– Мы вовсе не так уж спешим, да в этом и нет никакого смысла, поскольку и никакого плана у меня, действительно, пока еще нет. А вот наш с вами разговор, возможно, и наведет меня на какую-нибудь мысль. Для тебя же, Максимилиан, у меня есть специальное поручение. Спустись-ка ты вниз к реке и поскорее узнай, куда же запропастился наш грустный Эдмунд. Ведь предводительница едва ли будет довольна, если мы вот так вот его и вдруг потеряем. Или если он, чего доброго, сбежит куда-нибудь сам.

– Он-то может, – с внезапной уверенностью усмехнулся мальчуган. – Ладно, схожу. Только без меня ничего не начинай!

Не дождавшись ответа, Максимилиан пустился бегом через единственные ворота и едва не покатился кубарем, – настолько тропа оказалась крутой, не говоря уже о ее протяженности. Совсем рядом, левее подножия холма, располагалась переправа, которую жители Данмура наводили лишь в случае надобности. Там, у самой кромки воды, мальчик обнаружил и Эдмунда. Юноша сидел на земле, плотно согнув колени и уложив на них свой подбородок. Можно было подумать, что ему, и действительно, очень грустно и совсем, наверное, одиноко. Флотилия торговых лодок и грузов слегка поредела, но по-прежнему продолжала двигаться. Максимилиан остановился рядом и тоже, пораздумав, присел. Оба молча глядели на реку.

– Ты здесь тоже плаваешь? – спросил наконец Эдмунд.

– Бывает иногда.

– На плоте?

– Да. Хотя недавно мы вместе с друзьями построили и лодку, на которой соревнуемся теперь с другой командой.

– Против других парней?

– Да, против городских.

– А ты разве не здесь живешь?

– Нет, я из деревенских.

Снова повисла пауза.

– И часто вы выигрываете?

– Не особенно. – Уперев руки в бока, Максимилиан осмотрелся вокруг с видом настоящего знатока. – Но мы придумали, как их победить. Хотя у них, конечно, и лодка получше, так как и семьи богаче, а один веснушчатый там – сын моряка, так что… Непросто будет, сам понимаешь.

– Да.

Эдмунд не понимал, но не знал, что еще сказать. Они опять замолчали.

– А ты давно в шайке? – спросил мальчуган.

– Две недели.

– Понятно… Меня, кстати, Максимилиан зовут.

– Да? – Эдмунду, кажется, это понравилось. – У меня был один знакомый, которого так звали.

– А ты вообще откуда?

Необязательный мальчишеский разговор пошел немного оживленнее и продолжался так в течение некоторого времени. Внимательно слушая жреца, Аэрис поглядывал на них сверху из окошка. Солнце было уже совсем высоко, и весь огромный и непостижимый мир был залит и освещен до краев.

– То, что вы рассказали, друг мой, – сказал он, когда Рион закончил свою речь, – представляется мне просто поразительным. Нет никаких сомнений в том, что лишь по воле Светлейшего оказался я в Данмуре именно в этот день и именно этим замечательным утром. Я постараюсь выполнить вашу просьбу по мере собственных сил, тем более что и сам всей душой желаю того же и не вижу здесь иного пути. Что же касается сэра Лоуренса, то мы его обязательно освободим. Я и по-прежнему не представляю как, но верю, что и в этом Светлейший не оставит меня без совета и истина, так или иначе, восторжествует.

– Искренне надеюсь, что именно так оно и будет. Желаю вам всяческой удачи, друг мой, и да пребудет с вами мудрость Шалассы и сила Арката. Я буду очень рад, если вы навестите меня снова и принесете сюда хорошие новости.

Друид и жрец поклонились друг другу и очень тепло распрощались. Выглянув в окошко, Аэрис громко окликнул своих забывшихся и заговорившихся спутников. Немного ободренный Эдмунд и по-прежнему взбудораженный и готовый на все Максимилиан узнали, что все трое немедленно отправляются к тюрьме – освобождать благородного узника.

Через полчаса они стояли уже у городских ворот.

– Просто так нас туда не пустят, – заметил мальчик, с опаской озираясь на стражу. – Хотя, если дать им что-нибудь на выпивку, солдаты могут стать и посговорчивее.

– Думаю, что с этим мы разберемся, – спокойно ответил Друид и двинулся вперед по мосту.

– Кто такие? – грубо выпалил стражник, увидев приближающихся путников. – Погоди, а я тебя вроде знаю, малец.

Слова эти были обращены к Максимилиану, но Аэрис молча извлек из кармана монету – необычайно большую, как показалось это и мальчику, и юноше, – и показал ее дерзкому солдату.

– Прошу простить меня, я не знал…

Стражники мгновенно расступились и уставились глазами в землю.

– Не извиняйся, друг мой. Ты хорошо исполняешь свой долг. Идемте, – бодро сказал Друид, обернувшись к своим спутникам.

Оказавшись за стеной, они отошли немного от ворот, и Максимилиан дернул Аэриса за рукав.

– Как это они так легко пропустили тебя, да еще и извинялись?

Мальчик уже начинал привыкать – и все-таки был поражен.

– Так ведь я же – друид, забыл?

Судя по всему, Аэрис не собирался раскрывать перед ними желанный секрет, и волей-неволей Максимилиану пришлось с этим смириться, хотя любопытство его разыгралось еще более прежнего. Он уже хотел было попытаться снова, но тут из-за ворот донеслись шум и отборная ругань, за которыми следовал призыв «немедленно» пропустить кого-то, кто сильно, по-видимому, торопился. Этим кем-то оказался посланник Императрицы, – как сам он себя называл, – приходивший все в большую ярость от того, что его не пропускают в город. Не считая собственно Императора или Императрицы, а также правителей отдельных подвластных им земель или герцогств, звание это считалось самым высоким и беспримерно почетным, из-за чего такого посланника принимали везде как ближайшего советника или родственника монарха, почитая это за особую честь. Тем не менее, стражники почему-то не верили словам гонца, имевшего, несмотря на дорожную пыль, вид самый богатый и достойный, и даже начинали уже высмеивать и издеваться над ним, удерживая за поводы лошадь. Исчерпав остатки терпения, гонец потянулся за мечом, но тут за спиной у стражников раздался суровый и отчетливый возглас:

– Что здесь происходит? – Вышедший обратно на мост Аэрис взглянул на них необычайно строго. – Как вы смеете не пускать в город посланника Императрицы, приехавшего со срочными известиями?

– Но я думал, что раз вы… то есть, он, значит, не может, и…

Тот же самый солдат, словно его огрели обухом по голове, невнятно бормотал что-то и кланялся, пытаясь хоть как-то оправдаться.

– Немедленно пропустить! – повторил вслед за гонцом Друид, так что стражники вытянулись по струнке и мигом отпустили коня. Поклонившись ему в знак благодарности, императорский посланник въехал в ворота, и Аэрис, вдруг снова подобрев и дружелюбно усмехнувшись, сказал, обращаясь к солдату:

– Все хорошо, друг мой. Ты только исполняешь свой долг, я понимаю. Но и ты должен понимать, что человек, настолько заляпанный грязью и загнавший свою лошадь, несет в город вести, которые явно не терпят отлагательств. Но, поскольку день сегодня жаркий, а вы оба с самого утра на ногах, выпейте-ка за мое здоровье кружечку-другую вечерком – и за здоровье Императрицы, разумеется!

Протянув ошеломленному стражнику серебряную монету и хлопнув его хорошенько по плечу, Аэрис последовал за всадником, уже дожидавшимся его за стеной. Максимилиан и Эдмунд стояли неподалеку и видели все произошедшее. Скрытые от них нагруженной телегой, за которой были видны только головы и ноги разговаривавших, Друид и императорский посланник явно обсуждали какое-то дело, но ни юноша, ни мальчик не могли расслышать слов из-за жуткого окружающего гомона, не прекращавшегося здесь ни на миг. Наконец, сказав что-то на прощание своему собеседнику, Аэрис проводил его до ближайшего угла и вернулся к заинтригованным спутникам. Выглядел он еще более довольным, чем за несколько минут до того.

– Что стоите, братцы? Пора нам двигаться к тюрьме! Про встречу со своим старым знакомым я расскажу вам как-нибудь позднее.

Поняв, что задавать вопросы не имеет теперь никакого смысла, Максимилиан лишь коротко кивнул и направился в ту сторону, где, по его воспоминаниям, находилось нужное здание. В глубине души он опасался, что не вспомнит дорогу, но Аэрису этого показывать не хотел. Кроме того, память на места у него была превосходная, и на это он тоже рассчитывал. Атмосфера жизни по эту сторону стены существенно отличалась от той, что протекала в поселении «левых». На эту мысль наводило не только то, что улицы выглядели и пахли здесь намного лучше, а дома были и выше, и крепче, и богаче фасадами, но и почти полное отсутствие людей на большинстве раскаленных улиц, с которых обеспеченные и привыкшие к комфорту горожане поспешили поскорее сбежать.