Такой контроль, по правилам, должен был бы осуществлять комендант… Но его ведь нету. А новый – еще не прибыл. Пока что на прииске единственная власть – это я. И терять даром время я не имею права. Действовать надлежит – без промедления…»

Он залпом допил стакан. Выбил пепел из трубки. Поднялся и потянулся с хрустом. И потом устало, медленно, пошел в спальню.

И уже улегшись, прислонившись к теплому, мягкому боку жены, он подумал сонно:

«На шахту надо сходить завтра 'же. Хотя, нет. Завтра вряд ли получится. Много всяких дел… Но послезавтра – это уж точно.»

Капитан задремал с мыслью о старой шахте, о людях, таящихся там… И спал потом крепко. Но на самой-то этой шахте людям было в ту ночь не до сна!

Расставшись с Игорем, который должен был срочно пригнать машину в поселок, Николай и Иван хлопотали еще долго – вплоть до рассвета. На них как-то сразу свалилось множество дел. И самой неотложной и трудной задачей была очистка шахтной территории… Требовалось как можно быстрее уничтожить все видимые следы работ. А за два истекших месяца таких следов накопилось немало.

Когда над болотами растеклась далекая бледная заря, они присели, наконец, отдохнуть. И Иван сказал:

– Ну, так… Кажись, все. Теперь – вот это. – Он потряс лопатой. – Это куда? У нас же ведь уйма всего, – лопаты, ломы, разные сита… Их, значит, – в шахту?

– Нет, я передумал, – лениво проговорил Николай, – спрячем здесь где-нибудь… Утопим в болоте – и все дела!

– Может, и камешки тоже где-нибудь здесь зарыть, – предложил Иван. – Я хочу сказать: наверху…

– Камешки – статья особая! В шахте будет надежней.

– Надежней? – с сомнением повторил Иван. – Хм… Не думаю. Ты же сам видел: в штреках полно воды, рудничные стойки шатаются… Ну, инструменты пропадут – не жалко! Их все равно бросать. А вот если что с алмазами случится…

– Да что может случиться-то? – развел руками Николай. – Эта шахта без нас сколько лет стояла – и ничего. Не обрушилась. И еще продержится… Она пробита не в мерзлоте, не на болотной почве, а в пластах гранита.

– Знаю, – кивнул Иван, – Ну, еще бы! Ты должен знать это все лучше меня. Не новичок все-таки…

– Вот потому и говорю: старые шахты всегда опасны. А в эту даже и заглянуть-то страшно.

– Так для нас – чем хуже, тем лучше! Никто, стало быть, не захочет там долго шарить.

Николай утер ладонью слюнявую заячью свою губу. И добавил, помедлив:

– Но пойми, чуть только мусора обнаружат в шахте роккер, джигу и другие вещи – они сразу догадаются, что у нас там какой-то тайник… И уж тогда-то все перевернут вверх дном.

– Ты считаешь, что они такие догадливые? – вяло пробормотал Иван.

– За всех не скажу… Но есть у них капитан Самсонов. Вот он – настоящая бестия! На три метра сквозь землю видит.

– Ты с ним знаком?

– Немного… Когда я промышлял здесь мехами, он меня пару раз прихватывал.

– И что же?

– Штрафовал, грозил посадить… В общем, любви между нами не было. Не получилась как-то любовь.

– У него какая же должность?

– В том-то и дело, что – главная… Вся здешняя милиция у него в подчинении.

– Тогда тебе нельзя попадаться ему на глаза!

– Но и уходить отсюда тоже ведь нельзя! Ты – как хочешь, а я лично камешки без присмотра не оставлю.

– Камешки! – Иван дернул плечом. – Если уж подопрет – выбирать не приходится… Своя голова дороже.

– Так ведь, чудак, – тихо, проникновенно, сказал Заячья Губа, – без этих камешков мне все равно – хана. Так или иначе, а отвечать-то придется головой… Я же объяснял тебе с кем мы связаны. «Серые» шутить не любят.

– Да-а-а, – протяжно вздохнул Иван, – это ясно. Это я понимаю. И милиция, конечно, не страшнее «Серых». Скорее, наоборот.

– Вот именно, – сказал Николай. – Да и что милиция может нам предъявить? Мы же тут никому не мешаем. И бумаги у нас чистенькие…

– Та справочка, какую ты мне дал, – она, разумеется, липовая?

– А как же ты думал! Но эта липа – первоклассная. Выглядит в сто раз лучше настоящей.

– Ну, а если Самсонов здесь появится? Ты же сам говоришь: его обмануть нелегко…

– Да, трудновато… Но по поводу справочки ты не волнуйся! Сейчас ты такой же, как и я, охотник-промысловик.

И работаешь по договору с конторой «Заготпушнина».

– Между прочим, отстрел дичи в мае запрещен.

– Да ведь мы и не стреляем. Упаси Бог!

– А что же мы, кстати, здесь делаем? – если спросят…

– Просто, живем временно, почему бы и нет? Шахта же брошенная. Просто, живем, ждем открытия охотничьего сезона. И все дела!

Они отдохнули, поднялись и сразу заторопились. Дел оставалось еще немало – а время летело неудержимо, восток становился все светлей.

Край неба пожелтел. Потом он окрасился в багряный цвет. И тайга, казавшаяся раньше черной, густой, как бы вдруг поредела. Отчетливо проступили из мглы дальние лиственничные стволы. Сейчас они казались плоскими – словно бы их вырезали из картона и наклеили на красное полотнище зари.

– Восьмой час, – сказал Заячья Губа, – ишь, как рано уже светает.

– Да, рано, – с натугой проговорил Иван.

– Скоро солнце совсем перестанет заходить!

– Да, скоро…

Иван брел по болоту и нес на спине громоздкий промывочный станок роккер. И было ему в этот момент не до болтовни.

А Николай, наоборот, как-то странно оживился. Он шагал, чуть поотстав (и гоже тащил тяжелый груз), и говорил, говорил, сыпал словами.

– Откуда они вообще-то берутся, эти болота? Ведь ты подумай: почти весь Север – такой! И мне вот что непонятно. Здесь же почва скована вечной мерзлотой… Вечной! Солнце ее, стало быть, не берет. Так как же получается, а? Ты, Иван, встречался с учеными, может, слышал что-нибудь?

– Это все – из-за летних дождей, – нехотя, не оборачиваясь, ответил Иван. – Вода же теплее льда… Ну, и в низких местах она порою застаивается надолго. И тогда образуются особые полярные озера. Они называются «термокарстовые». На их дне мерзлота разрушается – лед протаивает там на большую глубину…

– А потом?

– А потом озера затягивает мох. И вот так они и рождаются – болота!

– Ну, ты у меня прямо профессор! – восхитился Заячья Губа. – Все знаешь, собака! Но постой… Зима же здесь долгая, свирепая; вода обязательно должна промерзнуть до самого донышка!

– Это вовсе не обязательно. Все зависит от глубины… В болотах иногда встречаются такие ямы – провалы – где влага держится всю зиму. Представляешь? Сверху снег, корка льда, а внизу – гиблая трясина…

– Ну, а тут, как ты думаешь? – такие провалы имеются?

– Наверняка! И ходить теперь надо с оглядкой. Снег-то уже сошел…

Иван не успел договорить. Внезапно он пошатнулся и охнул растерянно. Зыбкий, мягкий, мокрый мох расступился под ним. Обнажилась трясина – и Иван погрузился в нее по пояс.

Тяжелый роккер медленно сполз с его плеч. Рухнул в грязь. И с липким чмокающим звуком ушел на дно…

– Видишь, старик! Вот мы и напоролись на западню! Иван сказал это и обернулся с улыбкой. И вздрогнул, увидев чужие, ледяные, жестокие глаза Николая.

Заячья Губа смотрел на Ивана и думал о том, что все, как будто бы, складывается удачно. Судьба уже второй раз избавляет его от сообщников. И, таким образом, увеличивает личную его долю в добыче!

Причем происходит это случайно, неожиданно, – без малейших усилий с его стороны… И значит, он перед своею совестью чист.

Хотя, конечно, абсолютно чистым он быть не мог, ибо мысль об устранении сообщников возникала у него уже давно и неоднократно…

И в связи с Иваном эта мысль возникла как-то непроизвольно, в тот самый момент, когда они спустились с откоса и побрели по кочкам, по шаткому моховому ковру… Николаю вдруг подумалось, что под этим слоем, – там, где шагает сейчас Иван, – может таиться гиблая трясина… И разговор о болотах он завел не случайно!