— Будь вы юношей… — сквозь смех проговорил я, но девчонка меня перебила.

— Будь я мужчиной, я сама поехала и застрелила бы этого негодяя! — выкрикнула она. — Тогда хоть у кого-то в этом городе были бы яйца!

Да, похоже, Бентон её очень серьёзно обидел.

— Барбара, успокойся. Это наши, местные разборки. Заезжему джентльмену не обязательно в них встревать, — сказал Запольски.

Я пододвинул к себе пепельницу и закурил, выпуская дым к потолку тонкой струйкой. Встревать в местные дела и правда не хотелось. Меня ждала Аризона. Но что-то мне подсказывало, что полковник Бентон и его парни сотворили нечто такое, о чём девчонка не хочет даже вспоминать, не то что рассказывать. При всей её открытости и раскованности.

А отсутствие награды за голову… Это легко объяснимо. Здесь, на юге, полным-полно ещё сочувствующих Конфедерации, чего далеко ходить, я и сам предпочёл бы сторону южан, попади я на пятнадцать лет раньше. И эти сочувствующие не только пасут скот и копают руду, они заседают в судах, встречаются в высоких кабинетах и ворочают большими деньгами. Эхо войны звучит ещё очень громко. И достаточно положить одну бумажку под сукно, подпереть делом полковника Бентона ножку стола или просто прямо отказать в этой статье расходов бюджета, и полковник просто останется человеком вне закона. А для многих местных — ещё и героем.

Ладно, что мы, в конце концов, не бэтмены, что ли? Выше нас только звёзды, всё-таки.

— Успокойся, красавица, мне больше нравится, когда ты улыбаешься, — сказал я. — Если хочешь убить — значит, есть за что. Тем более, что он вне закона. Наверняка успел натворить всякого.

— Ещё как, — хмуро произнесла Барбара.

Вернуть на её милое личико улыбку пока не удалось.

— Они и правда уже превратились в обычных бандитов, — встрял в разговор Запольски. — Грабят уже не только армейские обозы, но и простых людей. Налетают на склады, магазины, почтовые станции. Могут остановить прохожего на дороге и обобрать до нитки. Крадут людей ради выкупа и не только. Хуже апачей, ей Богу.

— Это уже не армия, это какая-то анархистская вольница, — хмыкнул я.

Я побарабанил пальцами по лакированной стойке, стряхнул пепел в костяную пепельницу.

— Горожанам, наверное, он изрядно надоел, — задумчиво произнёс я. — Пожалуй, если народ скинется, я возьмусь за это дело.

— Мы заплатим, — просияла Барбара. — Только пристрелите этого проклятого сукина сына.

— Барб! — одёрнул её Запольски.

— Ради тебя, милашка, я наделаю в нём столько дырок, что он сможет крепить медали на голое тело, — сказал я. — Только они ему уже не понадобятся.

Барбара улыбнулась, вдруг подскочила ко мне, перегнулась через стойку, обхватила за плечи и чмокнула в щёку, не глядя на обалдевшего отца. Похоже, Бентон очень-очень сильно её обидел. Ну, кранты ему, значит.

— Теперь рассказывайте, где его искать, — сказал я.

— У них лагерь к югу от города, в лесочке возле Ларго-Крик, — сказала Барбара. — Миль десять отсюда. На горе Эскондидо.

— А ты это откуда знаешь? — нахмурился Запольски.

Девушка этот вопрос проигнорировала.

— А почему, кстати, вы не доложили о них в ближайший форт? Армия США с удовольствием устроила бы им тёплый приём, — поспешил сменить тему я.

— Думаете, в форте нет их сторонников? — фыркнул Запольски. — Там едва ли не половина людей — те же конфедераты, только напялившие синюю форму. Утром поют «Янки-дудл», вечером распевают «Дикси».

— Понятно, — протянул я. — Бентон прознает об этой жалобе в тот же день.

— А потом нагрянет в город, — кивнул Запольски.

Мне стало даже самому интересно решить эту задачку. Дело, очевидно, не из простых. Но, как известно, большие шкафы громче падают, а мне позарез необходима репутация. Пусть даже это будет репутация убийцы полковника конфедератов, и многие пожелают за Бентона отомстить.

Я взглянул за окно, уцелевшее после погрома, посмотрел на удлиняющиеся тени. Красное солнце ложилось отдыхать, окунаясь в пески пустыни Сонора, значит, и мне пора бы. Отвести лошадей на конюшню, накормить Бродягу, а потом ложиться самому. Завтра мне предстоял долгий и трудный день, если я планирую отправиться к горе Эскондидо.

— Где здесь в городке можно переночевать? — спросил я. — Отправлюсь за вашим полковником с утра, на рассвете.

— Мистер Карс…

— Можете переночевать у нас, сэр, — перебила отца Барбара. — У мистера Карсона вас заедят клопы, да и берёт он непомерно дорого.

— Хорошо, — сказал я, поднимаясь с насиженного места. — Значит, я скоро вернусь. Лошадям нужна минутка моего внимания. Кстати, я ведь так и не представился. Джек Шульц.

— Приятно познакомиться, мистер Шульц, — прощебетала девчонка. — Мы вас подождём.

Пока я ухаживал за Ниггером и Паприкой, которых нужно было вычистить, накормить и напоить, практически стемнело, так что в салун мистера Запольски я вошёл, когда там собралась едва ли не половина города. Со мной уважительно здоровались, представлялись, трясли за руку и хлопали по плечу, будто я был какой-то заезжей кинозвездой, но задерживаться в зале я не стал. Завтра на самом деле будет непросто, так что я поднялся в свою комнатушку, положил револьвер в изголовье и лёг спать.

Проснулся я от того, что кто-то крадучись вошёл в комнату. Посреди ночи. Я немедленно схватился за револьвер, но тут же увидел, что это всего лишь Барбара. В одной только ночной рубашке.

— Теперь я точно вижу, что вы стрелок, мистер Шульц. — шёпотом хихикнула она.

Я вернул кольт на место.

— Я принесла немного виски, — прошептала она. — Только не говорите папе.

— Я не из болтливых, — сказал я.

Из города я выехал на рассвете. Невыспавшийся, но довольный. Барбара улизнула почти перед самым подъёмом, оставив после себя только сладкий запах духов, а я, быстренько собравшись и даже не позавтракав, выехал на юг. К горе Эскондидо.

План у меня был простым и дерзким. Прикинуться сторонником Конфедерации, въехать в лагерь, может быть, поболтать с этим Бентоном. А потом выгадать удачный момент и завалить его. Этого, к счастью, живьём тащить не надо. Можно даже труп не предъявлять.

Самая большая проблема, конечно, свалить из этого лагеря, когда поднимется шум. Возможно, стоило раздобыть Шарпса с оптическим прицелом и подстрелить полковника издалека, как оленя, но это вариант не такой надёжный. Пуля в затылок с близкого расстояния — вот что сработает наверняка.

Ниггер гордо вышагивал по тропинке на юг, мимо деревянных изгородей чужих ранчо и выгоревшей на солнце травы. Жёлтая сухая трава тянулась вперёд насколько хватало взгляда, и только на горизонте возвышались тёмно-зелёные склоны здешних гор. Я подумал, что произойдёт, если вся эта трава полыхнёт огнём, и тихонько ужаснулся, но местные, должно быть, привыкли.

Я же, низко надвинув шляпу на лицо, чтобы уберечься от косых солнечных лучей, строил планы проникновения в лагерь бандитов. Вернее, гордых солдат-южан, до сих пор не сложивших оружие. Нельзя выбиваться из образа. Как войти? Пешком или верхом? С оружием в руках или с поднятыми руками? Понаблюдать издалека или сразу рваться к лагерю? Вопросов было больше, чем ответов, и я решил действовать по ситуации, как всегда. Наличие плана от его отсутствия отличается лишь тем, что с планом всё летит наперекосяк гораздо раньше.

— О, хотел бы я оказаться в стране хлопка! Где не забыты старые времена! Посмотри! Дикси лэнд! — я пытался вспомнить старую песенку, гимн Конфедерации, напевая себе под нос.

Мотив я помнил, в южных штатах частенько его можно услышать, а вот слова — не очень, и если я желаю прикинуться сторонником Дикси, то лучше бы мне их знать наизусть. Не то меня быстро раскусят, и судьба моя будет короткой и грустной.

Что ж, будем стараться, чтобы не раскусили. Если люди полковника Бентона ещё не окончательно опустились и не превратились в обыкновенных разбойников, то я сумею найти подход. В конце концов, они считают, что воюют за свободу всех южных штатов, а не просто партизанят в горах и прериях. Такие отряды — далеко не единичный случай. Сейчас их, конечно, осталось не так много, но непримиримые борцы за свободу находились регулярно. И даже спустя несколько лет мирной жизни некоторые ветераны могли вдруг взять и присоединиться к одному из таких отрядов. Да, победители гарантировали амнистию практически всем, но те, кто не воспользовался амнистией сразу, оказывались в достаточно трудном положении.