— Да, но ещё не решил точно, кого именно, — сказал я.

Голдуэлл посмотрел на лошадей снова, профессиональным оценивающим взглядом. Ему даже не потребовалось ходить вокруг них и заглядывать в зубы и копыта, как это делал Ларсен. Затем таким же взглядом он посмотрел на меня.

— Дайте-ка угадаю, мистер Шульц… Вы городской житель, из большого города… Служили в армии, но не в кавалерии, возможно, на флоте? Нет, походка не морская, значит, в пехоте. К жаре привыкли, но не до конца, значит, тут, на Юге, живёте не дольше пяти лет, — прищурив глаза, произнёс старик.

Я усмехнулся. Довольно точно сказано.

— Как же это вы узнали? — сказал я.

— Хобби у меня такое, угадывать, что за человек передо мной. С вами, признаться, оказалось непросто, — сказал Голдуэлл. — Ваш акцент сбивает с толку.

— Занятное хобби, — сказал я. — А про моих лошадей что скажете?

— Сегодня утром они ещё не были вашими, мистер Шульц, — сказал старик. — Чёрный хорош, остальные не заслуживают внимания. Продайте их на чью-нибудь ферму, ходить с плугом, больше они ни на что не годны.

— Я намеревался продать их именно вам, мистер Голдуэлл, — признался я.

— Серая слишком стара, гнедую придётся откармливать, и сожрёт она больше, чем я за неё получу. Чёрного оставьте себе. У меня сейчас нет столько денег, чтобы заплатить вам полную его стоимость, а быть должным я не люблю, — честно сказал Голдуэлл.

— Боюсь, я не такой искусный наездник, чтобы с ним совладать, — признался я.

— Да, этот конь просто так к себе никого не подпустит. Он умён, очень умён, и даже если вы усядетесь в седло, он сбросит вас, а если усядетесь ещё раз, он подождёт удобного момента и сбросит снова, — усмехнулся старик. — К нему нужен особый подход.

— Если бы я только знал этот подход, — сказал я. — Я же, как вы сами сказали, городской.

— Кони, они как люди… Даже лучше… — вздохнул старик. — Вообще, к каждой лошади свой подход. У них разные характеры, разные повадки. Надо искать. Но этот выглядит своенравным. Буйным. Как его зовут?

— Не знаю, — пожал плечами я. — Его прошлый хозяин мне не сказал. И не скажет.

— Жаль, — сказал Голдуэлл. — Лошади обычно привыкают к одному имени. Эй, Черныш! Блэки! Вулкан! Уголёк!

Жеребец ни разу даже ухом не повёл. Просто стоял и нюхал воду.

— Ниггер, — в шутку бросил я.

Конь поднял голову и посмотрел на меня. Я рассмеялся. С фантазией у Рамона Хименеса оказалось туговато. Хотя я не удивлюсь, если до Хименеса этот жеребец принадлежал какому-нибудь южанину-плантатору. Сомневаюсь, что нищий мексиканский бандит вырастил этого Ниггера с малых лет.

— Тоже имя как имя, — сказал Голдуэлл.

— Может, тогда хотя бы сбрую купите? Сёдла, упряжь, — спросил я. — С гнедой и серой.

— Это можно, — кивнул старик. — Джимми, расседлай, глянем, что там за сбруя.

Работник, убиравший навоз неподалёку, принялся ловко и сноровисто избавлять лошадок от их сбруи. У меня бы так ловко не получилось, я бы долго путался в ремнях и застёжках. Надо срочно учиться. И учиться ездить тоже.

За два седла, упряжь, сумки и остальное удалось сторговать пятнадцать долларов, и меня не покидало ощущение, что я изрядно продешевил. Всё-таки, в здешних ценах я пока ориентировался слабовато, и мог полагаться только на реакцию самого Голдуэлла и его работника, который присутствовал при нашей сделке. Но мы пожали друг другу руки, и пятнадцать баксов перекочевали в мой бумажник, который тоже раньше принадлежал одному из мексов.

— Теперь давайте обсудим другое дело, мистер Шульц, — проскрипел Голдуэлл.

Он немного отвлёкся на лошадей, успокоился, но теперь снова начал заметно нервничать.

— Вы хотите отомстить, — тихо сказал я.

— Да, мистер Шульц. Мой сынок… Мой Джесси… Он должен был унаследовать моё дело… Я всегда был против того, чтобы он служил помощником шерифа, в этих краях это опасное дело, но Джесси хотел… — Голдуэлл вдруг ударился в воспоминания. — И вот…

— Я понимаю, мистер Голдуэлл, — сказал я.

— Вы ведь всё равно отправитесь по следу этого ублюдка? — спросил он. — Когда вы его настигнете… Я не говорю «если настигнете», я говорю «когда». Когда вы его найдёте и прикончите, пожалуйста, дайте мне знать. Письмом, с нарочным или как-то ещё, может, приедете лично, но я очень прошу, дайте знать. Я не могу спокойно спать, зная, что убийца моего сына разгуливает на свободе.

— Хорошо, мистер Голдуэлл, — сказал я.

— Спасибо, сынок, — проскрипел он, похлопав меня по руке. — Если будет что нужно… Какая-то помощь… Заходи. В любое время.

— Хорошо, мистер Голдуэлл, — повторил я.

Из его конюшен я вышел богаче на несколько баксов, но с теми же лошадьми. Хотелось жрать, и если Ниггер и его спутницы угостились халявным сеном у Голдуэлла, то меня никто не угощал. В салун сейчас идти было бессмысленно, он был закрыт на уборку, да и не думаю, что мистер Марш будет рад меня видеть после того разгрома, что я там учинил. Так что я пошёл в офис шерифа. Может быть, там найдётся что-нибудь перекусить. Там же можно и переночевать.

День действительно выдался долгий и насыщенный, и теперь у меня была минутка, чтобы всё обдумать и уложить в голове. Я подписался в помощники шерифа, побывал в перестрелке и меня едва не зарезал мальчишка-мекс. Теперь всякий раз, когда я закрывал глаза, мне мерещился Чико, прыгающий на меня с ножом, и я вздрагивал от испуга. Уснуть я сегодня точно не смогу.

Теперь меня ничего не держало в этом городе. Но жители Хомстед Медоус проявили ко мне доброту, помогли в трудную минуту, а я, похоже, навёл на них беду. Бармен не зря предостерегал меня, чтобы я не связывался с мексами. Но я связался, и мстить за них наверняка приедет целая банда. Это останавливало меня от того, чтобы просто свалить в закат. Не таков Евгений Шульц, чтобы бросать город в беде.

Тем более, я теперь помощник шерифа. Как Робокоп, служить обществу, защищать невиновных, соблюдать закон. Погоню за Мартинесом придётся немного отложить. Хотя бы до тех пор, пока не прояснится ситуация с мексиканскими мстителями. А уже после этого можно будет сдать значок, сесть на лошадь и умчаться в закат, как и полагается одинокому герою.

Я добрался до офиса, на крыльце меня поджидал помощник Ларсен.

— Предпочитаешь ходить пешком, а, Шульц? — насмешливо произнёс он.

— Ходьба полезна для здоровья, — мрачно ответил я.

— Я так и знал, что сюда вернёшься. Ты же тут ночевать собрался? Я домой пошёл, там этот дохтур, — сказал Ларсен. — Надоел уже, мелет свою чушь без остановки, голова от него болит. Так что ты сам с ним разбирайся. Ты привёл, ты и разбирайся.

Ленивый ублюдок.

— В офисе пожрать найдётся чего? — спросил я.

— Вроде что-то было. О’Хара всегда заначку имел, — сказал Ларсен. — Ну, я погнал. Бывай.

— До завтра, — хмуро бросил я, поднимаясь по ступенькам.

Ларсен запрыгнул на лошадь и лёгкой рысью поскакал к дому, который находился едва ли в полусотне метров от офиса. Всё его путешествие заняло меньше тридцати секунд, и он дольше отвязывал свою кобылу от коновязи.

Я же вошёл в офис, скользнул безразличным взглядом по доктору Раттингтону, который вскочил на ноги, завидев меня, прошёл в дальний кабинет, где стоял топчан. Пошарил по ящикам и полочкам, нашёл банку консервированных персиков, сожрал их, выпил сок и улёгся, не обращая внимания на причитания и мольбы арестованного. Ноги гудели как телеграфные столбы, во всём теле разливалась жуткая усталость. Но сон так и не шёл. Поганый Чико так и преследовал меня, жутко хохоча на пару с Хорхе Мартинесом.

Пробуждение вышло беспокойным и ранним. Можно сказать, я поднялся с первыми лучами солнца. Раттингтон дрых на лавке, укрывшись пиджаком, и я не стал его будить. Зажёг огонь в малюсенькой печке, сварил себе кофе, сходил до ветру. Надо было привыкать к местному размеренному темпу жизни. Не спешить.

Спешить не надо. Надо всё осмыслить, принять, осознать. Да, я провалился в прошлое на сто пятьдесят лет. Могу я что-то с этим сделать? Не могу. По крайней мере, сейчас. А идти снова в пустыню и ловить там песчаную бурю было страшновато. Значит, будем осваиваться тут, на Диком Западе, в обществе ковбоев, техасских рейнджеров, индейцев и мексиканских революционеров. С волками жить — по волчьи выть.