Несколько месяцев прошло прежде, чем он смог совершить путешествие к городу. Нашедшая путь Сандра уверяла, что дорога займёт два дня, но Акил, нагруженный несколькими мешками зерна, потратил четыре. И лишь для того, чтобы прийти в ужас от того, сколь дёшево оценили его труд. Возвращаться с таким грузом обратно было бы слишком сложно, да и не мог он потратить целых восемь дней впустую, в итоге согласившись на грабительские, по его мнению, сделки. Впрочем, он не стал выменивать несколько небольших жемчужин, которые оставил для более важного случая и менее бессовестных предложений.
Вернувшись домой с солью и тканью, Акил обнаружил пополнение в виде петуха.
– Нафла, – совершенно неуклюже соврала Сандра.
– Украла, – поправил брат.
– Нафла… – поиграв глазами, ухмыльнулась девочка.
Лишь после долгой паузы Акил понял, что она пошутила. Впервые после травмы. Осознание этого снова заставило простить сестру, которую всё же пришлось как следует отругать. И, конечно, Сандра все равно ничего не поняла, решив, что, если и не права, то лишь в том, что сделала это без разрешения.
Убедившись, что оставшиеся инструменты прослужат ещё пару лет, он решил не менять имеющийся урожай сейчас, а засеять и собрать следующий, чтобы понять сколько сможет вырастить за год и сколько им необходимо на сезон. Месяцы тяжёлого труда продолжались, но, имея хороший запас зерна, мальчик хотя бы не жил в постоянном страхе голодной смерти в случае, если, например, подвернёт ногу и не сможет работать хотя бы дней двадцать.
Вскоре во дворе забегали цыплята, обещавшие новых кур и, возможно, почти ежедневный завтрак из яиц. Хотя, конечно, по лицу Сандры, понявшей, что заботиться о птицах предстоит ей, и забегало стойкое желание передушить всю живность и отправить в суп. Но даже с новыми обязанностями она находила время для своих тренировок, продолжая укреплять мышцы, вызывавшие инстинктивное восхищение изяществом форм.
Однако, юноша всё же находил это скорее проблемой, нежели чем-то хорошим: хотя девочка и становилась крайне ловкой и гибкой – она была маленькой. Даже голодавший 14-летний Акил был, наверное, вдвое тяжелее неё и без труда мог бы швырнуть одной рукой. При этом, имея столь агрессивные наклонности, Сандра вряд ли понимала бесперспективность своих тренировок, хотя и ответила подобием шутки на попытку их обсуждения.
Впрочем, она пообещала не нападать на людей, приходящих за зерном, и спустя год сдержала слово. Акил кое-как привыкал к тяжести работ, урожая хватало, цыплята росли, хозяйство крепло. Жизнь налаживалась, хотя и слилась в до жути однородную серую массу, наполненную бесконечной усталостью.
В последующих двух годах рутины самым счастливым стал день, когда сестра пришла в окровавленных портках, как бы пошло это не звучало. Но в момент, когда непонимающая причин кровотечения девочка потеряла самообладание, на её лице были испуг и слабость. Детские. Искренние. Живые и настоящие. Как у Сандры, которую он помнил.
Акил, насколько сам понимал, объяснил причину и утешил девочку, напуганную достаточно, чтобы принять заботу и сострадание. Сестра, жалобно хныча, сжалась в клубок под одеялом брата, которого не прекращала обнимать и просить о помощи. Хотя, едва успокоившись, она выдала все возможные комбинации известных ей плохих слов по поводу подобного.
– Мефофть! Мефофть! Ни хофу! Дувафкое тело! Фу! – повторяла она каждый месяц, приходя в ярость ещё и оттого, что требовалось больше стирать.
Это были редкие моменты, когда её немногословие исчезало, позволяя наслаждаться забавным говором. Кроме того, появлявшаяся в эти дни слабость заставляла девочку принимать заботу, на которую не скупился любящий брат. И каждый раз, когда обиженная на саму природу Сандра, грустно сопя, прижималась в поисках утешения, юноша чувствовал зачем работает и ни о чём не жалел, понимая, что без любимой сестры давно потерял бы рассудок от столь непомерного труда.
Со временем Акил начал потихоньку отправлять девочку исследовать округу в надежде, что в какой-нибудь деревне найдутся лишние люди, которых можно было бы пригласить. Готовых пустых хижин и ещё не одичавшего свободного поля наверняка было достаточно, чтобы заинтересовать желающих. Получив из дальних поселений согласие на обсуждение подобного, юноша решил отправиться в путь по окрестностями с предложениями после сбора урожая. Жизнь наладилась.
Они пришли снова. Не те люди, что забирали зерно. Нет, эти носили другую одежду и пришли не в дни после сбора урожая. К тому же пришли вечером.
Одинокий ишак тащил скрипучую телегу, вокруг которой шли злобно озиравшиеся мужчины с копьями. Лишь однажды увидев, на что способно это оружие, Акил, скованный страхом, застыл вместо того, чтобы побежать.
Хотя, возможно, это и не было бы лучшим решением. Пятеро явно потрёпанных воинов двигались весьма опасливо, словно ожидая засады, и вполне могли бы решить, что бегущий отправился за помощью. В то время как завидев одинокого юношу, заранее ставшего на колени, они лишь заухмылялись и, изучив остальные дома, вступили в разговор.
– Где остальные? – коротко и с угрозой спросил светлоглазый бородач с несколькими шрамами на лице.
– Мертвы. Только я и сестра, – также коротко, боясь вызвать недовольство, промямлил юноша и, поняв, что сейчас ляпнул, уточнил: – Маленькая сестра. Ещё девочка.
Воины усмехнулись, обменявшись парой шуток, но похоже не заинтересовались Сандрой.
– Деньги? – спросил из-за спины совсем юный мужчина с короткой чёрной стрижкой и почти жёлтыми глазами, опустив руку на кнут, висевший на поясе.
Акил не то, что никогда не видел денег, а даже смутно представлял, что это такое, а потому лишь растерянно покачал головой.
– Ну ты ещё про золотых идолов бы спросил у этого оборванца! – вложив усмешку и упрёк в слова, резко бросил мужчина в дорогих сапогах, похоже главарь, и обратился уже к Акилу: – Неси жрать.
Юноша не посмел даже помыслить о том, чтобы преуменьшить содержимое закромов, как делал, отдавая долю урожая. Все запасённые в погребе яйца, лук и доверху забитые миски с кашей тут же оказались на столе.
– Кур жарь, – даже не отвлекаясь от пищи, бросил парень с кнутом.
Акил повиновался. Плакал, убивая столь ценных птиц, лишь одну из которых обещал сестре на именины, но повиновался. Когда воины не удовольствовались пятью курицами, вознамерившись съесть всех, юноша упал на колени, умоляя о пощаде. Но им было плевать выживет мальчишка или нет, а потому, следом за птицами, Акил лишился топора и лопаты, уже не сдержав слёз, которые вызвали смех у парня с кнутом.
За отчаянием и унижениями, юноша совсем забыл, что сестра должна была вот-вот вернуться. Инстинкты впервые подвели Сандру, которая знала, что брат хочет пригласить новых жителей, а потому не затаилась, увидев во дворе незнакомую повозку. Девочка вошла в дом, мгновенно сориентировалась, увидев вооружённых людей и страх в глазах брата, и выпрыгнула прочь, бросившись наутёк.
Акил вскочил даже раньше воинов и бросился следом. В разуме уже пронеслись картины, как бросок копья обрывает жизнь любимой сестры. Почему-то он наивно считал, что это вероятнее, нежели что пришедшие зарежут их после ужина.
– Стой! Сандра! Стой! – закричал он за мгновение перед щелчком кнута.
Удар был явно не сильным и даже не разорвал плоть, но все равно прибил к земле. Девочка обернулась. В глазах снова стоял прагматичный холод и иногда виденная бешеная ненависть, которая каждый раз возвращала юношу в день трагедии, снова наполняя сомнениями.
– Нельзя бежать! Стой! Не надо, – пытался он образумить сестру.
К этому моменту остальные мужчины также выбежали на улицу, подтвердив подозрения Акила, так как держали копья готовыми для броска.
– Поверь мне! – сквозь боль и слёзы взмолился юноша, понимая, что, в случае его смерти, сестра все равно умрёт от голода.
Главарь явно оценил подобную покладистость и удержал парня с кнутом от второго удара. Увидев это, Сандра зажмурилась и, после вскрика боли, посмотрела на брата со смесью злости, обиды и заботы. Со сжатыми зубами и опущенными глазами она медленно приблизилась к воинам и даже задрала платье, подчинившись требованию, которое Акил вынужден был долго объяснять. Убедившись, что девочка не представляет для него интереса, главарь собрался вернуться к трапезе и подготовить ночлег.
