Серую кобылу удалось продать за сорок баксов одному из местных ранчеро, и мы оба считали это выгодной сделкой. По крайней мере, теперь мне не придётся каждый день кормить её, поить и чистить. С Паприкой и Ниггером это почти стало ежедневным ритуалом, хотя иногда я предпочитал заплатить пару центов местным мальчишкам, чтобы не делать этого самому.

А вот спустя три дня в Хомстед Медоус приехал незнакомец.

Он въехал по главной улице, верхом на белой лошади, в широкополой шляпе, скрывающей лицо, и просторном пыльнике, скрывающем его фигуру. Видно было, что путь он проделал долгий, и большая его часть прошла вдали от цивилизации. Тёртый мужик, опасный.

Незнакомец не стал заходить в салун, чтобы освежиться после долгой дороги, не стал заезжать в магазин, чтобы пополнить припасы. Он направился прямиком к церкви и кладбищу, ни с кем не заговаривая, провёл там не больше десяти минут, и покинул город тем же путём, что и приехал.

Об этом мне рассказал помощник Ларсен, вернувшийся из салуна с бутылкой холодного лимонада, и я сразу понял — что-то не так.

— Что-то не так, — сказал я, вытаскивая оба кольта и дозаряжая в них шестой патрон.

Просто на всякий случай.

Взял карабин Спенсера, зарядил его, взял со стойки ружьё О’Хары, переломил. Два патрона на месте. Бросил ружьё Ларсену. Надеюсь, дробью он не промажет в случае заварушки.

— Ты чего? — хватая ружьё, воскликнул помощник.

— Патронов к ружью возьми, — приказал я.

— Тебя этот хмырь так перепугал? — фыркнул Ларсен. — Ну, бывает, заезжают к нам всякие, чего теперь, на каждый шорох ружьё хватать?

— Заткнись и делай, Ларсен, не беси меня, — процедил я, рассовывая патроны к карабину по карманам.

На всякий случай я ещё и опустил занавески на окнах. Чутьё подсказывало мне, что этот незнакомец был всего лишь разведчиком, а скоро прибудет и основной отряд.

Так и вышло.

На улице загрохотали выстрелы, настоящая канонада, и стёкла офиса тут же взорвались тысячей мелких осколков. Я рухнул на пол, Ларсен чуть запоздал, но тоже упал вслед за мной, прижимая ружьё к груди.

— Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! — запричитал помощник.

Рикошеты свистели и жужжали, я прижался к стене под самым окном, сжимая в руках карабин. В глотке вмиг пересохло, и я бы с удовольствием глотнул холодного лимонада, но разбитая бутылка валялась на полу, а её содержимое растекалось по доскам липкой жёлтой лужей.

— Эй, шериф! — донеслось снаружи. — Выходи, шериф! Не то будет больно!

Я достал револьвер и пальнул не глядя, на голос, даже не высовываясь из своего укрытия. Ответом мне стал вопль раненого. Ого, я и не думал, что попаду. А вслед за этим воплем канонада началась снова, бандиты поливали офис свинцом из всех стволов.

Мы с Ларсеном снова вжались в пол, оставаясь неподвижными до тех пор, пока пальба не прекратилась.

— Ты подписал себе смертный приговор, шериф! — раздался голос с улицы. — Мы пришли привести его в исполнение!

— Ты убил моего братишку Рамона! — воскликнул другой голос.

Ну, всё яснее ясного. Мексы пришли мстить за невинно убиенных преступников, конокрадов и насильников. Даже удивительно, как мне везёт на мексиканцев. Хотя… Это окрестности Эль-Пасо, граница, неудивительно, что весь мексиканский криминал кочует туда-сюда.

Я осторожно выглянул в разбитое окно, оценивая ситуацию, и тут же юркнул обратно, чтобы не получить пулю. Их восемь. Нас двое. Расклад перед боем не наш, но мы будем играть.

Хотя Ларсен, кажется, совсем сник, бледный парнишка сжал дробовик так, что побелели пальцы, и что-то бормотал под нос, не смея даже шелохнуться.

— Шериф, ты там сдох⁈ Так неинтересно, выходи! — закричали снова.

Ну, я же не дебил, чтобы взять и выйти просто так. Мозг судорожно перебирал варианты событий, но громче всех звенела мысль о том, что всё, конец. Шульц допрыгался.

— Шериф мёртв! — крикнул я, и это было чистейшей правдой.

Старик О’Хара уже почти неделю как зарыт в могилу.

Снаружи послышался довольный смех, который захотелось забить им обратно в глотки.

— Это надо проверить! Мы заходим! А вы выходите с поднятыми руками! — послышалось снаружи.

Ларсен встрепенулся, попытался отложить дробовик и встать, чтобы выйти, и мне пришлось на него шикнуть и даже пригрозить револьвером. Трусливое говно. Разве он не понимает, что мы оба покойники, если начнём плясать под их дудку?

— Я тут один! Я ранен! — крикнул я. А вот это уже было полуправдой.

Осколками стекла меня немного порезало, но это ерунда. Царапины. Ни один крупный сосуд не задело.

— Тогда выбрось пушку в окно, и мы заходим! — крикнули с улицы.

Вот засада. Ладно. Я прополз к парализованному от страха Ларсену, вытащил у него револьвер из кобуры, проверил патроны. Твою мать, он даже не заряжен. Окон здесь было два, в приёмной и в кабинете, и если мексы надумают залезть через окно, то смогут подобраться ко мне сзади. Я закрыл дверь в кабинет и опрокинул тяжёлый стол, блокируя эту возможность. Теперь тут только один вход и выход, и да, мы по прежнему заперты в ловушке.

Револьвер Ларсена, ушатанный в дрова капсюльный флотский кольт, я осторожно швырнул в разбитое окошко, а потом просигналил Ларсену спрятаться за опрокинутым столом. Сам же я занял позицию в углу с револьвером наготове.

Шутка сработала.

По крыльцу забухали тяжёлые сапоги со шпорами, дверь распахнулась. В офис целой гурьбой завалились сразу четверо мексов, и я начал стрелять. Ларсен тоже не сплоховал, вдарил по толпе дуплетом, так что все они остались лежать прямо на пороге. В воздухе остро завоняло кровью, дерьмом и порохом.

Снаружи поднялся крик, началась пальба. Мы тем временем торопливо перезарядили оружие, и Ларсен ещё долго не мог попасть патроном в ствол. Руки тряслись, как у запойного алкаша.

— Шутить вздумал, шериф? — раздался крик снаружи. — Думаешь, мы тебя не выкурим? Думаешь, не достанем? Придётся убивать тебя долго! Чтобы помучился!

— Я даже не знаю, кто ты такой! — крикнул я.

— Мануэль Гутьеррес! Запомни это имя! — крикнул бандит.

А чего запоминать. Я и так его знаю. Пятьсот долларов за живого или мёртвого, убийство, изнасилование, ограбление поезда, кража скота.

Провоцировать его так же, как я спровоцировал Хименеса, было опасно. Подожжёт офис, и привет. Какое-то время мы, конечно, просидим в дыму, но быстро сомлеем, и Гутьеррес возьмёт нас обоих тёпленькими.

Но Мануэль Гутьеррес решил действовать иначе. Более изящно. Более бесчестно.

На улице послышался женский вскрик. Я осторожно выглянул наружу, один из бандитов приставил пушку к голове девчонки, одной из работниц мистера Марша. Трое других стояли полукругом напротив офиса с револьверами и винтовками наготове. Среди них Гутьеррес, которого я узнал по широкому бандольеру поперёк груди, с которым он был на фото, и тот самый незнакомец в пыльнике. Твою мать.

— Шериф! Шутить вздумал, да? Мы тоже пошутим! Даю тебе тридцать секунд, чтобы выйти с поднятыми руками, иначе он вышибет девчонке мозги! — крикнул Гутьеррес.

Сквозь разбитое окно задувал сухой пустынный ветер, и я почувствовал, как по коже побежали мурашки от его дуновения. Я облизнул пересохшие губы, глубоко вдохнул, выдохнул. Ублюдок начал громко считать.

— О-он… Он ведь её п-правда убьёт… — пробормотал вдруг помощник Ларсен, глядя на меня.

— Ага, — сказал я.

— Ты п-пойдёшь? — спросил он, чуть заикаясь от волнения.

— Двадцать! — громко воскликнул Гутьеррес.

Я швырнул карабин Ларсену.

— Умеешь из этого стрелять? Плевать, будем считать, что да. Я выйду. Они отвлекутся на меня. Стреляй в тех, кто стоит позади. С девчонкой… Я что-нибудь придумаю, — приказал я.

Ларсен мелко закивал, сдул прядь сальных волос со лба, взвёл курок на карабине. Надеюсь, он и в этот раз не подведёт.

— Десять! — крикнул бандит.

Я достал оба револьвера, взял их заскобы, подвесив на указательных пальцах. Немного потренировался быстро перехватывать их.