению. Пуля, которая должна была разнести чудовищу лицо, застыла в каких-то миллиметрах от его носа, будто увязнув в прозрачном желе, а затем беззвучно упала к ногам противников.

В следующую секунду оба топора охотника обрушились на стрелка сразу с двух направлений. Заваливаясь на бок, тот успел подставить револьвер под один из топоров, другой рукой выхватив из-под пончо уже знакомый Марку короткий меч. Однако защититься от второго удара Лоубрингер никак не успевал, поэтому даже не стал пытаться – вместо этого он ударил противника колющим в бок, и они одновременно рухнули на землю по обе стороны от поросшего терновником могильного холма.

Через секунду противники уже стояли на ногах. Марк, кривясь от боли в боку, отбросил в сторону топор, лезвие которого перестало существовать как нечто неделимое. Лоубрингер замер напротив с развороченным плечом, он медленно переложил клинок из правой руки в левую, замененную на протез, без видимого сожаления уронив поврежденный револьвер, который теперь сгодится разве что на экспонат в захудалом сельском музее.

Доставая из-за спины третий топор на замену разбитому, Марк прикинул, что при прочих равных у него теперь преимущество. Вот только никаких прочих тут не было, и уж тем более не было равных! Хотя Порча уже начала исцелять его рану, он не мог произнести Темный Заговор, чтобы ускорить регенерацию – Лоубрингер просто не дал бы ему закончить. У самого стрелка, судя по запаху, кровоток переполняет ядреная смесь стимуляторов и синтетических адаптогенов, а из страшной раны в плече уже перестала течь кровь.

«Плевать, – резюмировал Бладхаунд. – Атакуй!» И Марк послушно бросился на врага, разъяряя себя мыслями о том, что от этого поединка зависит судьба его дочери.

Короста Порчи больше не прикрывала его и парень знал, что повторить заклинание можно будет только через двести сорок секунд. Поэтому он бился куда осторожнее, но и стрелок не лез на рожон. Теперь враги будто танцевали, кружа меж могил и склепов, выискивая секундную слабость в защите противника. Короткий клинок и топоры сталкивались лишь когда у одного из них сдавали нервы. Но никто не мог взять верх.

Начал накрапывать дождь и охотничье чутье Марка внезапно выхватило из окружающего пространства четыре смазанных образа. Ага, три других эскейпера пришли сюда на звуки битвы и теперь стоят у реки вместе с Нимблом, наблюдая за невиданным зрелищем. У Марка не было никакого желания играть роль гладиатора в Колизее, но все выглядело именно так.

Через некоторое время он вновь прикрылся Коростой Порчи и двинулся на Лоубрингера, попросту игнорируя его атаки и сфокусировавшись лишь на своих. Стрелок сразу смекнул, почему его противник внезапно стал действовать, как обезумивший берсерк, и, совершив несколько обманных выпадов, в два прыжка разорвал дистанцию, скрывшись за ближайшим склепом. Марк издал низкий гортанный рык и бросился за ним.

«Дай мне! – пророкотал в его сознании Бладхаунд. – Ты перенял мои рефлексы и знания, но не навыки. Дай мне!» И Марк уступил ему контроль, понимая, что сейчас не время начинать внутреннюю борьбу. Тем более, что парень действительно не знал, как ему победить Лоубрингера – враг казался неуязвимым, особенно когда пытался уклониться от боя. А время, учитывая рану в боку, которая затягивается слишком медленно, явно не на их стороне.

Приняв управление телом, Бладхаунд высоко и протяжно завыл, бросившись… не на стрелка, а к реке, где замерли ошарашенные эскейперы.

Нимбл метнул в него нож, но охотник легко сместился в сторону, даже не призывая на помощь Нареченную Мглу. Первым он настиг Смарта, который вскинул свое оружие (заточенный напильник?), но атаковать не успел, потому что его правая рука, отведенная назад для удара, отделилась от тела чуть выше локтя. Мужчина заорал, а потом забулькал, когда второй топор Бладхаунда разорвал ему шею.