Бладхаунд сразу призвал на помощь Порчу и крутанулся волчком, так что пуля лишь тирком зацепила шею. В следующую секунду он напружинился и взмыл в воздух, одним чудовищным прыжком оказавшись на крыше склепа. Ему навстречу устремились три пули, но все три поразили лишь призрачный фантом, сотканный Нареченной Мглой. Настоящий Бладхаунд, капая кислотной слюной на поросший диким плющом камень, вырос за спиной стрелка и ударил обоими топорами с двух направлений.

Стрелок развернулся и под первый топор подставил механическую руку. От удара об нее обычное лезвие раскололось бы на тысячи частей, но топоры охотника, заговоренные богомерзкими рунами тенебрисов, превратили простой металл в воплощенное страдание, ржавчиной на котором застыла боль тысяч и тысяч невинных душ, истязаемых в Храме Тайн. Поэтому топор высек сноп синих искр из парасинтетического покрытия и вгрызся в механическую плоть на целый сантиметр.

В это время второй топор охотника стрелок блокировал коротким мечом, выпорхнувшим из-под пончо, и тут же выполнил им спиральное движение, отбросив руку Бладхаунда в сторону. Он ударил охотника ногой в живот и вскинул пистолет, сделав два выстрела и полностью опустошив барабан. Одна из пуль прошла в пальце от головы охотника, вторую он разрубил пополам, вскинув топор в восходящем движении, а затем возвратным ударом с подшагом направил губительное лезвие на голову врага. Противник отступил и Бладхаунд завертел топорами мельницу.

Оказавшись у края крыши, стрелок спрыгнул с нее, выполнив сальто назад. Бладхаунд, недолго думая, метнулся следом, создав в воздухе стразу двух фантомов из Нареченной Мглы. Свою ошибку охотник понял, когда приземлившийся стрелок вскинул револьвер. Он слишком быстро перезаряжал его, нечеловечески быстро!

Незнакомец выпустил все шесть пуль меньше чем за полторы секунды, как не смог бы ни один человек. По две пули на каждую из трех несущихся на него теней – одна в голову, другая в живот. Увернуться невозможно. Но Бладхаунд смог, хотя пуля, нацеленная в голову, разорвала ему левое ухо и он кубарем покатился по земле. Потом вскочил и бросился прочь, петляя меж могильных плит, а в спину ему уже неслись новые выстрелы.

Они кружили среди древних могил под неистовым ливнем и дважды топоры охотника отведали плоти врага. Но то были несерьезные раны, тогда как сам Бладхаунд медленно истекал кровью, ведь у него не было возможности остановиться и вытащить пулю из плеча – ту самую, которую схлопотал Марк. Он раз за разом бросался на своего противника из тени, уходя от выстрелов и нанося удары обеими руками со скоростью, которую человеческий глаз не способен воспринять. Но стрелок умело парировал топоры клинком и механической рукой, контратакуя с холодной расчетливой яростью.

Охотник набросился на него раз, другой, а потом понял, что ему больше не приходится уворачиваться от выстрелов. Ха, так у выродка кончились патроны! И с этой мыслью он вышел из-за статуи, изображавшей скорбный лик смерти, громко расхохотавшись, широко разведя руки с топорами в стороны, будто приглашая врага на дуэль. И стрелок принял это предложение, вскинув короткий меч и бросившись навстречу Бладхаунду.

Сколько они бились – никто не смог бы сказать точно. Оба получили по дюжине ран, а надгробия в радиусе десятка метров превратились в иссеченную металлом труху. В какой-то момент Бладхаунд сблокировал верхний рубящий удар и отскочил, чтобы осмотреться. О Порча, стрелок вновь обыграл его! Все могильные плиты рядом порушены, а значит больше негде прятаться, уходя от прямого столкновения и навязывая противнику свой ритм боя!

Впервые за этот долгий поединок незнакомец позволил себе улыбку, когда по глазам охотника прочел его мысли. Бладхаунд принял решение мгновенно – он метнул в стрелка один из топоров, а сам развернулся и, прикрывшись Нареченной Мглой, бросился прочь, к центру кладбища, где старый дуб… Он не успел додумать свой импровизированный план, потому что внезапно его правая нога запнулась, он упал на землю и по инерции прокатился еще несколько метров, разбивая лицо в кровь об осколки могильного гранита.

В ярости зарычав, он попытался встать и понял, что не может, потому что… потому что его правая нога отрублена ровно под коленом! Бладхаунд посмотрел вперед и сквозь пелену дождя увидел стрелка, который уже подобрал так удачно брошенный клинок и не спеша приближался. Подойдя, незнакомец нанес серию быстрых рубящих атак – он бил сверху вниз, поэтому не было необходимости вкладываться в удары, сосредоточившись на скорости.

Охотник поднял топоры для защиты, сблокировал один удар, свел другой, третий резанул его по щеке, а четвертый начисто отсек ему левое запястье – оно по короткой дуге отлетело прочь и влажно шлепнулось в лужу, продолжая сжимать рукоятку топора. Из обрубка ударил фонтан черной крови, оросив стрелка с ног до головы. Впрочем, проклятая кровь сливалась с его одеждой, так что выглядело это не особенно эффектно.

– Повержен – значит недостоин, – хрипло пророкотал стрелок, отводя руку с клинком для последнего удара. – Я – Лоубрингер, и я вынес свой приговор!

Марк инстинктивно попытался перехватить контроль у Бладхаунда, и ему это частично удалось, но тут же мелькнула мысль – зачем? Зачем ему в эту минуту контролировать тело, которое вот-вот погибнет? Эскейперы после смерти десинхронизируются в штатном порядке, но охотники… еще не было прецедента, чтобы охотник умирал во время сессии. Есть ли у Офферинга сценарий не такой случай?

А потом он будто в замедленной съемке увидел острие клинка Лоубрингера, несущееся ему прямо в лицо. Безупречная закалка, мономолекулярная заточка. И как только эти ржавые топоры смогли составить конкуренцию столь великолепному оружию?

– Нет! – закричал Марк и Бладхаунд вторил ему. Из глаз покатились кровавые слезы, под левым глазом пролегла алая дорожка, под правым – черная. Но прежде чем Лоубрингер завершил удар, их переплетенное сознание поглотила обжигающая вспышка, а тело молниевым ударом прострелила боль.

Марк резко открыл глаза и конвульсивно втянул воздух. Он часто-часто задышал, не сразу осознав, что произошло.

– Сакура, – выпалил он, – ты только что спас мне… – но слова умерли на губах, едва он обвел помещение взглядом.

Парсер дрожит в углу, его руки сведены за спиной, а рядом жемчужно-белым изваянием застыл Смотритель с немигающим взглядом. Марк насчитал их еще полдюжины, этих Смотрителей – пока один караулит вход, пятеро сгрудились вокруг ложемента, отключая нейрокиты в десинхронизационной последовательности.

– Вы и правда думали, что я ничего не знаю? – из-за спин Смотрителей вышел Ник Бостром. Он широко противно улыбался, сложив руки лодочкой перед грудью. – В Клинике Мебиуса ничего не происходит без моего ведома, запомните это!

Он поймал на себе полный злобы взгляд Марка.

– Недоволен? – врач вздернул одну бровь. – А ведь я только что спас тебе жизнь, не так ли? Тебе и твоему ручному охотнику.

Бладхаунд в ответ зарычал и попытался вырваться, но Марк не позволил ему. Ник тем временем перевел взгляд на Сакуру.

– Ну а ты, щеночек, – Бостром демонстративно погрозил ему пальцем. – Твои топорные методы взлома оставляют такой след в системе, что не увидит только слепой. И действуешь ты слишком медленно, совсем не оправдывая своего громкого имени, отголоски которого еще порой перекатываются по Сети, – врач самодовольно хмыкнул. – Несомненно, это ты открыл крипто-замки ваших палат и зациклил камеры по пути сюда. Пока я не знаю, как ты это сделал, но узнаю – не сомневайся.

Марк посмотрел на Сакуру – тот больше не трясся от страха, а в глазах парнишки бушевала чистая всепоглощающая ярость. Парсера не пугали угрозы Ника, но это обращение – щеночек! – и эти слова о его некомпетентности вызвали столь искренние и необузданные эмоции, что маленький гений, похоже, готов был прямо сейчас вцепиться в горло своему лечащему врачу.

Их скрутили и повели в изоляторы, как и предсказывал хакер. Вели довольно долго, но Марк не потерял направления и по его наблюдением они сейчас находились на первом этаже Блока Б, недалеко от осевого радиального перехода. Что удивительно, его Ник не оставил в одиночестве, принеся в изолятор Шеогарата.