Поскольку в «Крепости» не нашлось ни липучек, ни кнопок, готовое ретабло прибили к стене здоровенным гвоздём. И наконец подняли бокалы. В смысле, разномастные кружки с пуншем. За тебя! – говорили все Самуилу. – За Рождество! За жизнь! И за нас.

– Пунш зашибись получился, – сказал Самуил, поставив пустую кружку на стол. – И всё остальное. Такое счастье! По уму, это я должен был ретабло нарисовать. Спасибо, что когда я пришёл в «Крепость», мне тут все обрадовались и угостили рождественским пуншем. И согласились подарки взять.

– Я всегда считала, – улыбнулась Юрате, – что на самом деле ретабло должны выглядеть как-нибудь так: «Святая Дева Гваделупская благодарит дона Хуана за то, что не пропил посланный ему мешок песо, а построил дом и завёл поросят». «Святой Иуда Фаддей благодарит синьору Лолиту за то, что выполняла все предписания врачей и полностью восстановилась после той операции, во время которой он её спас». «Я был святым Себастьяном, однажды мне стала молиться Кончита из Мехико, просила послать ей взаимную любовь, я послал, и вот уже сорок лет Кончита живёт со своим возлюбленным в полном согласии, спасибо, что мой труд не пропал зря»… Вот вы смеётесь! Ну да, я сама смеюсь. Но по сути, это же очень серьёзно. Нет большего счастья, чем убедиться, что твоя работа была не напрасна. Что твои подарки попали в хорошие руки. Что твои усилия – не тщета.

Разошлись сильно за полночь; впрочем, на часы не смотрели, просто в какой-то момент все стали дружно зевать. Но расставаться всё равно не хотелось, поэтому всей компанией пошли провожать домой Трёх Шакалов, в смысле, Арунаса, благо он живёт совсем рядом, в доме у подножья холма. Потом Дану с Артуром, который нёс за пазухой обоих зверей. Потом вызывали такси для Наиры, потом утешали Трупа, который хотел с ней поехать и проводить до подъезда, а там как пойдёт, но в последний момент не решился, и вот так всегда! – говорил он, чуть не плача. – Почему у меня не получается? Я же с другими девчонками храбрый, иногда даже слишком наглый чувак!

Наконец Самуил с Юрате остались вдвоём, и она сказала:

– Хотела бы я проводить тебя до самого дома! Но не выйдет. По иным реальностям мне гулять больше некем. Поэтому ладно, пошли провожать меня.

– А ты на самом деле где-то живёшь? Просто в нормальном доме, как люди? В обычной квартире? – спросил Самуил: – Глупый вопрос, понимаю. Но я не мог не спросить.

– Глупый, – согласилась Юрате. – Но в точку. В городских реестрах мой дом не значится. И доставку туда не закажешь: адрес, вроде, нормальный, но курьеры его не находят. Я попробовала пару раз. А с виду вполне обычный кирпичный дом. Не какой-нибудь призрачный. Не исчезает, когда пропоёт петух. И не мечется с места на место. Даже на фотографиях получается. Пока я есть, дом тоже есть, это факт.

– Как-то так я примерно и думал, – вздохнул Самуил. – Хотя представить, как это работает, всё равно не могу.

– Так воля же, – пожала плечами Юрате. – Созидательная. То есть, в наивысшей октаве. Та сила, благодаря которой когда-то возникла ваша реальность. И не только она… Знаешь, что плохо?

– А у нас что-то плохо? – удивился Самуил.

– Мой дом слишком близко отсюда, – рассмеялась она. – Поговорить не успеем. Но эта беда легко поправима. Пойдём самой дальней дорогой. Добро, если доберёмся к утру!

Шли по городу; Самуилу с каждым шагом становилось теплей. Он на ходу расстегнулся, размотал шарф и сунул его в рюкзак. Спросил:

– Мы снова туда попали?

– Куда?

– Где пиццерия «Голод и тётка». Ты говорила, там почему-то всегда теплей.

– Нет, к сожалению, не попали, – улыбнулась Юрате. – Тебе стало тепло, потому что разгорелся твой внутренний огонь. Рядом со мной он обычно хорошо разгорается. К сожалению, не у всех. Но это дело такое, просто дать никогда не достаточно. Должно быть стремление взять. Встречное усилие. Благодарность. И готовность этот дар удержать.

– Да, это я понял, ещё когда ты про ретабло шутила, – подхватил Самуил. – В смысле, что для тебя это важно. Что в целом здесь это важно. Что у людей в ТХ-19 часто нет сил взять подарок. И не только сил.

Юрате молча кивнула. Свернула в какую-то подворотню. Сказала:

– Здесь шикарный двор. Проходной. Люблю их очень. Проходные дворы нужны городам, как людям правильное дыхание. Чтобы сил было больше и жилось веселей. Плюс проходные дворы добавляют пространству сложности. И увеличивают число неочевидных, скрытых путей.

– Я их в детстве коллекционировал, – признался Самуил. – Специально искал, адреса в тетрадку записывал. С пометками: «Проход не видно, он за кустами», или «Там часто репетирует какой-то трубач». Недавно как раз нашёл ту тетрадку, когда гостил у своих. Девяносто шесть проходных дворов! Я забыл, что их было так много. Шикарная получилась коллекция. Хочу теперь как-нибудь снова по всем адресам пройтись.

– У меня тоже коллекция, – сказала Юрате. – Правда поменьше, чем у тебя. Здесь люди любят огораживаться и запираться. В принципе, их даже можно понять. Потому что многие склонны портить и гадить. Или просто подглядывать и мешать. Но всё равно, конечно, не дело. Нам нужны проходные дворы. Так, стой! Да, вот здесь. Ты чувствуешь ветер?

– Очень тёплый, почти как летом, – подтвердил Самуил.

– Южный ветер. Юный совсем ветерок. Не знаю, откуда он взялся, но прибился к нам, как бездомный котёнок. Живёт в этой подворотне, питается удивлением тех, кто обратит на него внимание. И понемногу растёт. Вырастет, всем покажет! Ну, я надеюсь. Сирень, например, зацветёт в январе. Или каштаны. Или пальмовая роща в Юстинишках появится. Или попугаи потеснят голубей. Неважно, что именно, лишь бы было. Нам тут позарез нужны чудеса. Любого масштаба. Чем их больше, тем лучше. Я ещё и поэтому страшно рада, что Тимка вас сюда притащил! Он один – это тоже было отлично. Пришёл и живёт как ни в чём не бывало, невозможный такой. Но когда вы тут шлялись все вместе, компанией, разговаривали на своём немыслимом языке, город только что не орал от радости. Хотя вообще-то немножко орал.

– Я это чувствовал, – подтвердил Самуил. – Что город от нас в восторге, примерно как Надя от котиков. И мы, как котики, прыг к нему на колени, и ну мурчать! Думал, в ТХ-19 так не бывает. А оказалось, чего только не бывает у вас.

– У них, – невесело усмехнулась Юрате. – Я тут сама не местная, живу на вокзале, помогите, чем можете, а то и дальше буду глупо шутить… Так вот, у них – не бывает. Здесь не положено так. Но Вильнюс – другое дело. Он здесь почти такой же чужак, как я. В нашей реальности Вильнюс был… мог бы быть – не столицей, но сердцем нового мира. Примерно как у вас Лейн. Перемены, которых, теперь получается, не было – но я-то помню, что были! – отсюда когда-то и начались. Удивительно, правда? Что именно Вильнюс. Не Берлин, не Лондон, не Москва, не Бомбей; с другой стороны, не Тибет, не развалины Чичен-Ицы, не одно из так называемых «священных мест». Но на самом деле это логично. Изменения начинаются там, где им проще начаться. Где им меньше мешают. Так почему бы, собственно, и не здесь. Пошли!

Какое-то время шли молча. Самуил не то чтобы обдумывал услышанное, скорее старался глубже его прочувствовать, присвоить, встроить в себя навсегда, как когда-то поступал с идеями древних философов, а потом не мог вспомнить, что прочитал, что услышал на лекции, а до чего додумался сам. Для учёных дискуссий такая каша в голове не особо удобна, вмиг запутаешься в цитатах, зато для понимания – в самый раз.

Наконец Юрате резко свернула с дороги и пошла вниз по пологому склону холма. Предупредила:

– Осторожно, здесь скользко.

Это Самуил и сам уже понял. Но равновесие кое-как удержал.

– Хочу познакомить тебя со своим близким другом, – сказала Юрате.

Самуил огляделся по сторонам. Ожидал, конечно, увидеть незнакомого человека. Возможно, с волчьей головой, или призрака, к этому он вполне был готов. Но ни людей, ни оборотней, ни призраков не было. Совершенно пустынная роща. Или парк, или сквер. Чёрт его знает, как оно называется. Пруд, тропинка вдоль берега, белая от лунного света, небольшие группы деревьев, изгибы стволов и веток удивительной красоты. Вдалеке темнеют густые заросли, отсюда кажется – лес. Но это всё-таки вряд ли. Здесь ещё центр города. Минут двадцать, максимум, шли.