И под раздражающим я подразумеваю прекрасно сложенный, великолепный, достойный GQ.

Но ему не обязательно это знать.

— Может быть, я просто хочу проверить свои активы. Убедиться, что мы не перегружаем втебя работой.

Мои глаза сужаются.

Ах да. Вот почему я его ненавижу.

— Кого ты называешь активом… — Остальные слова улетучиваются, когда Макс неуклюже поднимается на ноги и крадется ко мне.

— Ты, Дон. Ты лучшее, что когда-либо случалось с Stinton Group. — Его голос понижается. — Со мной.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Я не понимаю.

Он говорит с точки зрения бизнеса или… личной?

— Нам просто нужно поработать над твоим характером. — Уголок его губ приподнимается. — Я слышал, ты была резка с несколькими ведущими. Был даже фрагмент, который не смог выйти в эфир, потому что ты отчитала интервьюера.

— Так это вмешательство?

— Ты разочарована? — он шепчет, наклоняясь ко мне. — Ты ожидала, что мы будем обсуждать что-то еще, кроме работы?

Я хмуро смотрю на него, мое тело напрягается. — На днях…

— Ты свяжешь меня и будешь пытать? — Он наклоняет голову. — Не думаю, что я был бы против.

— Мудак.

— Я это слышал.

— Придурок.

— Это что-то новенькое.

Мои глаза прищуриваются, когда я смотрю на него.

— Хочешь еще раз ударить, росомаха? — Он обхватывает рукой мои пальцы, которые, я даже не заметила, были сжаты в кулаки.

— Ты когда-нибудь перестанешь быть несносным?

— Ты когда-нибудь перестанешь быть такой напряженной?

— Опять же, это лицемерно с твоей стороны. Ты не совсем мистер Дзен. Иначе зачем бы ты контролировал каждую деталь моего пресс-тура?

— Может быть, это потому, что я не могу оторвать от тебя глаз ни на секунду.

Святая химера.

Я пытаюсь дышать, но мои легкие решают, что это не стоит суеты.

Мое сердце совершает собственный бунт, подползая к самому горлу и отказываясь успокаиваться, как детеныш обезьянки, убегающий от тигра.

Я не знаю, что сказать, когда его глаза впиваются в мои, светясь озорством и чем-то еще. Чем-то другим.

Поэтому я вообще ничего не говорю.

— Элизабет — автомобильный гений. Совсем как ее мама. — Его глаза снова становятся нежными.

Эта тема выбивает меня из колеи.

Заставляет меня хотеть быть мягкой в ответ.

— Прямо сейчас она говорит, что хочет стать механиком. — Вот почему она была так поражена речью Макса на пресс-конференции. Он сделал из меня героя, который спас положение. И она это увидела. Оценила это.

— Держу пари, это было решено с самого рождения.

— Может быть. Больше она ничего не знает. Я заставляла ее читать журналы по автомеханике с двух лет. Большую часть времени она проводит в гаражах, ожидая, когда я закончу работу. Это ее мир.

— И она преуспевает в этом. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что ее любят и о ней хорошо заботятся.

Это большой комплимент, и он что-то значит, исходящий от него.

— Мне жаль, что Тревор был недостаточно взрослым, чтобы быть рядом с вами двумя.

Тяжесть ложится мне на грудь и никак не уходит. — Почему ты извиняешься? Не похоже, что той ночью я спала с тобой.

Все было бы по-другому, если бы я встретила Макса вместо его брата? Взял бы он на себя ответственность за ту глупую ошибку, совершенную по-пьяни? Был бы у Бет отец, который появился бы вместо того, кто продолжает уклоняться от своих обязанностей?

— Это не имеет значения. Его больше нет.

Макс поджимает губы. — На самом деле, это не так.

— Что?

— Пресса выдумала эту историю. Полиция думает, что у них есть ниточка к нему. Сейчас они идут по ней.

Я моргаю.

Макс берет меня за подбородок. — Тебя это беспокоит? Тот факт, что он жив?

ДА.

Нет.

Может быть?

Острые, сложные эмоции терзают мой желудок. Если Тревор все еще жив, это означает, что есть шанс, что он попытается силой вернуться в жизнь Бет. Это означает, что у Бет будут доказательства того, что ее отец жив, хотя я всегда говорила ей, что он мертв.

У нее также будут доказательства того, что Макс — ее дядя.

Ее дядя.

А если я поддамся этим чувствам между мной и Максом…

Это неправильно.

Ничего из этого…

Я делаю шаг назад. — Ты мог бы сказать мне раньше.

— Никогда не было подходящего времени.

— Бывает ли когда-нибудь подходящее время признать, что твой брат фальшиво мертв? — Я снова отступаю.

Я далеко не уйду. Макс обнимает меня за талию и притягивает обратно к себе. — Прежде чем ты начнешь капризничать, позволь мне отвести тебя кое-куда.

Я позволила ему довезти меня до машины. Я позволила ему сесть за руль. Я позволила ему отвезти меня на ипподром, и я должна была догадаться, что он поедет туда. После всего, что рассказала мне Хадин, я должна была догадаться, что Макс Стинтон больше всего чувствует себя в этом месте самим собой.

Как Макс.

Просто Макс.

Он останавливает машину на холме, откуда открывается вид на город. Ночное небо низко нависает над землей и мерцает ярче, чем огни сотен небоскребов.

— Это место, куда я захожу, когда мне нужно подумать. — Он бросает взгляд через плечо на заднее сиденье. — У тебя здесь есть одеяло?

Я передаю его, и он вылезает из машины, открывает мою дверцу и жестом показывает мне выходить. Когда я двигаюсь слишком медленно, он обнимает меня за талию.

Тепло его ладони на моей спине заставляет меня ахнуть. — Что ты делаешь?

— Помогаю тебе выбраться из этого большого грузовика.

— Я могу справиться сам.

— Доверься мне. Я в курсе. — Он продолжает прижимать меня к своему телу и опускать на землю.

Прелестно.

Макс Стинтон по-прежнему негодяй, но под ним скрывается нотка нежности, и это совершенно обезоруживает.

Он наваливается всей своей массой на одеяло. Его мускулистое предплечье касается моего, когда мы оба пытаемся лечь на гигантскую квадратную ткань, предназначенную для моего крошечного тела и моей еще более миниатюрной дочери.

Мое сердце колотится как сумасшедшее.

На этот раз я даже не могу списать это на гнев.

Потрясающе.

Когда я оглядываюсь, пытаясь украдкой взглянуть на Макса, он ловит меня и улыбается. Я быстро отвожу взгляд, чувствуя себя старшеклассницей, гуляющей с плохим парнем в выпускном классе.

— Ты привел меня сюда только для того, чтобы посмотреть на звезды? — Звучит так, будто я жалуюсь, но когда я хорошенько смотрю на небеса, у меня перехватывает дыхание.

Я давно не видела такого зрелища.

Звезды мерцают повсюду, давя со всех сторон, так что кажется, что мы практически залиты светом. Тихий порыв ветра наполняет воздух музыкой. Такое ощущение, что прямо сейчас мы с тобой единственные люди в мире, и меня охватывает интимное чувство благоговения.

Голос Макса звучит низко и близко к моему уху. — Моя мать работала в семье Хадина. Она была администратором на этом треке.

Мои глаза расширяются, и я резко поворачиваюсь к нему лицом.

Он лежит на боку и смотрит на меня так, как я смотрела на звезды. С чем-то близким к благодарности и намеком на благоговение.

Он наклоняется ближе, так близко, что я чувствую, как его борода царапает мою темную кожу. Он смотрит мне прямо в глаза, как будто хочет увидеть в них себя. Как будто ему нужна эта связь.

— Там она познакомилась с моим отцом. Там они полюбили друг друга. Она не знала, что он женат.

Мое сердце колотится о ребра. В моей груди бунт, внутри меня зарождается буря.

Почему он такой честный?

Почему холодный, импозантный лидер Stinton Group показывает мне все свои шрамы?

Я не понимаю.

Я не могу его разгадать.

— Она узнала, когда пошла сказать ему, что беременна, но к тому времени было слишком поздно. Я уже был в пути. Поэтому она похоронила свою любовь к нему. Я видел, как это крало свет из ее глаз. Я видел, как она понемногу умирала каждый раз, когда папа хранил наш секрет. Сначала я ненавидел его. Именно она убедила меня не делать этого. Сказала, что жизнь не всегда черно-белая. Сказала, что я должен сосредоточиться на том, что я могу контролировать. Например, быть готовым забрать то, что принадлежит мне. Она искренне верила, что, когда придет время, он сделает меня частью своей семьи. — Он мрачно хмурится. — Папа был призраком до моего тринадцатого дня рождения. Именно тогда умерла его первая жена, мать Тревора. Он, наконец, решил, что Stunton Group готова встретить своего внебрачного ребенка.