Этот разговор Керимов помнил отчетливо; происходил он минувшей осенью… Поняв, что помощи от капитана не будет, комендант тайком послал тогда письмо в Якутск, в столицу республики. Он понимал, что этим подводит своего шефа – однако рука его не дрогнула… Впрочем, руководили им не только карьеристские мотивы, но и служебное рвение, молодой азарт.
К немалому его удивлению, Центр так и не ответил, не отозвался. В недавно найденном погибшем самолете содержалась – как выяснилось – вся последняя почта, но искомого письма там не оказалось! И лейтенант теперь маялся, не зная, как же это расценить. Может быть, в Якутске у капитана – друзья, покровители? И это молчание – явственный знак того, что им, Керимовым, там недовольны? А может, Самсонов был все-таки прав, советуя выкручиваться самому, рассчитывать на собственные силы? Помнится, разговор тогда зашел о мотоцикле…
– Мотоцикл! – Комендант загасил папиросу и поднялся. – Он же стоит без дела! А мне все равно теперь не уснуть.
И сейчас же комендант заторопился. Надел полушубок, туго перепоясал его ремнем с кобурой. Затем привычным движением достал револьвер – новенький вороненый кольт – и с треском прокрутил барабан, проверяя заряды.[7]
Шагнув к дверям, он мельком взглянул на стенные часы.
Время было позднее, глухое. Стрелки ходиков приближались уже к четырем утра…
* * *
– Гони, гони! – бубнил Николай. – Жми, старик! Ох, боюсь, запоздаем.
И слыша беспокойный этот, гнусавый голос, Игорь гнал машину, жал на педаль… И вот, в тот самый момент, когда он подъехал к перекрестку, на юге, вспыхнули два огня, – два желтых, круглых, немигающих глаза.
Наконец, стал виден громоздкий силуэт самосвала. Машина надвинулась, загораживая край неба – и затихла. И сразу же как бы ослепла. Фары ее погасли.
Из кабины вылез Федор Соков. Мясистое, окаймленное курчавой бородкой, лицо его было пасмурно.
– Мне, ребята, как-то неспокойно нынче, – сказал он, – муторно…
– Это отчего же? – насторожился Заячья Губа. – Стряслось что-нибудь?
– Да вроде – ничего. – Соков поморщился, поскреб ногтями бороду. – И все-таки… Понимаешь, когда я разгружался, возле бункеров появился вдруг комендант. В полной форме, при оружии. С чего бы это он, а? В такую-то пору? А? Раньше он спал…
– Но что он там конкретно делал? – спросил Игорь. – Чем интересовался? Может – тобой, твоей машиной?
– Нет, ко мне он даже и не подходил…
– Ну, так что ж ты вибрируешь? – небрежно проговорил Заячья Губа. – Мало ли какие у коменданта дела! На то он и начальник. И хватит трепаться. Не тушуйся. Давайте-ка займемся своим делом…
И вдруг все увидели забрезживший в ночи бледно-оранжевый свет. Он приближался удивительно быстро, становился все крупнее, все ярче… И было в нем что-то непривычное, странное. Игорь не сразу сообразил, в чем суть. И только спустя секунду подумал: самосвал идет с одной фарой! Да нет, – спохватился он тут же, – это вовсе и не самосвал…
– Мотоцикл, – выдохнул у него над ухом Соков, – откуда он здесь, на болотах? Вот чудеса-то! Это не к добру… Не зря мое сердце чуяло…
– Разбегаемся, – крикнул Николай, – а ну, по машинам! Быстро!
– Да теперь уже поздно, – усмехнулся Игорь, – нас все равно уже, наверное, засекли… Лучше остаться на месте. Притворимся, что у меня, к примеру, кончился бензин, и Козел меня выручил. Великое братство шоферов – это тема известная. Придраться тут не к чему.
* * *
А спустя еще пять минут мотоцикл, оглушительно грохоча, подлетел к скрещению дорог.
Здесь комендант затормозил. Слез с седла. Поправил кобуру. И вразвалочку, разминаясь, пошагал к машинам.
Само по себе то обстоятельство, что два самосвала почему-то застряли на полпути, особенного удивления у него не вызвало. Мало ли, какая поломка может случиться в дороге! Но его слегка озадачило расположение самосвалов. Они стояли как-то нелепо, криво, вполоборота… Словно бы одна из машин только что свернула со стороны на «алмазную трассу», а другая – должна была уйти с этой трассы на сторону.
Возле машин маячили какие-то люди… И, приблизившись к ним, Керимов резко спросил:
– Что здесь происходит?
– Да пустяки, – быстро, скороговорочкой, произнес один из парней – плечистый, плотный, в кудрявой бородке. – У товарища бензин кончился, ну я ему помог, выручил, значит… Шоферская солидарность – сами понимаете!
– А почему же вы так машины поставили?
– То есть как? – удивился шофер.
– Да так – как-то странно… Сам, что ли, не видишь?
– А это, понимаете ли, для обшего удобства, – сейчас же сказал, придвигаясь, другой шофер – невысокий, с узким. нервным лицом. – Это мы специально… Чтобы другим машинам проезд не загораживать.
– Ага, – проговорил Керимов. – Н-ну что ж… Объяснения шоферов его успокоили. – В самом деле, – подумал он, – все логично, все просто. Что это мне в голову взбрело? На трассе, судя по всему, порядок.
И только он так подумал, – за спиной его возникло какое-то движение… Он хотел было обернуться. Но не успел. И дрогнул, и как бы надломился от страшного удара, нанесенного сзади в голову.
Били, очевидно, чем-то железным, – может быть, ломиком? Не спасла даже пушистая меховая шапка. Он упал на рыхлый ноздреватый снег. Последний раз вдохнул запах весны. И последнее, что уловил его гаснущий взор, было склонившееся над ним лицо человека с безобразной, раздвоенной, заячьей губою.
7. Придорожный валун. Цена крови. Тень, крадущаяся во мгле.
– Ну все, успокоился! – сказал Заячья Губа. – Отгулялся, татарская морда…
Он стоял, пригнувшись, упираясь о колено левой рукой, а в правой держа тяжелый длинный гаечный ключ, какими обычно пользуются шоферы больших грузовиков.
– Да-а, хорошо ты его приласкал, – хихикнул Соков, – крепенько.
– А зачем? – спросил, кривя губу, Игорь. – Зачем ты это сделал-то? К чему вообще разводить лишнюю сырость, ненужную мокроту?[8]
– А ты что же, – поднял голову Николай, – хотел бы, чтобы он нас всех засек, повязал?
– Да он, по-моему, ничего и не заподозрил, – пожал плечами Игорь. – Я ведь видел: он собирался уже отваливать…
– Все равно, – упрямо сказал Николай, – он подметил, что машины стоят как-то необычно. И потом бы доложил капитану… Ну, а тот опытный, гад, бывалый. Знающий, что к чему.
– Но мог бы и не доложить…
– Ладно, – перебил Игоря Федор Соков, – что сделано, то сделано. Теперь вопрос: как дальше быть?
И он пнул носком сапога лежащее тело.
– Надо ж его куда-то спрятать?
– Наоборот, – сказал Николай, – пусть остается. Вы понимаете, ребята: ночка темная, а света здесь нет! Значит, комендант свободно мог попасть в аварию – налететь на что-нибудь…
Он медленно осмотрелся. И радостно улыбнулся вдруг, увидев сбоку от дороги – на твердой почве – крупный гладкий гранитный валун.
Таких валунов в округе имелось немало. Их в незапамятные времена натащили сюда ледники – отшлифовали, отработали. И бросили, отступая. С тех пор эти камни (некоторые из них – по 5-8 метров в диаметре) остались, засеяв сибирскую равнину и навсегда поразив воображение туземцев. Среди якутов, например, и других полярных племен, издавна существовал священный Культ Камней. Северяне верили в особую тайную жизнь валунов… И возле самых крупных и диковинных ледниковых камней они устраивали жертвоприношения, творили ритуальные мистические действия. К числу таких «священных» объектов когда-то, еще до прихода строителей прииска, как раз и принадлежал тот самый валун, на который обратил внимание Заячья Губа. Гранитная эта глыбища имела весьма причудливую форму; чем-то она напоминала сидящую нахохлившуюся птицу. Не требовалось большой фантазии для того, чтобы угадать там очертания головы, вобранной в плечи, и массивного, конусообразного, чуть наклоненного клюва.