К сожалению, как он оказался в «Заполярье», я, по известной причине, прослушал, но старпом сам после прочтения поэмы признался, что слово «Заполярье» (в котором он никогда не был, так как у него, родившегося на юге нашей страны, оказывается, страшная аллергия на северный сырой холод, выражающаяся опуханием и покрыванием лица красной сыпью) пришло ему на ум исключительно из романтических чувств, да и больно уж хорошо рифмовалось с последующими словами.

Так что и в «ревущих сороковых» творческий пыл нашего пиита не ослабевает, наоборот, проявляет ещё большую фантазию и даже начинает блистать новыми гранями поэтического дара.

А свою мечту – мыс Доброй Надежды – я, к сожалению, не увидел, мало того, что мы от него находились за пределами двухсотмильной экономической зоны, так ещё и ночью мимо прошли и, спустившись до тридцать девятого градуса южной широты, повернули на северо-запад – в сторону Атлантического океана. По календарю – середина августа, а холодина – жуткий. Если даже и покажется на час-другой солнце, то внезапно налетает новый пронизывающий насквозь шквал студёного ветра, серые облака с невероятной быстротой затягивают небо, и сутки напролёт будет нудно лить холодный дождь. Хорошо ещё, что океан в этом месте немного успокоился и незначительное волнение – в три балла – позволяет нам периодически тралить в пелагиали и делать гидрологические станции. Но пелагические тралы приносят за час траления всего с десяток личинок угря, камбалы и каракатиц – вот и весь улов. Одно развлечение, не считая, конечно, периодических выступлений нашего корабельного пиита, – нас всё это время сопровождают разномастные альбатросы и капские голуби: стремительно планируя над водой, они словно соревнуются между собой, показывая своё мастерство на ловкость и быстроту полёта. Поневоле залюбуешься этими стремительными и красивыми птицами. Других живых существ в юго-восточной части Атлантики, где мы собираемся проводить исследования, я пока не видел.

Медленно – с тралениями и гидрологическими разрезами – плывём на юг вдоль западного побережья Южно-Африканской Республики, но берега не видно, так как продолжаем находиться за пределами двухсотмильной экономической зоны этого государства, что составляет приблизительно 370 километров от береговой полосы. Эти прибрежные экономические зоны были введены в 1972 году третьей Международной конференцией по международному праву и теперь являются суверенными территориями всех морских государств, поэтому заниматься исследованиями или ловить рыбу в этих зонах можно только с разрешения правительств этих государств. Разрешения на работу в территориальных водах ЮАР у нас не было, только на шельфе Намибии, куда мы и направлялись.

Волнение не больше четырёх баллов, и с каждым днём погода улучшается: небо проясняется, стихает ветер, становится всё теплее. Если так пойдёт и дальше, то скоро переоденемся в судовую летнюю форму одежды: хлопчатобумажные серые куртки с короткими рукавами и шорты из того же материала, но при поднятии трала, соблюдая технику безопасности, мы дополняли её пластиковыми касками и кирзовыми сапогами. Последние средства защиты были действительно необходимы: мало ли что может оказаться в трале, например, крайне ядовитые морские змеи или рыба-крылатка с не менее ядовитыми шипами, с которой мне пришлось встретиться в одной из экспедиций и на себе испытать ужасное действие этих шипов (боль была такая, что казалось, будто жилы из тебя вытаскивают). Кроме того, приходилось порой залезать в середину улова, чтобы добыть интересующий тебя экземпляр рыбы или иного необычного морского существа. Если прозеваешь, то уже больше не увидишь его, так как после нашего осмотра и отбора необходимого количества для анализа или фиксации рыб весь улов сливается в трюм морозильного рыборазделочного цеха, откуда «нестандартная продукция», как правило, летит за борт. Наконец-то пелагические тралы начинают приносить десятки незнакомых мне видов рыб, и большую часть дня я и Каролина тратим на их определение. Времени на живопись почти не остаётся. Мне досадно, но тут уж ничего не поделаешь, приходится сдерживать всё более и более овладевающие мной творческие порывы и впрягаться в основную работу. В такие минуты я с ностальгическим чувством вспоминал московскую изостудию на улице Правды, находившуюся в ДК им. Валерия Чкалова, которую периодически, с каким-то внутренним трепетом и восторгом, посещал после работы вечером, занимаясь там рисунком и живописью, а по субботам и воскресеньям вместе с другими студийцами весёлой и шумной ватагой садились в электричку и с этюдниками ехали за город писать с натуры подмосковную природу. Эти невероятные по своей чистоте и радости воспоминания так и останутся в моей памяти навсегда.

Однажды вечером, когда проходила часовая гидрологическая станция и Федя в свете фонаря то и дело опускал за борт планктонную сеть, я вышел на палубу и, наклонившись над водой, заметил в её освещённом участке множество мельтешащих кальмаров. Всякий раз, как только Федина сеть плюхалась в воду, кальмары пугались и стремительно расплывались в разные стороны, чтобы через несколько секунд, привлечённые светом, вернуться назад. Несколько матросов не упустили такую соблазнительную возможность и уже вовсю ловили любопытных кальмаров на «джегера» или, как некоторые называли их, – кальмарницы – ярко-красные эллипсовидные пластмассовые цилиндрики около пяти сантиметров в длину, а на конце у них – по периметру – два ряда стальных острых крючков. Матросы бросали привязанные к толстой леске «джегера» в воду, кальмар хватал мнимую добычу своими щупальцами, и его тут же поднимали наверх, в этот момент брызги при сокращении его мантии разлетались во все стороны. С трудом отодрав кальмара от орудия лова, бросали на палубу, при этом он издавал странные звуки, напоминающие человеческое чихание, и выпускал тёмно-коричневую краску. К удачливым кальмароловам присоединился и наш бентосник Илья Архипенко – полный черноволосый, вечно улыбающийся парень. Он стоял, склонившись за борт, и, поблёскивая очками, внимательно вглядывался близорукими глазами в некое мелькание теней в освещённой воде и наугад бросал «джегер», но у него, видимо, из-за плохого зрения ничего не получалось. Тогда я притащил палку; мы привязали к ней леску с «джегером», и дело пошло веселее: за тридцать минут поймали восемь кальмаров, правда, трое из них в последний момент, видимо, догадавшись, что им грозит, разжали свои крепкие объятья и плюхнулись в родную водную стихию.

Когда начинаешь отдирать кальмара от «джегера», он так крепко обхватывает руку своими щупальцами, что на ней остаются красные пятна от присосок, и в то же время он пытается своим чёрным клювом вцепиться в твои пальцы. Не такое это простое дело – ловить кальмаров. Здесь тоже нужна определённая сноровка…

Станция закончилась, и наш улов составил пять этих головоногих моллюсков. В бентосной лаборатории Илья их тщательно измерил – в среднем около 50 сантиметров – и, определив их видовую принадлежность, отметил в своём журнале время и место их поимки.