Я наткнулся на отброшенную мной книгу, автор которой отрицал возможность помощи Бога в подготовке к экзаменам. Невольно рассмеявшись, я подумал:

– Хотел бы я видеть лицо этого парня, когда я сказал бы ему, что божественная медитация среди трупов обеспечивает короткий путь к получению школьного диплома!

Обретя статус выпускника, я теперь открыто планировал покинуть дом. Вместе со своим юным другом Джитендрой Мазумдаром[63] я решил вступить в обитель Махамандала в Бенаресе и принять ее духовную дисциплину.

Однажды утром меня охватило отчаяние при мысли о разлуке с моей семьей. После смерти Матери я начал испытывать особенно нежную привязанность к двум младшим братьям, Сананде и Бишну. Я поспешил в свое убежище, на маленький чердак, который был свидетелем стольких сцен в моей бурной садхане[64]. Прорыдав два часа подряд, я почувствовал себя необыкновенно преображенным, словно очищенным каким-то алхимическим средством. Все привязанности[65] исчезли, решимость искать Бога как Друга друзей укрепилась во мне, как гранит. Я быстро закончил свои приготовления к путешествию.

– У меня к тебе последняя просьба, – Отец огорчился, когда я пришел к нему за напутственным благословением. – Не покидай меня и своих скорбящих братьев и сестер.

– Почтенный Отец, я не могу выразить словами свою любовь к тебе! Но еще сильнее моя любовь к Небесному Отцу, который даровал мне такого идеального земного Отца. Отпусти меня, чтобы я когда-нибудь вернулся с более глубоким пониманием Бога.

С неохотного согласия родителя я отправился вслед за Джитендрой, который уже находился в Бенаресской обители. Там меня сердечно встретил молодой глава обители, Свами Дьянанда. Высокий и худой, задумчивого вида, он произвел на меня благоприятное впечатление. На его открытом лице отражалось спокойствие Будды.

Я с радостью обнаружил в своем новом доме чердак, где мне удавалось проводить рассветные и утренние часы. Члены ашрама, мало знавшие о медитативных практиках, считали, что мне следует посвящать все свое время организационным обязанностям. Они хвалили меня за работу, которую я днем выполнял в их офисе.

– Не пытайся застать Бога так рано! – такой насмешкой проводил меня соратник по обители, когда я на рассвете поднимался на чердак. Я отправился к Дьянанде, который трудился в своем маленьком рабочем кабинете с видом на Ганг.

– Свамиджи[66], я не понимаю, что от меня здесь требуется. Я ищу прямого постижения Бога. Без Него меня не удовлетворит ни пребывание в обители, ни вероучение, ни совершение добрых дел.

Облаченный в оранжевое одеяние священнослужитель ласково похлопал меня по плечу. Изобразив притворный упрек, он предупредил стоявших рядом учеников: «Не мешайте Мукунде. Он научится нашим обычаям».

Я вежливо скрыл сомнение. Ученики вышли из комнаты, не слишком напуганные полученным выговором. Дьянанда пожелал добавить мне кое-что еще.

– Мукунда, я знаю, что твой Отец регулярно посылает тебе деньги. Пожалуйста, верни их ему, здесь ты ни в чем не нуждаешься. Второе предписание для твоей дисциплины касается еды. Даже если чувствуешь голод, не говори об этом.

Даже если чувствуешь голод, не говори об этом.

Светились ли мои глаза голодным блеском, я не знал. Но то, что я голоден, было мне прекрасно известно. Первую трапезу в обители подавали всегда строго в двенадцать часов дня. У себя дома я привык обильно завтракать в девять часов утра.

С каждым днем мне становилось все труднее выносить эту разницу в три часа. Безвозвратно миновали годы моего детства в Калькутте, когда я мог отчитать повара за десятиминутную задержку в подаче завтрака. Теперь я пытался контролировать свой аппетит. Как-то раз я решил сутки поститься. С удвоенным рвением я ждал следующего полудня.

– Поезд Дьянандаджи опаздывает, но мы дождемся свами и вместе с ним приступим к трапезе, – Джитендра принес мне эту ужасную новость. В знак приветствия свами, который отсутствовал две недели, было приготовлено множество деликатесов. Воздух наполнялся аппетитными ароматами. Чем мне еще оставалось подпитывать себя, кроме гордости за вчерашнее решение выдержать пост?

– Господи, поторопи поезд! – я решил, что вряд ли нарушу предписание Дьянанды, посетовав на голод Небесному Кормильцу. Однако Божественное Внимание было сосредоточено где-то в другом месте. Минутная стрелка едва ползла, отсчитывая время. Уже вечерело, когда глава обители вошел в дверь. Я приветствовал его с неподдельной радостью.

– Дьянандаджи примет ванну и помедитирует, прежде чем мы приступим к трапезе, – подобно зловещему вестнику-птице, вновь обратился ко мне Джитендра.

Я был на грани обморока. Мой юный желудок, непривычный к лишениям, протестовал с грызущей силой. Перед моими глазами пронеслись картины мертвых жертв голода.

«Следующая смерть от голода в Бенаресе случится прямо в этой обители», – подумал я. Неминуемая гибель была предотвращена в девять часов вечера. Божественный зов! В моей памяти эта трапеза осталась как один из самых прекрасно проведенных часов в жизни.

Жадно набросившись на еду, я все же заметил, что Дьянанда ел рассеянно. Очевидно, он был чужд моих низменных удовольствий.

– Свамиджи, разве вы не проголодались в пути? – наевшийся до отвала, я остался наедине с главой обители в его кабинете.

– О да! Последние четыре дня я провел без еды и питья. Я никогда не ем в поездах, наполненных разнородными вибрациями мирских людей. Я строго соблюдаю правила шастр[67] для монахов моего конкретного ордена. Меня беспокоят определенные проблемы в нашей организационной работе. Вернувшись сегодня, я пренебрег ужином. К чему спешить? Завтра я позабочусь о том, чтобы плотно поесть, – и он весело рассмеялся.

Никогда не признавай, что силы жить тебе дает пища, а не Бог!

Стыд охватил меня, как удушье. Но прошедший в мучениях день нелегко было забыть, и я отважился еще на один комментарий.

– Свамиджи, я озадачен. Предположим, следуя вашим наставлениям, я не стану просить еды, и никто мне ее не даст. Тогда я умру с голоду.

– Тогда умри! – резко произнес свами эти напугавшие меня слова. – Умри, если ты должен, Мукунда! Никогда не признавай, что силы жить тебе дает пища, а не Бог! Тот, кто создал все виды пищи, Тот, кто даровал аппетит, непременно позаботится о том, чтобы Его преданный последователь был сыт! Не стоит думать, что это рис поддерживает в тебе жизнь или что ты живешь благодаря деньгам или людям! Смогут ли они помочь, если Господь лишит тебя жизни? Они всего лишь Его посредники. Разве благодаря какому-то развитому тобой умению пища переваривается в желудке? Используй меч критического мышления, Мукунда! Разруби цепи посредничества и осознай Единственную Причину!

Я почувствовал, как язвительные слова свами тронули меня до глубины души и развеяли вековое заблуждение в том, что тело преобладает над духом. Там и тогда я ощутил самодостаточность Духа. Сколько раз впоследствии, посещая во время бесконечных путешествий множество незнакомых городов, я получал возможность доказать полезность этого урока, усвоенного в обители Бенареса!

Тот, кто создал все виды пищи, Тот, кто даровал аппетит, непременно позаботится о том, чтобы Его преданный последователь был сыт!

Единственным сокровищем, которое я увез с собой из Калькутты, был серебряный амулет садху, завещанный мне Матерью. Я хранил его многие годы и теперь тщательно спрятал в своей комнате в ашраме. Желая вновь вспомнить радость от обладания магическим талисманом, однажды утром я открыл запертую шкатулку. Замок никто не взламывал, но – увы! – амулет исчез.