Конечно, я боролась с дурным мнением людей, но большинство из них я завоевала своими способностями, если не упорством. Это другое. Это более жестоко. Это несправедливо.

— Что ты читаешь? — Пристально спрашивает Хадин.

Я впиваюсь пальцами в телефон, борясь со своими эмоциями.

Быть все время сильной — отстой.

Это значит, что я не могу разрыдаться, когда мне хочется.

— Я думаю, ты не знаешь, но люди в Интернете могут быть ужасными. — Он бросает на меня взгляд. — Ваня — супермодель больших размеров. Я не могу сказать тебе, сколько раз люди оставляли неприятные комментарии под ее фотографиями. Это отвратительно. Они действительно говорят что угодно о ком-то, кого даже не знают.

— Мне не нужны твои ободряющие речи. Я в порядке.

— Дон.

— Я в порядке. — Я прячу свое разбитое сердце, свой страх и тихую оборонительную ярость глубоко внутри.

Мои пальцы расслабляются и соскальзывают с телефона.

Сначала исправь это.

Я должна собрать все воедино, прежде чем смогу защитить себя.

У меня начинает звонить телефон.

Это Стинтон.

Я сразу сбрасываю.

Хадин замечает это и хмуро смотрит на меня. — Ты знаешь, что только что подтолкнула быка, верно? Он не успокоится, пока не услышит, что с тобой все в порядке и ты далеко от этого бардака.

— То, что делает Макс Стинтон, не имеет ко мне никакого отношения.

— Он, наверное, в ярости из-за этого.

— Конечно, это так. Люди снова нападают на Stinton Group.

Хадин вздыхает так, как будто полностью разочаровался во мне.

Мне все равно.

Я уже просматриваю свои решения.

Перво-наперво я должна найти способ вернуть эту машину в свой магазин.

Мила Дюбуа только что излила ненависть на всю мою профессиональную карьеру, но миру будет все равно, что я сказала Генри, что он на ложном пути.

Мила не звала Генри.

Она позвала меня.

И поскольку я являюсь лицом Stinton Auto, все разочарованы.

Это не может так закончиться.

Я должна дать отпор.

Я докажу, на что я действительно способна.

Хадин притормаживает перед автомастерской, и я замечаю фотографов, столпившихся вокруг гаража. Клинт и другие механики там, пытаются заставить их уехать.

Чувство вины сильно бьет меня под дых. Большинство из этих парней — трудолюбивые мужчины, которые просто хотят приносить домой стабильную зарплату для своих семей. Они не подписывались на этот цирк. Они не просили, чтобы им в лицо совали камеры, не просили, чтобы их жизни рассматривали в микроскопы из-за меня.

Сожаление пригвоздило меня к месту.

С детства я ненавидела саму идею о том, что я особенная. Я не хотела, чтобы ко мне относились по-другому, потому что я женщина, которая любит чинить машины. Я хотела, чтобы мужчины пожимали плечами, когда видят меня. Я хотела, чтобы клиенты верили мне на слово. Кивать и делать вид, что ничего особенного я не знаю о карбюраторах и датчиках положения дроссельной заслонки.

Но я пошла на компромисс со своими ценностями. Вместо того, чтобы твердо держаться за то, кто я есть и во что верю, я полезла в эту кроличью нору, пытаясь выставить себя в глазах общественности.

Теперь в эту историю втягивается Клинт. Все мои коллеги пытаются помешать репортерам ворваться в гараж. И девушек, которые хотят стать механиками, ждет еще одна неудача, потому что мужчины будут думать об этом скандале, когда увидят женщину, пытающуюся добиться серьезного отношения в мире авторемонта.

Не думай об этом, Дон. Ты не можешь сломаться сейчас.

Я проглатываю слезы и тянусь к ручке машины.

Хадин хмурится. — Дон, я действительно не советую тебе этого делать. Я видел, какими могут быть папарацци. Они как акулы, почуявшие кровь, даже среди влиятельных знаменитостей. Представь, какими беспощадными они будут с нормальным человеком.

Я открываю дверь.

— Позволь мне отвезти тебя домой. — Голос Хадина понижается до серьезного тона. Бьюсь об заклад, именно такой он использует на работе со своими подчиненными. Или когда он чем-то расстроен и устал быть вежливым. Он больше не просит. И, держу пари, если бы он знал меня лучше, он попытался бы физически удержать меня.

— Нет.

— Дон.

Клянусь, я вижу момент, когда он подумывает схватить меня. Не уверена, сделал бы он это ради Стинтона или ради меня.

Я выхожу из его машины и повыше закидываю сумочку на плечо. — Спасибо тебе за поездку. И за то, что был моим штурманом во время сегодняшней гонки. Несмотря на то, что мы не выиграли, это было весело.

Его карие глаза умоляют меня остаться и позволить кому-нибудь другому справиться с этим. Позволить мужчине справиться с этим. Позволить Стинтону справиться с этим.

Я хлопаю дверью и сталкиваюсь лицом к лицу с репортерами.

Они меня еще не видели, но это только вопрос времени.

Эти камеры… если меня запишут, будут ли они еще больше критиковать меня? Выставят ли они меня той, кто солгала о своих способностях? Кем-то, кто стала бы охотиться на мечты маленьких девочек, которые хотят работать в области, которая их не приветствует? Они назвали бы меня лицемеркой?

Это не имеет значения, Дон. Продолжай идти.

Я делаю один шаг впереди другого.

Потом еще один.

Потом еще один.

Я чувствую себя опустошенной.

Я боюсь продолжать давить, но есть ли у меня другой выбор, кроме как быть сильной?

— Вот и она! — Оператор поворачивается ко мне.

Другие журналисты подпрыгивают и сосредотачиваются на мне, замечая, как я медленно иду к дверям гаража. Толпа, как один, поворачивается в мою сторону.

Мгновение никто не двигается. Затем, словно выпущенная стрела, они устремляются ко мне, глаза сверкают от скандала, а губы выплевывают вопросы, которые сливаются в какофонию шума.

Я готовлюсь, ожидая, что они окружат меня, когда что-то развевается над моей головой. Это пиджак. Кто-то опускает его, чтобы прикрыть мое лицо. В то же время чья-то рука обвивает мою.

Потрясенная, я бросаюсь вперед.

Затем я медленно поднимаю взгляд и вижу разъяренное лицо Макса Стинтона.

Он ворчит. — Просто продолжай идти, Дон. Я держу тебя.

ГЛАВА 10

ВСТРЕЧА В ГАРАЖЕ

МАКС

Я должен отдать должное Дон Баннер.

Она единственная женщина, которая может довести меня как до ярости, так и до душераздирающего беспокойства в равной степени.

Особенно когда она совершает глупые поступки, например, пытается принести себя в жертву толпе кровожадных репортеров таблоидов, которые лакомятся трупами своих героев новостей.

Я хотел бы знать, почему она игнорировала мои звонки и намеренно не подчинилась моему приказу идти домой после ипподрома. И я позабочусь о том, чтобы вздернуть Хадина за то, что он не справился лучше и не уберег ее от этого беспорядка.

Но сначала я должен довести ее до машины так, чтобы ее не затоптали и микрофон не застрял у нее в горле.

— Сюда, — шиплю я, таща ее через лужайку перед гаражом.

Журналисты практически дышат нам в затылок. Я слышу, как их кроссовки стучат по траве. Практически чувствую запах отчаяния, с которым мы хотим раскрутить эту сенсацию самым скандальным образом. Пока они могут высасывать из этого всю прибыль, их не волнует тот хаос, который они оставляют после себя.

Да, я видел, что они делали с такими людьми, как Ваня.

И я взорву весь этот проклятый город, прежде чем они сделают то же самое с Дон.

Черная красавица ждет на улице. Солнечный свет играет на гладкой черной краске и сверкающих серебряных ободках.

— Поторопись! — Рычу я Дон на ухо. Ускоряя шаг, я тащу ее за собой. Джефферсон подтягивается к задней части машины и открывает дверцу.

Я наполовину швыряю, наполовину подталкиваю Дон на заднее сиденье и ныряю за ней. Она издает вздох удивления? Боли? Я не знаю, и у меня нет времени проверять, потому что в окна стреляют камерами.