– Классическая музыка? Хоровое пение? – заинтересованно озвучила она содержание программки. – Ну что ж, ведите, Рагиль-асар.

Я придержал тяжелую входную дверь, пропуская ее вперед, и мысленно возблагодарил Миаса. Накануне я предложил ему встретиться, чтобы попытаться реанимировать нашу дружбу, и он охотно согласился. Мы отправились в ближайший к историческому факультету бар, и, хоть моя голова разрывалась от обилия запахов, нам удалось поговорить и навести мосты, разрушенные моей отчужденностью.

Когда речь зашла о девушках, я рассказал про Меллар и про то, что не понимаю, как к ней подступиться. Тогда Миас посоветовал начать с того, что я о ней знаю. Например, она окончила факультет искусств и наверняка любит посещать всякие культурные мероприятия. Так мой выбор пал на концерт в Соборе.

У стойки регистрации столпились люди с такими же, как у нас, билетами. Меллар склонила голову, пряча лицо под полями шляпки и стараясь остаться неузнанной. Хотя, на мой взгляд, не так уж трудно было опознать в этой элегантной женщине персону, которая в последнее время появлялась в прессе чаще, чем дети богачей и прочие герои светской хроники. Я еще раз окинул взглядом ее наряд – темное платье с вырезом от плеча до плеча, длинные перчатки, неизменные каблуки и шляпка, – и мной овладели смешанные чувства: с одной стороны, перехватывало дыхание от ее красоты, а с другой – мне все еще казалось, что это происходит не со мной. Почему все-таки она согласилась на это свидание?..

– Пойдемте, я вам кое-что покажу. – Меллар взяла меня под руку и легонько подтолкнула вправо, к закрытым дверям, возле которых стоял скучающий охранник. Привычным движением достав из сумочки синюю корочку с гербом Брэйе, она показала ее мужчине, и он молча пропустил нас дальше.

Дверь позади мягко захлопнулась, и мы оказались в вытянутом помещении с крестовыми сводами. Слева потолок подпирали украшенные лепниной колонны, а между ними, вплотную к стене, стояли книжные шкафы со стеклянными дверцами. В дверцах отражался свет, льющийся сквозь огромные витражи напротив, и из-за этого они казались цветными.

– Это боковые нефы Собора? – уточнил я и удивился, как гулко прозвучал мой голос. Принюхался. Кажется, здесь были только мы.

– Они самые, – ответила Меллар, озираясь по сторонам. – Здесь стоят редкие книги, которые мало кому интересны, поэтому сюда нечасто заглядывают. Но зато в этой части библиотеки можно полюбоваться некоторыми любопытными деталями Собора.

Мы прошлись вдоль витражей, рассматривая выложенные из стекла картины.

– Вам нравится это место? – тихо спросил я, приблизившись к Меллар и вдыхая аромат ее кожи, в котором играли нотки жасмина и душистого мыла. – Я имею в виду Собор.

Мне он всегда казался особенным, отличающимся от других значимых сооружений Айхенлина. Может, причина была в том, что он пришелец из далекой эпохи, о которой мы мало что знаем. А там, где не хватает знаний, мы нередко додумываем и фантазируем, придаем чему-то больший смысл, чем есть на самом деле. Так или иначе, мне хотелось убедиться, что у нас с Меллар есть хоть что-то общее, кроме той ночи в Корпусе. Например, места, которые вызывают трепет у нас обоих.

– Я влюблена в Собор, причем с самого детства, – сказала она, и я мысленно возликовал. – И даже писала по нему выпускную работу в университете.

Вот значит как.

– Тогда вы должны знать, что Собор построил Орден Вирвадара, – проговорил я. – Вам известно о нем что-нибудь?

Меллар пожала плечами.

– Не больше, чем остальным.

– В некоторых книгах пишут, – продолжил я, вспомнив монографию Тиваса-асэвура, – что появление науки в этой стране – заслуга Ордена. Вы верите в это?

– Если бы люди внимательнее изучали искусство, вопроса веры здесь бы не стояло, – деланно произнесла Меллар. – Посмотрите на этот витраж. – Она подняла голову вверх, и я проследил за ее взглядом. – Что вы видите?

Некоторое время я всматривался в изображения, пока не понял, что множество цветных стеклышек, соединяясь, образовывали целые сюжеты.

– Я вижу человека, сидящего за книгой. А вот здесь еще один, он держит в руках колбы с растворами. А тут, – я указал пальцем на самую верхушку арочного витража, – группа людей смотрит на звезды. Это члены Ордена?

Меллар кивнула, продолжая рассматривать витраж, и спустя несколько секунд молчаливого любования сказала:

– Самое интересное, что здесь запечатлели такие простые, даже обыденные сцены. То, чем разные члены Ордена занимались каждый день. И я думаю, что это неспроста. Мне кажется, творцы оставили послание. Этими витражами они хотели сказать: вот настоящие ценности Ордена Вирвадара – труд, любознательность и стремление к истине. Именно они сделали Орден великим.

Я помолчал, размышляя над этими словами. Мне на память пришло одно изречение, которым я поспешил поделиться:

– «К величию приводят три вещи: добро, простота и правда».

Меллар слегка вздрогнула, будто выходя из транса, и посмотрела на меня.

– Это слова отца Сиама – основателя Ордена. Откуда они вам известны?

Я вспомнил, как несколько дней назад стоял в основной части библиотеки и по крупицам собирал информацию об Ордене, надеясь узнать, может ли он быть как-то связан с Кавой. Видимо, тогда мне и попались афоризмы отца Сиама.

– Где-то вычитал, – непринужденно ответил я и решил вернуть разговор в безопасное русло искусства. – Кстати, вы знаете, что для создания таких витражей песок и золу бука, из которых обычно изготавливают стекло, смешивают с различными растениями и оксидами металлов? Полученную смесь выдувают и раскатывают, застывшее стекло дробят на кусочки, и из них уже собирают витражную мозаику.

– Это вы тоже где-то вычитали? – иронично спросила Меллар.

– А вы сомневаетесь?

– Просто пытаюсь понять, что вам интересно. Пока выходит, что вы любите читать.

– Люблю, – признался я.

– И о чем же?

– Да обо всем. – Мы медленно шли вдоль нефа, искоса разглядывая декор помещения. Наша беседа была такой легкой, что вопросы напоминали касание перышка. И мне не хотелось, чтобы она заканчивалась. – Честно говоря, я с детства много чем увлекался и перед поступлением долго не мог решить, куда податься. Биологический факультет, как мне тогда казалось, мог открыть путь к знаниям обо всем мире, и в итоге я остановился на нем, выбрав кафедру антропологии.

– А чем вы хотели заниматься после окончания учебы?

Неожиданно под перышком почувствовался прутик.

– Одно время я думал остаться преподавать. Но, как оказалось, я не очень хорошо справляюсь с большими группами людей, поэтому с этой идеей пришлось расстаться. Потом я пару лет работал репетитором, писал научные статьи. Затем…

Я остановился, запнувшись на полуслове. Разговор свернул на опасную дорожку личностного кризиса, который случился несколько лет назад, когда Кава устроилась в Корпус, а я неожиданно осознал, как туманны мои перспективы реализоваться в жизни с таким обостренным восприятием запахов.

Видимо, Меллар почувствовала мое напряжение, потому что она взяла меня за руку и переплела наши пальцы. Даже сквозь перчатку я ощутил тепло ее кожи, и в животе приятно защекотало.

– Затем был сложный период, когда я хотел все бросить и уйти скитаться в горы, – неохотно проговорил я.

– В горы?

В горах притупляется обоняние и запахи кажутся менее интенсивными. А еще там нет людей, но есть вынужденная необходимость преодолевать себя и свое бессилие, когда взбираешься на вершину. Но вместо всего этого я сказал:

– Горы для меня – своего рода терапия. Я там набираюсь сил. Но, конечно, я никуда в итоге не поехал. Благодаря своим статьям устроился в научный журнал и стал работать редактором. На этом, пожалуй, все.

Меллар неожиданно рассмеялась. И хоть ее смех был приятным на слух и совсем беззлобным, я почувствовал себя полным дураком. Наверное, не стоило все это рассказывать…

– Мужчины… – многозначительно протянула она и покачала головой. – Вы совершенно не умеете расставлять яркие акценты.