Я стискиваю зубы и борюсь с желанием швырнуть его в стену.

Говорят, время летит незаметно, когда ты несчастен. Кем бы ни были "они", я бы хотел, чтобы они выпрыгнули из окна.

Время замедлилось до ползания.

Нет, оно ползет в данный момент.

По ржавым гвоздям.

И горячему сло. углей.

Не в силах выносить тишину, я снова достаю телефон.

Я не хочу ставить тебя в неловкое положение, поэтому я не собираюсь снова протягивать тебе руку помощи, но я хочу, чтобы ты знала, что я слишком сильно люблю тебя, чтобы сдаваться. Я знаю только, как бороться за то, что для меня важно. Это включает тебя и детей.

Мой большой палец зависает над кнопкой отправки. В конце концов, я стираю все это и бросаю телефон на стол. Она попросила меня не беспокоить ее. Уже поздно. Я хочу показать ей, что я вырос с тех пор, как был парнем в толстовке, который шпионил за ней в коридоре.

Я направляюсь в постель. Матрас принимает меня с распростертыми объятиями, но сон не так уж приятен. Я ворочаюсь. Лицо Санни продолжает всплывать у меня в голове. Ее сладкие поцелуи. Ее горячие ласки. Звук, который она издавала, когда я доводил ее до грани.

Я закрываю лицо руками и издаю сдавленный стон разочарования. Сажусь и вглядываюсь в темноту. Тени смеются надо мной. Пустая сторона кровати принадлежит Санни, и я остро ощущаю эту истину. Как мне вернуть ее?

В голове у меня становится пусто.

Каким-то образом я засыпаю, но когда просыпаюсь, меня охватывает то же беспокойство. Те части меня, которые остались в квартире Санни, взывают ко мне. У меня внутри пустота. Я хожу с ощущением, что мне не хватает чего-то жизненно важного. И никакие поездки мальчиков в школу и обратно, перегрузка моего списка пациентов, собеседования с сертифицированными нянями или бешеные тренировки в моем домашнем спортзале не избавят меня от пустоты.

Изучение того, как приготовить фрай-джеки, не помогает. Бездумное пролистывание блога Санни, который она давно не обновляла, тоже не помогает. Сон, конечно, остался в прошлом.

Однажды ночью я не сплю, очки на носу, ноутбук открыт, и передо мной открываются косточки моей речи, которую я менял уже пятьдесят раз, когда раздается стук в дверь.

— Бейли. — Я приветствую его кивком головы. — Почему ты не спишь, приятель?

Он входит в комнату, прижимая к себе плюшевого орангутанга. На нем пижама с обезьяньей тематикой, которую Санни купила ему, когда разводила костер. Лампа на моем столе отбрасывает желтый отблеск на его бледную веснушчатую кожу.

— Я не мог уснуть.

— Тебе завтра в школу. — Я прочищаю горло и разворачиваю стул, собираясь встать. — Но если ты действительно не можешь уснуть, тогда я могу подогреть немного молока.

К моему удивлению, Бейли проходит мимо дивана, мимо моего стола и забирается ко мне на колени. Мои глаза округляются, и я помогаю ему, просовывая пальцы ему под мышки и подсаживая его к себе на ногу.

Я удивлен, что ему так комфортно со мной. Оба мальчика, казалось, замкнулись в себе после свадьбы. Я мягко дал им понять, что я рядом, чтобы выслушать и быть рядом с ними, но я не настаивал, и они не приняли мое предложение.

Последние несколько дней Майкл почти ничего не говорил мне. Он по-прежнему смотрит на меня так, словно ненавидит мир и тот факт, что я в нем нахожусь. Он тащится мимо меня, когда возвращается домой вечером, и едва пробормотал приветствие, когда я утром отвозил его в школу.

Бейли не был таким вспыльчивым, но он определенно решил последовать примеру своего брата. Он был очень тих за обеденным столом и наблюдал за всеми встревоженными голубыми глазами.

Я смотрю на него. — Что случилось?

Он крепко прижимает к себе орангутанга. Его кудри развеваются еще больше, он кладет подбородок на голову плюшевого мишки. — Я скучаю по Санни.

— Я тоже, приятель. — Я испускаю вздох, который мог бы посоперничать с лопнувшим воздушным шариком. — Но ты же знаешь, что ее отсутствие рядом не имеет никакого отношения к тебе и Майклу. Она без ума от вас двоих.

— Я знаю.

— Хорошо.

— Я имею в виду, я знаю, почему она ушла. — Бейли дергает обезьянку за ухо.

— Правда? — Мои брови поднимаются. Санни не обсуждала это предложение руки и сердца с мальчиками, не так ли?

— Да. — Бейли выпячивает нижнюю губу. — Она уехала в Белиз.

Я замираю на своем месте. — Прости. Что?

— Санни в Белизе. Она нашла работу. Она рассказала нам.

— Что она вам сказала?

— Белиз, мистер Даррел. — Бейли вздыхает, как будто разочарован, что я такой тупой. — Это страна в Центральной Америке. Санни родом оттуда. Она говорит, что ее народ построил храмы майя и…

— Бейли, подожди. Подожди. Когда Санни уехала в Белиз?

Он пожимает плечами.

Мой взгляд пробегает по комнате. Я делаю глубокий вдох, чтобы подавить панику.

— Вот. Я могу это доказать. — Бейли переворачивает телефон. — Мы создали групповой чат.

— Ты и Санни?

— Я, Санни и Майкл. — Он показывает мне. Есть фотография Санни, улыбающейся в камеру. Позади нее огромный строящийся дом. Мужчины в касках заполняют здание. На заднем плане тоже есть кое-что. Кокосовые пальмы. Много песка.

Черт. Санни сбежала в Белиз и не сказала мне? Это ее способ порвать со мной?

Вдохи, которые я втягиваю в легкие, становятся все более и более сбивчивыми.

— Мистер Даррел?

— Бейли, тебе пора ложиться. Ты не можешь спать на уроках.

— Хорошо. — Он спрыгивает с моей ноги, машет рукой и выбегает за дверь.

Я провожу пальцами по волосам и пытаюсь осмыслить откровение Бейли.

Санни уехала из страны.

Санни уехала из страны и ничего мне не сказала.

Санни уехала из страны, проделала весь путь до Белиза бог знает на сколько и ничего мне не сказала.

Я беру трубку, чтобы набрать номер Алистера, прежде чем вспоминаю, что у них с Кенией медовый месяц. Насколько я знаю своего шурина, последнее, чего он хочет, это чтобы я беспокоил его, если только это не чрезвычайная ситуация или не из-за Белль.

Мои плечи становятся напряженными. Бедра тоже. Даже колени. Я не знал, что колени могут напрягаться, но вот мы здесь.

Я листаю свой телефон.

Совет. Мне нужен…

Мне больше некому позвонить.

Мой круг общения настолько мал. Или, может быть, я просто настолько замкнут.

Скряга. Я слышу Санни в своей голове. Я практически вижу ее озорную улыбку, от которой у меня всегда замирает сердце. Ты не знаешь, как расслабиться, Гастингс. У мужчины должно быть более пяти выражений лица.

Я зажмуриваю глаза и бью кулаком по столу.

Скряга означает веселая полиция. Это как… противоположность веселью.

К черту все это.

Если я никому не позвоню, я позвоню Санни и буду умолять ее, как влюбленный дурак, вернуться ко мне. Или, может быть, я смогу перевезти детей в Белиз после слушания. Или, может быть…

Нет. Неуравновешенный Даррелл намного хуже, чем Санни С Мозгами Даррелла.

Я выбираю номер Дины и звоню.

— Алло? — Хрипит Дина.

Я открываю рот, но никакие слова не могут преодолеть комок в горле.

— Алло? Даррел?

— Дина. — Мой голос срывается.

— Ах ты, бедняжка. — Она замолкает, прежде чем я успеваю произнести еще хоть слово. — Тебе нужно поговорить, не так ли?

— Да.

— Встретимся в терапевтическом центре. Мы собираемся провести сеанс сами.

Дина варит ужасный кофе. Совершенно отвратительный. Мне стыдно за то, что такой напиток существует и что его приготовили из нашей кофемашины.

Но, по крайней мере, горького привкуса достаточно, чтобы успокоить мои мысли и заставить меня сосредоточиться на чем-то одном. Это трюк, используемый в нейропсихологии. Мы пытаемся задействовать аналитическую часть мозга, чтобы эмоциональная сторона взяла паузу и позволила рационально мыслить.

Прямо сейчас я раздумываю, не выбросить ли мне все смешанные кофейные порошки и заменить их чаем.