Она топнула ногой для наглядности – хорошенько так топнула. Наде показалось, что задрожала земля. Ну или не показалось. Чёрт её знает, эту Юрате. Может быть все землетрясения на этой планете устраивает на досуге она.
– Во-первых, – сказала Юрате, когда они тронулись с места, причём пошли почему-то не в сторону дома, а вниз, к реке. – Это на самом деле совершенно не важно, но вдруг вам будет приятно узнать, что вы не спалились, никаких ошибок не сделали, и Тимка за столько лет ни разу не проболтался, даже слишком громко не думал, вообще ничем не выдал себя. Просто он был собой, дышал, как вы все дома с рождения дышите, и сиял, как сияете вы. Здешние люди ничего такого не замечают, можно не беспокоиться. Хотя самые восприимчивые расцветают в вашем присутствии, как Тимкин сосед. А мне сразу видно, что вы сами не местные, проездом из каких-нибудь высших миров. Откуда именно, у вас на лбах не написано, но тут нам всем повезло. У меня был хороший приятель, ваш земляк. Дело давнее, но имя всё равно не скажу. Факт, что я от него очень много узнала про Сообщество Девяноста Иллюзий. Конечно не всё; ну так всё вы и сами не знаете. Это нормально. Тайна – дополнительный слой атмосферы. Окружает любую реальность. Без неё жизни нет.
– Профессор Перемещений Заборно на лекциях о методах познания природы потусторонних реальностей примерно то же самое про тайны нам говорил! – обрадовался Тим.
– Наверняка у Лайлы Меркуцио Трошкиной в «Первых простых парадоксах» вычитал, – снисходительно сказал Самуил, всегда считавший Юрай Заборно (профессора Да Гашамари) отличным исследователем-практиком, но при этом поверхностным (как большинство современных философов) болтуном, не способным к созданию собственных оригинальных концепций. Это довольно несправедливо по отношению к Да Гашамари, одному из величайших умов современности, но Самуил имеет полное право заблуждаться, быть предвзятым и даже говорить ерунду. В конце концов, он не ангел, причём сугубо технически: ангелы рождаются и воспитываются в реальностях другого типа и из совершенно иной материи состоят.
– Господи, да что ж вы такие умные?! – в сердцах воскликнула Надя. – Заборно и Трошкина, цитаты и комментарии! Нет чтобы просто по-честному охренеть!
– Мы охренели, не беспокойся, – заверил её Самуил. – И теперь справляемся с этим, как можем. Ум легче адаптируется в любой немыслимой ситуации, если разрешить ему умничать, как он привык. Без этой уловки я бы чокнулся уже тысячу раз!
– За сегодня?
– Нет, за всю жизнь. Я стойкий. За сегодня – всего-то раз пять.
– Во-вторых, – сказала Юрате, остановившись на пешеходном мосту, который называется Белым, как трамвайный маршрут от Приморского сада в Козни; ясно, что по случайному совпадению, мало ли в разных реальностях объектов белого цвета, но Тим всё равно всегда считал Белый мост тайным приветом из дома – лично себе.
– Во-вторых, – повторила Юрате и снова надолго умолкла. Щёлкнула портсигаром, скорчила скорбную рожу адресно Самуилу: дескать, полюбуйся, что мне вместо сигар из Тёнси приходится тут курить.
Наконец продолжила:
– Моя коллекция неопубликованных книжек. Угадайте, откуда она взялась.
Предложение «угадайте» подразумевает, что от тебя ждут ответа. Но Юрате ответила сама:
– Я ищу и собираю наши следы. Фрагменты нашей реальности, её семена. То, из чего она начиналась… могла бы начаться, была должна. Среди книг довольно много таких фрагментов. В музыке – ещё больше. В визуальных искусствах – страшное дело сколько. По Данкиному выражению, «хреналлион». Эта реальность их отторгает как может. Книги не публикуют, картины не выставляют, музыкантов никуда не зовут выступать. Бывают исключения, когда у художника феноменально сильная воля и очень счастливая судьба, но так получается очень редко. Буквально по пальцам можно пересчитать. Выглядит совершенно чудовищно. Как, прости господи, какой-нибудь мировой заговор с целью уничтожать все живые ростки настоящего творчества; собственно, живые ростки всего. Но это не человеческий заговор. Люди, принимающие решения – просто послушные инструменты в руках полумёртвой реальности, которая сопротивляется изменениям. Успешно, по крайней мере, пока.
– Я в последнее время часто думал, как много в ТХ-19 хороших художников, – сказал Самуил. – Удивлялся, зачем они с упорством, достойным лучшего применения, рождаются там, где никому не нужны? А оно вон как, оказывается. Их призывает на помощь прекрасный несбывшийся мир.
– Да, – кивнула Юрате. Погасила сигарету в карманной пепельнице, скомандовала: – Идём!
На другом берегу спустились на набережную, пошли в ту же сторону, что река.
– Ты сказала: «полумёртвой реальности», – напомнила Надя. – Это совпадает с моими ощущениями от книг из ТХ-19, которые нам приносят в последние годы. Но совершенно не укладывается в мои представления о порядке вещей. Как реальность может быть полумёртвой? Не понимаю. Но очень хочу понять.
– Да было бы что понимать, – вздохнула Юрате. – «Полумёртвая» – это я ещё мягко выразилась. Чтобы вас и себя лишний раз не пугать. Эта реальность заканчивается, срок её вышел, хочет она того или нет. Сопротивляясь живительным изменениям, можно надолго продлить агонию, но нельзя её отменить. Наотрез отказаться от исцеления не означает прекратить умирать. И это, к сожалению, не метафора. Не богатство и образность моего языка.
– Ни хрена себе! – присвистнула Надя. – Так вот что мне не давало покоя! Я же сюда, представляешь, пришла разбираться, почему мне разонравились новые книги из ТХ-19. Проверить, это со мной, или всё-таки с книгами что-то не так.
– Чутьё у тебя – будь здоров, – подтвердил Самуил. – Всегда так было. Помню, как в Сэњ∆э внезапно случился страшный завал, и ты выбирала книги для перевода, просто подержав их в руках. Несколько лет спустя, когда всё перевели и издали, стало ясно, как точно ты угадала. Десять из десяти!
– Это как раз очень просто, – улыбнулась Надя. – Навык из детства. Меня записали в библиотеку, когда мне не было ещё и пяти. Представляешь мою растерянность? Стоишь в огромном, в каких до сих пор не бывала, помещении, и всюду полки, полные книг. Их так много, что все за сто лет прочитать не успеешь. И у всех такие обложки красивые, что не знаешь, какую хватать. Хочешь, не хочешь, пришлось научиться делать правильный выбор. Берёшь книгу в руки, и если сердце начинает бешено колотиться, как когда на качелях взлетаешь, значит точно надо читать.
– В-третьих, – сказала Юрате. – Вы сюда не просто так, а за книгами ходите. А у меня, как вы уже поняли, много хороших книг. Отдать их вам – лучшее, что можно сделать. Ваши люди ух как умеют читать! Я имею в виду, дополнительно утверждать прочитанное своим вниманием. Наша несбывшаяся реальность становится в большей степени правдой, отражаясь в ваших глазах.
– А ведь да! – воскликнул Тим. – Если есть книги и авторы, значит породившая их реальность тоже по умолчанию есть. Мне даже в голову не приходило, что можно так поставить вопрос! Ну, я до сих пор и не знал, чего тебе от нас надо. Отлично, что мы можем помочь!
– Красиво закручено. Вымысел утверждает реальность реальности, в которой он является вымыслом! Парадокс не хуже, чем у древних философов, – вздохнул Самуил.
– Рада, что тебе нравится. Потому что мне тоже. Не ожидала такого эффекта, честно говоря. Просто на всякий случай проверила: утопающий хватается даже за призрак соломинки. Вот и я! Подсунула Тимке несколько книжек, по очереди, одну за другой, чтобы пронаблюдать, каков будет эффект. И каждый раз заново удивлялась тому, насколько легче становится здесь дышать. Мне и не только. Всем нашим – тем, кого я уже нашла. Стало ясно, что надо отдать вам большую партию книг. Прикидывала, как бы объясниться с Тимкой, когда он снова объявится в городе, мне в делах нужна не таинственность, а нормальная обратная связь. И тут он привёл в «Крепость» вас. Давай зачётку, отличник! По предмету «чувство правильного момента» – пять.