Литмир - Электронная Библиотека

Все смотрели не отрывая глаз на начальника патруля, который шел вдоль шеренги; следом за ним шли клерк, полицейский из патруля, местный полицейский и члены совета.

— Вот этот парень, по моему, неплохой, с виду сильный, из него получится хороший носильщик,— сказал начальник и показал тростью на сына местного полицейского.

— Смотри,— сказал Хоири,— наш полицейский что-то говорит начальнику патруля, и тот кивает головой — видишь?

Клерк глянул в свою книгу, но ничего в ней не написал. Потом поднял глаза снова: начальник патруля уже показывал тростью на следующего в ряду. Сын полицейского, Соворо. как и Хоири, только что стал отцом. '

Солнце заползло уже высоко на небо, а начальник патруля все еще выбирал носильщиков.

— Его не надо,— сказал местный полицейский, когда начальник патруля показал на человека в черной рами и черной фуфайке.

— Почему же это, интересно, он не может быть носильщиком? — недовольно спросил начальник.

— Вы знаете наши обычаи, таубада,— только что умер один из его близких родственников, а поминок еще не было.

— Ничего я не хочу знать! Похороните человека, а потом неделями оплакиваете. Умер — значит, все, пользы от него больше не будет. Я знаю одно: мое дело следить за тем, чтобы работа администрации шла гладко. Неужели не понимаете? Все это для того, чтобы развить вашу страну и чтобы вы стали цивилизованными людьми, стали жить лучше. Запиши его, клерк.

Севесе не отрывал от него взгляда — смотрел, как он приближается к Хоири.

— Вот это парень! Молодой, мускулистый — такой один понесет целый сундук — сказал начальник патруля и показал на него тростью.

Севесе вышел из шеренги и подошел к белому человеку.

— Это мой сын, таубада. Я пойду вместо него. Запишите мое имя.

— Но он-то чем плох? Я ничего такого не вижу. Слушай, старик,— сказал начальник патруля, чудом не выколов глаз Севесе своею тростью,— ты уже поработал, теперь его очередь.

И он махнул рукой клерку, чтобы тот записал Хоири.

Рядом, слева, стоял Меравека, теперь он выпятил грудь и вытянулся, как хорошо вымуштрованный полицейский.

— А вот такие боевые парни мне нравятся,—сказал начальник патруля.—Да вы с ним похожи! Тогда понятно, откуда такое рвение. Запиши его.

Кончилось все, когда солнце стояло уже высоко над головой. Как хорошо, что Меравеку берут тоже! Если у кого-нибудь и есть человеческие чувства, то это у народа Хоири, а уж никак не у светлоглазого племени, к которому принадлежит начальник патруля. Хорошо хоть, что не взяли отца,— видно, бог услышал его молитвы.

— Лучше бы тебе было не родиться на свет,— горько сказал Хоири отец.— Будь проклята эта администрация! И зачем только Тамате[12] принес к нам в селение слово божье? Ведь это следом за ним пришли патрули с их начальниками и начали приказывать нам: делай то, не делай этого! Тамате и другие миссионеры понимали людей и уважали их чувства — если бы чиновники были такие же, не было бы так плохо, как теперь. Хоири, сынок, теперь ты сам видишь, как прав был я, когда все время тебе говорил: не бросай ученье. Будь ты учителем или клерком, тебя бы в носильщики не взяли. Это только начало—ко времени, когда ты станешь таким же старым, как я, от круглой жерди на каждом из твоих плеч ^появится по глубокой вмятине, а твои бедра развихляются оттого, что ты, когда идешь с грузом, будешь прилаживаться к раскачиванию чемоданов патруля.

Миторо впервые вынесла ребенка наружу, на площадку. Болезненное выражение лица, которое появилось у нее после родов, теперь исчезло. Все вокруг в полуденном Зное было сухое и пыльное, а она казалась прохладной и влажной.

— А какое, кстати, у ребенка будет имя?— спросила она, обращаясь непонятно к кому. И, повернувшись к Хоири, сказала:— Дай сыну имя до того, как уйдешь, так будет лучше.

Он посмотрел на отца, потом на жену. Миторо скривилась, как будто хотела сказать: «Меня не спрашивай». Ведь прекрасно знает: первенцу всегда дают имя кого-нибудь из семьи мужа. Отец отвернулся, будто ему все равно.

— Да вот его тезка,— сказал Хоири и посмотрел на отца.

— Я пока звала его Пятницей — ведь в этот день он родился.

Остаток дня ушел у Хоири на то, чтобы приготовить побольше нужного жене и сыну. Просто удивительно, сколько разных дел можно сделать, когда время тебя подгоняет! Меравека между тем бегал по селению — собирал саго и кокосы на дорогу. Столько, сколько он набрал, должно было хватить им недели на две; все это дали родственники. Те из родных, мимо чьих огородов проходил путь патруля, говорили им, что они могут рвать там любые плоды и овощи. Когда Хоири этим вечером ложился в постель, он уже знал о жизни носильщика очень много. В дни, когда отец был еще мальчиком, юноши доказывали свое мужество по-другому, но теперь доказать его можно и став носильщиком, и уж он, Хоири, постарается не ударить лицом в грязь.

Рано утром, когда запели птицы, жены, сестры и дочери были уже на ногах. Многие, чтобы мужчинам не нужно было готовить себе еду хотя бы в первые дни пути, наготовили для них саговых палок про запас — это кроме сырого саго, которое мужчины с собой возьмут. Миторо тоже приготовила Хоири столько саго, сколько могла.

В путь отправлялось шесть больших лодок. На пяти из них кучи груза были в человеческий рост, на шестой, чтобы укрыть начальника патруля от солнца, поставили парусиновый навес. За погрузкой наблюдали шестеро полицейских, по одному у каждой лодки. Командовал полицейскими один из них, сержант Лату, родом из деревни вниз по реке; остальные пятеро были из других мест, все из разных.

Миторо стояла с младенцем на площадке и смотрела, как, делая над собой огромные усилия, спускается по ступенькам ее муж. В горле у Миторо защекотало, а глаза заволокло слезами. Руки и ноги у Хоири двигались теперь так, будто он потерял над ними власть. Обернуться назад у него не хватало духу. Это было первое настоящее испытание его мужества. Внизу его ждали Севесе и Меравека. Когда Хоири спустился, отец взял у него лук со стрелами и весло. Хоири собрал все силы, чтобы удержать слезы, готовые политься из глаз. Перед тем как втроем они зашагали прочь от дома, он заставил себя посмотреть в последний раз на жену и сына и увидел, как Миторо, уже спиной к нему, исчезает вместе с ребенком в темноте хижины.

— Сержант Лату наш дальний родственник,— сказал юношам Севесе.— Не удивляйтесь, что при начальнике патруля он будет говорить с вами сурово,— когда тот не смотрит, он всегда будет к вам добр.

Они едва успели — уже решалось, кому на какой лодке плыть. Клерк выкликал, а сержант показывал на какую-нибудь из лодок.

— Берите свои весла и лезьте вон в ту, где навес,— приказал Хоири и Меравеке сержант Лату.

Когда людей в лодке набиралось достаточно, сержант приказывал ей отплывать. Каждый раз, когда это происходило и любимые исчезали из виду, часть толпы на берегу, состоявшей главным образом из детей и женщин, отделялась от нее и отправлялась назад в селение. Ко времени, когда на берег пришел вместе со своим слугой начальник патруля, остальные лодки проплыли уже добрых полмили. Двое пожилых носильщиков перенесли начальника в лодку, сержант Лату приказал отчаливать, и они поплыли вверх по течению. Лодка была не такая, как остальные,— большая, но легкая, и когда гребцы все в лад тянули к себе весла, она врезалась в воду как нож.

Мистер Смит начал работать в округе недавно. Едва ли он был старше Хоири, но намного выше ростом, и волосы у него были светлые. Больше всего по цвету и очертания лицо его напоминало хорошую спелую папайю; щеки были красные то ли от солнца, то от рома, который он любил пить. Служил он в Кереме, административном центре округа, и уже побывал (правда, не один, а вместе с другим, более опытным чиновником) в нескольких небольших патрульных обходах. Этот был его первый самостоятельный обход — во всяком случае, решать все теперь он должен был сам. На лодке он сразу снял сапоги, уселся поудобней в шезлонге и раскрыл газету. Сержант и слуга тоже укрылись в тени его навеса. Время от времени мистер Смит хлопал мух и бурчал:

вернуться

12

Так тоарипи произносят фамилию преподобного Джеймса Чалмерса, пионера-проповедника из Лондонского миссионерского общества, убитого на острове Гоарибари в 1901 году.

15
{"b":"903554","o":1}