В результате появление Давида Гарджели и Насти Колесниковой на летном поле лионейского аэродрома приобрело легкий оттенок сюрреализма – Давид улыбался, но то и дело хватался за железный ящик, чтобы не упасть. Сам ящик с Елизаветой недвусмысленно напоминал гроб, а Давид таким образом превращался в чрезмерно расчувствовавшегося родственника покойной. По лицу Насти, шедшей следом, можно было сказать, что девушка держит горе в себе, но то беспощадно грызет ее изнутри и вот-вот прорвется наружу.
– С возвращением, – сказал Смайли. Давид довольно ухмыльнулся, похлопал по крышке ящика и едва не упал, потому что Настя толкнула его в плечо, расчищая путь к начальнику лионейской безопасности.
– Я приехала, – сказала она. – Рассказывай.
Смайли молча кивнул, показал жестом, куда следует препроводить Гарджели и его груз, потом повернулся к Насте и сказал, глядя ей в подбородок:
– Ты должна была вернуться из Берлина пять дней назад.
– Да, но я…
Смайли выставил вперед ладони, как щит от ненужных слов.
– Я не спрашиваю, принцесса, и я не требую объяснений. Я просто перечисляю события. Вы должны приехать пять ней назад. Вы не приехали. Ваш телефон не отвечал. Наступил день поединка. Вампиры не хотели ждать. Они хотели посчитать ваше отсутствие за трусость и автоматически приписать победу себе. Временный глава семьи Андерсонов с этим не согласился и занял ваше место на арене поединка. Он сразился с поединщиком от расы вампиров и проиграл. Победа была приписана детям ночи. Теперь они требуют голову Дениса Андерсона. Если они ее не получат, то выйдут из Большого Совета и откажутся от всех прежних договоренностей. Такие события произошли за время вашего отсутствия.
– Почему ты не сказал мне этого по телефону?
– Чтобы вы не наделали глупостей, принцесса.
– Хм, то есть теперь, когда ты все это рассказал, можно начинать делать глупости, так, что ли? – спросила Настя и сама себя поправила: – Извини, я все еще немножко не в себе после перелета и после всего остального… Временный глава семьи Андерсонов – это кто?
– Разумеется, Амбер. Вы же оставили ее за себя, разве не помните?
– Амбер вышла на поединок?
– Да. Если это можно назвать поединком. Он длился всего сорок секунд, а потом Амбер оказалась в реанимации.
– О боже.
– Раз она жива, выходит, что бог пока на ее стороне. Могло быть и хуже.
Насте не понравилась эта фраза Смайли. Гном раньше никогда не был склонен к упоминанию высших сил, и эта перемена в нем показалась Насте нехорошим знаком. Смайли как будто готовился снять с себя ответственность за происходящее и переложить все на волю богов, судьбы или кого-то еще невидимого, но могущественного. Настя вздохнула, собираясь с силами для вдохновляющей речи, которая должна была наставить Роберта Д. Смайли на путь истинный, но тут же поняла – у нее самой не хватит вдохновения и уверенности для такой речи. Она сама в полушаге от того, чтобы скрестить руки, усесться в кресло и превратиться в обычного зрителя.
Надо было вернуться к чему-то попроще и поконкретнее.
– Значит, вампиры требуют голову Дениса?
– Да. Они подозревают, что лично вы устроили его исчезновение. Поэтому давить будут лично на вас, принцесса.
– И они хотят отказаться от всех предыдущих договоров?
– Да.
– Что это значит? Что будет, когда они откажутся от всех прежних договоров?
– Они станут жить по собственным законам. Не считаясь со всеми прочими расами.
– То есть они станут нападать на людей?
– Не все, но некоторые кланы станут. Несомненно.
– А люди в ответ начнут охотиться на вампиров?
– Да.
– То есть речь идет о войне, Роберт.
– Пожалуй.
– Я не могу этого допустить. Я очень сожалею, что опоздала, но я не могла поступить иначе тогда, и я не могу поступить иначе сейчас.
– Что вы имеете в виду, принцесса?
– Я потребую повторения поединка. Амбер не должна была выходить на бой, это не ее дело, это мое дело. Мое или Утера, но поскольку Утер не в состоянии…
Смайли вздохнул.
– Что? – не поняла Настя.
– Король только что потерял сына, а теперь и его дочь оказалась между жизнью и смертью. Это тяжело.
– Я понимаю.
– И еще кое-что. Он считает виноватой во всем тебя.
– Понятно, – сказала Настя. – Я потом с этим разберусь. А пока мне нужно организовать повторный поединок, и еще я должна поговорить с послом Дитрихом и главами кланов, чтобы привести их в чувство и объяснить, что эти дурацкие выходки совершенно неуместны сейчас. Мы привезли Елизавету, мы видели, как был уничтожен Люциус, и этого должно быть доста… Это еще что такое?
Из здания аэропорта вышли десятка два молодых мужчин с чемоданами и сумками. Они были одеты в штатское, но все же что-то заставляло их двигаться колонной по двое. Некоторые лица были Насте знакомы, и она недоуменно повернулась к Смайли:
– Мне казалось, что у нас нечто вроде чрезвычайного положения. Не лучшее время отправлять гвардейцев в отпуск, разве нет?
– Это не отпуск.
– Тогда объясни мне, что это.
– У нас возникли еще кое-какие проблемы.
– Какого рода?
– Наши банковские счета…
– При чем здесь банковские счета?
– Они заморожены по всему миру. Непонятно, кто это сделал и как, но… Где-то они просто были стерты из баз данных, где-то они попали в списки счетов, с которыми запрещено производить операции…
– Я все равно не понимаю…
– Нам нечем платить им зарплату. Они уволились.
Настя растерянно смотрела в спину гвардейцам, потом обернулась к Смайли, потом перевела взгляд на башни королевского дворца. Теперь он казался ей немыслимо одиноким и беззащитным.
– Хорошо, – сказала она скорее себе самой, нежели Смайли. – И с этим я разберусь. В порядке очереди. Сначала поединок, потом деньги, потом Леонард. А потом… А потом мы все отдохнем. Правда, Роберт?
Вот так все и началось. Некоторые Апокалипсисы начинаются со зловещих предзнаменований типа падающих с неба лягушек или четырех дьявольских всадников, а наш, лионейский Апокалипсис начался гораздо прозаичнее и потому страшнее – с замороженных счетов. В падающих лягушках можно увидеть даже нечто забавное, всадники Апокалипсиса – в каком-то смысле уже штамп, а вот замороженные счета – это штука серьезная. С мечом, даже самым что ни на есть магическим, ее никак не прошибешь. Меч в такой ситуации можно забросить подальше, после чего остается сесть у телефона и слушать, как вежливая девушка в трубке советует вам набраться терпения и подождать, пока вашим вопросом занимаются. «Ваш звонок очень важен для нас. Пожалуйста, не вешайте трубку». И потом начинает играть такая кукольная музыка, от которой вам становится плохо. Вы не можете объяснить девушке, что каждая нота в этой мелодии – это колокольный звон, а оплакивает он всех нас, меня и девушку из банка, короля Утера и его мать, Роберта Смайли и Давида Гарджели, посла Дитриха и Амбер Андерсон, Елизавету и Леонарда, Дениса Андерсона и маленького Томаса, Альфреда Пражского и Эндрю Фишера, Монахову и Тушкана… Всех, кто жил на этой земле исобирался жить дальше, только вот – не судьба. И не спрашивайте, кто в этом виноват, потому что виноваты все, а значит – никто.
– А потом мы все отдохнем. Правда, Роберт? – спросила я тогда, и лишь некоторое время спустя поняла двусмысленность своей фразы. Ведь смерть – это тоже отдых.
И очень часто – заслуженный.