Я сжимаю пальцы в кулаки.

— Я не всегда был Стинтоном. — Он смотрит на звезды. — Тринадцать лет я был просто ребенком секретарши. Я был приятелем Хадина по играм, когда он заезжал в гости. Я был никем. Но это закончилось, когда я пришел в Stinton Group. Мне нужно было кое-что доказать. У меня были люди, которые ненавидели меня из-за того, каким я родился, и никогда не давали мне забыть об этом.

Я наклоняюсь к нему поближе. Глаза в глаза. Нос к носу. — Прости.

— Я говорю тебе это не для того, чтобы вызвать сочувствие, Дон. Я хочу, чтобы ты знала, что я понимаю, что происходит между тобой и Элизабет, возможно, больше, чем кто-либо другой. Я понимаю, почему ты хочешь держать ее подальше от Stinton Group. Я не пытаюсь помешать тебе защищать ее. Я просто не хочу, чтобы ты думала, что должна защищать ее от меня.

Каждый дюйм моего тела пульсирует как сумасшедший, когда я встречаюсь взглядом с этим красивым, сложным мужчиной.

Трудно вспомнить, почему я должна держаться подальше, когда он так близко. Достаточно близко, чтобы его дыхание стало моим собственным.

На секунду его взгляд опускается на мои губы.

Я протягиваю руку и прижимаю ладонь к его лицу, проводя пальцами по затылку. Напряжение, которое накаляется между нами, тихое, но то, что оно негромкое, не делает его менее сильным.

Все это время я сдерживала себя, вспоминая, кто он такой.

Но теперь я начинаю сомневаться, знаю ли я этого человека вообще.

Является ли холодный, жестокий король, который удерживал мою дочь ради выкупа, настоящим Максом Стинтоном, или передо мной нежный, открытый и ранимый мужчина?

Я не могу в этом разобраться.

В нем.

Когда темнота сгущается с обеих сторон, я понимаю, что хочу верить мужчине, которого вижу сейчас.

Взгляд Макса тлеет.

Слабые звуки ночи затихают, когда я теряю себя в его глазах.

— Я так и не смог поблагодарить тебя за то, что ты сделал с ситуацией с Милой Дюбуа, — тихо говорю я.

— Это было пустяком.

— Это было нечто. И хочешь ты признавать это или нет, Макс, где-то здесь, внизу, бьется твое сердце. — Я кладу руку ему на грудь. — Ты мог легко бросить Генри под автобус, но не сделал этого. Ты берешь на себя ответственность, даже в ущерб себе. Это сила, но это и слабость. И это заставляет меня задуматься, — я облизываю губы, — а что, если я скажу, что тоже хочу взять на себя ответственность за тебя?

— Что ты со мной делаешь, Дон? — Его слова похожи на стон. — Я не могу перестать думать о тебе. Я не могу перестать беспокоиться о тебе.

Я содрогаюсь.

— Ты погубила меня, — шепчет он.

Вот так просто я решаю, что больше не собираюсь сдерживаться.

Наклонившись над одеялом, я хватаю его за лицо и впиваюсь в его губы с отчаянием, которое застает врасплох даже Макса.

Он замирает.

А потом он обнимает меня и целует в ответ.

ГЛАВА 14

ЛОЖЬ, КОТОРУЮ МЫ РАССКАЗЫВАЕМ

МАКС

Ее сердце ревело под моей ладонью, бешено колотилось, закатывало истерику.

Мое сердце делает то же самое.

Я притягиваю ее ближе, закрываю глаза и вдыхаю ее аромат.

Черт. Я мог бы пожирать ее глазами часами.

Так и есть.

И я буду.

Поцелуй растягивается на вечность.

Идеальный.

Сладкий.

Ее губы…

Я фантазировал о том, какими они будут на вкус, как они будут ощущаться рядом с моими.

Ничто из того, что я мог себе представить, не соответствует действительности.

Она такая мягкая рядом со мной. Такая восхитительно чувственная.

Я знал, что между нами есть химия, но не ожидал той странной, сокрушительной волны, которая захлестывает мою грудь. Неописуемое чувство, которое говорит мне, что я бы сжег Stinton Group дотла ради женщины в своих объятиях.

Это самое пугающее, что я когда-либо испытывал в своей жизни.

Даже когда я понимаю это, я не могу отпустить ее. Тени движутся вокруг нас, когда я сжимаю ее рот своим поцелуем, желая, чтобы она почувствовала вкус хаоса, который она устроила во мне.

Ее стон доносится до моих ушей.

Музыка.

Великолепная рапсодия.

У меня перехватывает дыхание, я цепенею, как будто все мое тело пощипали и оно вибрирует с частотой, которую может услышать только Дон Баннер. Дрожащий жар, который заливает меня с головы до пят.

Она сжимает пальцами мою рубашку, притягивая меня ближе, как будто хочет, чтобы я прижался к остальной части ее тела так же, как я прижимаюсь к ее губам.

В ответ я перекатываюсь через нее, прижимаясь к ней всем весом своего тела и глубже закутывая ее в одеяло.

Срань господня.

Между нами взрывается молния, электричество, которое угрожает опалить каждое дерево в радиусе десяти миль.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза. Убеждаюсь, что я не сплю.

Ее страстный взгляд стекает по мне, как мед. Влажный и манящий.

Я в ловушке этой женщины.

То, как она заставляет меня чувствовать себя живым.

То, как я хочу защитить ее и Бет изо всех сил.

То, как весь мой мир распахивается.

Как, черт возьми, я мог так долго сопротивляться ей?

Я ухмыляюсь, когда она обнимает меня и снова тянет вниз. Наши губы встречаются в медленном, исследующем поцелуе. Но я ускоряю темп, когда в моих венах начинается жужжание. Это страсть. И она бушует повсюду, сея хаос в моем теле и в моем разуме.

Я с силой наклоняю ее голову. Прижимая ее к одеялу, я придавливаю ее ногой. Мои руки удерживают ее лицо на месте, пока я насилую ее.

Великолепно.

Захватывает дух.

Она прекраснее, чем звезды, освещающие небо сегодня вечером.

Дон кладет руку мне на грудь, когда я пытаюсь стянуть шорты с ее ног.

Я делаю паузу, не слезая с нее.

Черт возьми, нет.

Желание съедает меня заживо.

Понадобился бы лом, чтобы оторвать меня от этой женщины.

Она поджимает губы, пристально глядя мне в глаза. — Макс.

Я делаю глубокий, прерывистый вдох, когда ее язык произносит мое имя. Это грубый и уязвимый звук.

Мое тело твердеет.

Перед ней невозможно устоять.

Это гиблое дело.

Я в полной заднице.

— Я не могу снова совершить ту же ошибку. — Она качает головой. — Я не могу себе этого позволить. Мне нужно подумать о ребенке.

У меня мурашки бегут по телу. Она отвергает меня?

Она играет с подолом своей рубашки. — Это… мы…

— Что? — Я приподнимаюсь на руках, нависая над ней.

— Мы с тобой не подходим друг другу… Я имею в виду, мы не…

— Если ты не можешь закончить ложь, тогда не лги вообще, — рычу я.

Ее взгляд отводится в сторону.

Я сжимаю пальцы в кулаки. — Мы разные, но мы оба это знаем. Это не помешало нам испытывать влечение друг к другу. И я люблю Бет. Я знаю ее недолго, но знаю достаточно, чтобы сказать, что она невероятна.

— Это не имеет значения.

— Конечно, это имеет значение.

— Ты ее дядя, — Дон шипит это слово, как будто оно скандальное.

Я пожимаю плечами. Это не то, что я могу изменить. И это, очевидно, беспокоит ее больше, чем меня.

— Не похоже, что мы с тобой родственники, — говорю я ей, проводя пальцами по ее лбу. Тот факт, что у нее достаточно ясная голова, чтобы вести этот разговор, показывает, насколько она упряма. Я едва могу собраться с мыслями. — Это не незаконно.

— Дело не в этом.

— А в чем?

Она покусывает нижнюю губу.

Я нажимаю большим пальцем туда и освобождаю ее дикий рот от зубов. — Дон, я не могу изменить того, что я брат Тревора.

— Я знаю.

— Тогда?

— В наших отношениях нет смысла, — говорит она.

Смех грохочет в моей груди. — С каких это пор любовь имеет смысл?

Ее брови выгибаются дугой.

Я осознаю, что сказал, и мои щеки горят.

Слишком поздно возвращать все назад.

Я это сказал.

Это правда.

— Не говори того, чего не имеешь в виду, Макс.

Мои брови сошлись на переносице. — Ты бросаешь мне вызов. Ты заставляешь меня взглянуть на все по-новому. Я уважаю тебя. Всего, чего ты добилась самостоятельно. Всего, что ты собой представляешь. Как еще мне это назвать?