— Эй? — жалуюсь я, лежа ничком на полу в ванной. — Не мог бы кто-нибудь из вас двоих сказать мне, где найти новых друзей? Таких, которые будут сочувствовать своей беременной подруге, а не игнорировать ее?

Кристин драматично ахает, прикрывая рот рукой.

— Прекрати, — шепчет она. — Ты не беременна.

Ксавьер улыбается ей, как кот, съевший канарейку.

— Она, конечно, беременна. Я же сказал тебе, что это не моя вина.

— Ты, — поворачивается она к нему, — вообще заткнись. Это твоя вина. Как, по-твоему, она оказалась в таком состоянии?

Он открывает рот, чтобы ответить, но понимает, что она права; он — единственный мужчина, с которым у меня был секс. Ксавьер прищуривается и вызывающе скрещивает руки на груди.

— Да, ну, это не одно и то же, — сердито ворчит он.

Кристин резко оборачивается и смотрит на меня. Она морщит нос от отвращения, заметив, что я лежу на полу.

— Просто скажи слово, Кей.

— Какое слово? — Ксавьер делает шаг вперед, сбитый с толку. — О чем она говорит?

— Мы говорили об этом, — продолжает она. — Если тебе не нужен ребенок мистера Сумасшедшего, я отвезу тебя туда, куда захочешь.

Ксавьер сразу все понимает.

— Ты хочешь сделать аборт? — рычит он. — Только через мой труп.

— Не искушай меня, Маккейд, — огрызается Кристин. — Если это то, чего она хочет, я найду нож.

— Только попробуй, — он делает шаг к ней и хрустит костяшками пальцев, отчего кажется еще более угрожающим. — Меня пытались убить мужчины покрупнее тебя, и я все еще здесь.

— Надеюсь, вы оба погибнете в огне, — бормочу я. Ни один из них не замечает и не слышит меня за звуками их спора.

Кристин тычет пальцем в грудь Ксавьера и говорит ему отвалить, если он хочет остаться в живых.

— Я не позволю тебе запугивать Кей, чтобы она оставила твое демоническое отродье.

— Держись подальше от моего ребенка. — Ксавьер шлепает ее по руке, и я вижу, что он изо всех сил старается сдерживаться. Если бы она была мужчиной, он бы уже бросился на нее с кулаками. — Я слишком усердно работал, чтобы она забеременела, чтобы ты могла все испортить.

Кристин фыркает ему в лицо.

— Ага. Трахать ее на кладбище — тяжелая работа. Надеюсь, ты не растянул мышцы.

Лицо Ксавьера приобретает ярко-красный оттенок, и он открывает рот, чтобы ответить. Что бы он ни собирался сказать, он быстро закрывает рот. Он переводит взгляд с Кристин на меня и обратно, после чего угрожает ей.

— Если ты убьешь моего ребенка, я убью тебя.

— Да, да, — зевает она, — я делаю все, что хочет Кей. И если она хочет, чтобы врач высосал твое злое семя с помощью вакуума, я ее поддержу.

Он выбегает из комнаты, чтобы не потерять самообладание. Дверь ванной захлопывается за ним, и звук удара о кафель отдается эхом, напоминая о его гневе.

— Я не собираюсь делать аборт, Крис.

С усталым вздохом она опускается на пол рядом со мной. Она поглаживает мою руку, ее ладонь в успокаивающем ритме скользит по моей коже.

— Знаю, но так забавно выводить его из себя.

Глава 59

Кей

Когда Кристин на задании, ничто не стоит у нее на пути. А поскольку я не могу пить, она идет в магазин и приносит пять пинт Ben & Jerry's.

— Я не знала, какое из них захочешь в критической ситуации, — заявляет она, бросая пакет на мою кровать.

Я смотрю на ассортимент мороженого и начинаю копаться в нем. Если ты не можешь победить их, присоединяйся к ним. Я хочу погрязнуть в страданиях, набивая себя пустыми калориями.

— Ты знаешь, что все, что мы не съедим, скорее всего, растает, — предупреждаю я ее.

— Или того хуже, — добавляет Кристин зловещим тоном. — Мы положим все в общую морозилку, и кто-нибудь другой это съест.

Не представляю, как бы я обходилась без нее. Кристин — моя лучшая подруга, моя тихая гавань, которая защищает меня от жизненных бурь. С ней каждый день становится легче. Я не очень общительный человек, и хотя мне советуют притворяться уверенной в себе, это не всегда помогает. Но Кристин помогает мне становиться лучше. Ее поддержка вдохновляет меня каждый день становиться сильнее, опираясь на свои сильные стороны вместо того, чтобы прятаться от воображаемых недостатков. Когда мы вместе, я чувствую, что могу свернуть горы.

На следующее утро Кристин просыпается раньше меня. Я слышу ее шорох в течение нескольких минут, после чего дверь нашей комнаты открывается, и она выскальзывает наружу.

Когда я, наконец, готова встать и встретить новый день, она врывается в дверь с криком:

— Я обо всем позаботилась!

— Что? — Спрашиваю я, зевая, внезапно чувствуя, что мне следует вернуться в постель и проспать неделю. — О чем ты позаботилась?

Кристин едва может сдерживать свою энергию.

— Я позвонила в офис акушера-гинеколога. Они могут принять тебя сегодня днем. Кто-то неожиданно отменил визит, — говорит она, пожимая плечами. — И каждый вечер среды на Манхэттене проходят занятия для будущих мам, и я записала нас.

Не знаю, о чем она говорит, но я уверена, что не пойду на эти занятия.

— Я думала, что это упражнения для дыхания.

— Так и есть, — взволнованно говорит она. — Это обучение работе с дыханием и методами релаксации.

Это, должно быть, шутка. У меня никогда раньше не было детей, но я смотрела фильмы. Там много криков, чертова тонна боли, и у кого-то всегда отходят воды в драматический момент.

— Я не буду ходить на курсы для будущих мам.

Кристин беззаботно смеется, падая на кровать.

— Нет, будешь. Это по средам, в 7 вечера. Мы начинаем на следующей неделе.

Я не стану полагаться на то, что несколько дыхательных упражнений помогут мне справиться с родами. Я хочу, чтобы мне сделали эпидуральную анестезию. Я не слабачка, когда дело доходит до боли, но не хочу быть человеком, кричащим во все горло и угрожающим убить всех в палате. У меня не было времени подумать об этом, и, возможно, позже я передумаю, но я слышала много хорошего о том, что моей маме делали эпидуральную анестезию, когда она рожала меня.

У меня нет времени излагать эти факты, потому что у Кристин составлен целый список планов на сегодняшний день, и в него входит, в том числе, игнорирование всех попыток Ксавьера связаться со мной.

— Нет, — говорит она после его четвертого пропущенного звонка и двенадцатого сообщения. — Хватит с тебя мальчишеского дерьма. По крайней мере, на сегодня. — Кристин хватает мой телефон и кладет его в карман, чтобы у меня не возникло соблазна ответить. — Если он звонит, чтобы сказать тебе, что ты должна оставить его злого ребенка и стать его невестой-подростком, это может подождать двадцать четыре часа.

Я прикусываю губу, чтобы не выпалить, что она не может управлять моей жизнью так же, как и Ксавьер. Но раз уж она купила мне лекарства от тошноты и чашку горячего шоколада, потому что мне нельзя слишком много кофеина, я прощу ее на этот раз. И потому что знаю, что она пытается переварить это так же, как и я.

Кристин настаивает на том, чтобы отвезти меня в офис акушера-гинеколога. Она клянется, что пытается ограничить дискомфорт на ранних стадиях моей беременности, но, думаю, что она пытается справиться со своими эмоциями. Она ни разу не взбесилась, но я вижу, как страх скрывается под ее внешним спокойствием. Мы обе в ужасе от того, что будет дальше.

Когда мы учились в старших классах, Кристин и я часами обсуждали, что бы мы сделали, если бы забеременели до выпуска.

В четырнадцать лет я была уверена, что если когда-нибудь забеременею, то сделаю аборт. Моей матери было столько же лет, когда она родила меня, и даже с помощью моих бабушки, дедушки и отца она все равно изо всех сил старалась закончить среднюю школу.

Кристин всегда говорила, что выносит ребенка до конца, а затем отдаст его на усыновление. Ее мать посоветовала бы ей оставить его, но Крис знала свои возможности. Она чувствовала, что будет достаточно сильной, чтобы произвести на свет ребенка, но недостаточно сильной, чтобы обеспечить любовь и заботу, которых он заслуживал. По крайней мере, в четырнадцать лет.